Последние два месяца мне значительно усложнили конвоирование по изолятору, усилив инспектора еще и оперативником. С учетом хронической нехватки персонала, теперь я часами ожидаю элементарных передвижений: на прогулку, в душ, в медчасть, к адвокату, на телефонный звонок.
Мне не привыкать. Два года в «Матросской тишине» меня круглосуточно охраняли 2 спецназовца помимо обычных тюремщиков. Причина кроется в куче моих исковых заявлений в суд по нарушению прав осужденных и жалоб в надзорные органы.
В таких случаях руководство обычно подбирает «торпеду» — «тупого, но храброго» уничтожителя жалобщика — упертого заключенного.
Зачастую находятся добровольцы на получение звездочек на погоны досрочно и денежных премий.
Роль «торпеды» охотно взял на себя юный карьерист — оперативник Никита Меркулов.
После прибытия в конце августа из каширской тюрьмы я за четыре дня написал около 20 обращения на беспредел тюремщиков. В День знаний меня вызвали в оперативный отдел на воспитательную беседу. За большим столом в прокуренной комнате сидело несколько офицеров, а перед ними лежали бесцеремонно вскрытые конверты с жалобами, написанными мною три дня назад.
— Зачем вы Бастрыкина беспокоите мелочами? Мы сами можем зарегистрировать это сообщение об избиении в Кашире, — с места в карьер начал оперативник Меркулов.
— Во-первых, конверты с жалобами запрещено вскрывать. Во-вторых, прошло уже 3 дня, а срок отправки — в течение суток. Рекомендую хорошенько их заклеить и отправить.
Напряженный диалог наблюдал рассудительный начальник оперов Денис Анишин — уроженец поморского городка Холмогоры. Видя мое возмущение, земляк Ломоносова сразу пресек инициативу подчиненного и принес извинения за самодеятельность Меркулова.
— Зачем вы подсунули курящих соседей: Солдатова и Ефимова, ведь по закону обязаны содержать раздельно?!
— Где мы вам проверенных, да еще и некурящих найдем? — саркастично ответил Никита Меркулов.
Через месяц Дениса Анишина забрали на работу в УФСИН, а юный опер начал просто ликвидировать мои конверты с жалобами.
— Как вы докажете, что отдавали их на утренних проверках? — с хитроватым прищуром задал вопрос опер после моих возмущений.
— Очень просто! Теперь я буду демонстрировать конверты на видеорегистратор и дублировать произнесением вслух адреса и даты.
Изобретательность сработала! После утилизации в мусор 34-х моих обращений спецотдел опять начал приносить регистрационные номера, подтверждающие отправку. Потерпев фиаско с конвертами, Никита Меркулов организовал «уничтожение» самых дорогих продуктов из посылок и длительную задержку выдачи оставшегося.
Я написал три исковых заявления в суд и отправил со сторонниками кучу жалоб, что привело в чувство отдел передач.
Пинг-понг с опером продолжился…
17 сентября в нашей камере Меркулов брал по целой пачке сигарет якобы для неких женщин у подопечных сокамерников на моих глазах. Осужденный в первой инстанции за особо крупное мошенничество на 6 лет Сергей Солдатов (кличка «Солдат») и признавший вину по народной ст. 228.5 УК (наркоторговля в особо крупных размерах предусматривает срок от 15 лет до ПЖ) Илья Ефимов из Обнинска счастливо поглядывали на своего куратора.
В Калужском «централе» почему-то не принято писать заявления по насущным бытовым проблемам.
— Что твой оперативник об этом сказал? Почему сам не подошел? — обычно спрашивает администрация.
Поэтому вальяжное позволение одарить сигаретами рассматривалось как величайшая милость юного вершителя судеб.
Через полчаса на личной беседе со мной в кабинете Никита Меркулов распечатал одну из пачек и, закуривая, доверительно поделился:
— Мне жена не разрешает дома курить, я только в СИЗО могу расслабиться. Вообще-то я в Калужское УФСБ хочу устроиться работать, в отдел по контролю за оборотом наркотиков. Почти все согласования прошел. У меня тут дружеское общение со всеми влиятельными барыгами — владельцами лабораторий. Они меня в мельчайшие нюансы посвятили: как заработать состояние и не спалиться! — продолжил свой откровенный монолог опер.
