Со слов родных одного из «приморских партизан» Максима Кириллова, ОМОН задержал его 5 июня 2011 года. Максим сказал, что его едут убивать. Он пытался спрятаться в небольшом погребе. Но приподнятый коврик предательски выдал укромное место, где он находился. Омоновцы обещали открыть огонь, если он не сдастся. Потом, прямо на месте задержания, ОМОН избил его. Никаких документов, дающих право ареста Максима, у ОМОНа не было. Но это не помешало им забрать его.

По его словам в милиции его продолжили истязать. Сестру Максима – Светлану Гаврилову – после обыска в квартире, когда время приближалось к двум часам ночи, привезли в отделение кировской милиции. Она ждала его под дверью кабинета, где, как ей казалось, взрываемые какой-то нечеловеческой ненавистью к Максиму, отвязанные до беспредела милиционеры уничтожали его, избивая и пытая.

Из кабинета, где находился Максим, не переставая доносились грохот, как будто от падающего тела, удары, которые милиционеры, видимо, наносили изо всей силы, и отдельные грубые фразы полицейских. Судя по всему, там происходило что-то страшное. Периодически в коридор выходил Олег Анатольевич Хан.

– Не обращая внимания на меня, – говорит Светлана Гаврилова, – он то заходил в кабинет, то снова появлялся в коридоре. В кабинет меня не впускали.

В один момент, когда открылась дверь, в кабинет зашел один из сотрудников полиции Валерий Лекарев. Он сказал, что Максим выражается нецензурной бранью, хотя, по словам Максима, ничего подобного не было.

Сестра, которая видела, в каком состоянии Максим находился в тот момент, утверждает, что он не мог выражаться нецензурно, потому что вообще вряд ли мог в тот момент как-то выражаться: он находился в таком ужасном состоянии, что даже не мог передвигаться. Сотрудникам милиции нужен был повод, чтобы задержать его. И они быстренько составили акт об административном нарушении – о том, что якобы Максим выражался нецензурной бранью, и подвергли его аресту на пятнадцать суток.

Только 11 июня Дальнереченским районным судом в отношении Максима Кириллова была избрана мера пресечения в виде заключения под стражу. Что происходило с ним с 5 по 11 июня, одному Богу известно.

– Его просто убивали в отделении милиции, – говорит мама Максима, Марина Кириллова. – А мы не знали, где он находится, почти до конца июня. Только потом, со слов других людей, нам стало известно, что Максима изувечили так, что он не мог ходить, и его волокли.

Кстати, в тот день, когда ОМОН пришел за Максимом, в доме его сестры проводили обыск, в нашем доме проводили обыск.

– Возле меня стоял конвой, – говорит сестра Максима Светлана Гаврилова, – похоже, для того, чтобы я не могла следить за сотрудниками полиции, которые проводили обыск. Я боялась, что мне подкинут что-то незаконное.

По поводу задержания, обыска и пыток родственники Максима Кириллова написали множество обращений во все инстанции – от местной прокуратуры