Видимо, одурманенный первой затяжкой за день, Никита решил окончательно поразить меня перспективой карьерного взлета и сказочным обогащением.
— Можете не попасть в ФСБ из-за ваших выкрутасов, — холодно опустил я его на грешную землю.
— Ах так?! Тогда уведомляю, что ваши сокамерники дали показания, что Шестун ругает Путина за мобилизацию, — попытался испугать меня мигом протрезвевший Меркулов, выложив главный козырь.
— Ха, ха! Да я публично критикую президента за развал экономики, за разгул коррупции, за безумное кровопролитие в Украине.
У нас в камере и правда проходили горячие споры, доходившие чуть ли не до мордобоя. Путинские фанаты требовали не трогать их кумира, а я в ответ запрещал шумно радоваться смертям украинцев, напоминая соседям о своих предках с Запорожья и неприемлемости братоубийства как такового. Телеведущая Скабеева особенно вдохновляла бородатого русофила Солдата. После обсуждения ее кровавых лозунгов зачастую и начиналась перепалка.
Следом за нашей короткой встречей оперативник продержал более двух часов Сергея Солдатова в кабинете.
24 октября неугомонный Меркулов уже более 4-х часов допрашивал сокамерника Илью Ефимова. По тюремным правилам арестант обязан рассказать о показаниях оперу, но я буквально клещами вытягивал содержание беседы.
— О чем говорили?
— Да так, ни о чем.
— Почему так долго? Обо мне спрашивал что-то? — Ну да…
— О чем конкретно?
— Ну, пишешь ли ты жалобы…
— Еще о чем?
— Да вроде больше ни о чем.
— О побеге спрашивал? — задал я излюбленный вопрос оперов мутному соседу.
— Ну спрашивал…
— А ты?
— Я ничего особенного не сказал…
Через неделю окрыленный поддержкой куратора Ефимов и вовсе поднял бунт на корабле. Я возмущался беззубостью местных заключенных: «Всем запрещают свидания с детьми уже 4 месяца! Почему никто не обжаловал, как я, это безумное решение хозяина? Почему арестанты Калужского «централа» не устроили массовый протест против ментовского беспредела?!»
— Ты не можешь давать оценку другим заключенным! — вдруг взбрыкнул тихоня Ефимов, блеснув явно не своей фразой.
— Конечно могу! Еще и обосную! Я-то отстоял права всех арестантов! (с детьми после моих разборок всем свидания разрешили в СИЗО, а я все равно потерял имеющееся разрешение суда, использовав его только с женой, дети ждали в машине). Вот почему ты — отец двух маленьких детей без матери, а молчишь в тряпочку? Думаешь, легко им со смертельно больной бабушкой? Ты же плакался мне, что есть разрешение следователя, но не можешь утешить своих малышей.
— Мне просто надо УДО, поэтому не хочу ругаться.
— Да, да, еще добавь про стукачество свое, по этой же причине. Гарантии Меркулова тебе ноль! Этот опер и себя защитить не сможет. Теперь ты, Илья, обоснуй свой выпад!
— Я не хочу больше разговаривать!
Через несколько дней я упрекнул Меркулова при встрече в коридоре провоцированием Илья Ефимова.
— Это моя работа! — самодовольно возразил оперативник.
— Хорошо, у меня есть навыки борьбы с оборотнями в погонах! — честно предупредил я.
В итоге докладная оперативника Меркулова об усилении мер безопасности к Шестуну была согласована начальством. 7 ноября меня не смогли доставить к адвокату. Подождав 4 часа, защитник возмутился, а дежурная инспекторша устало прогнусавила: «У Шестуна теперь спецконвой, а все оперативники на совещании!»
Уже утром я отправил два сообщения о преступлении начальнику СУСК РФ Игорю Литвинову и начальнику УФСБ Сергею Ядыкину. Обе калужские силовые структуры переправили мои заявления в Управление собственной безопасности УФСИН, а 13 декабря заместитель начальника УСБ Сергей Трошин опросил меня в СИЗО. Он долго тер свой лоб и вежливо предложил «не добивать хорошего сотрудника Меркулова из-за какой-то мелочи».
— Может, я просто проведу воспитательную беседу? Они больше так не будут!
— Конечно, где же вы людей найдете!
Честно говоря, я ожидал прекращения беспредела, но все пошло по новому кругу, а, значит, моя миссия по борьбе с произволом тюремщиков продолжится.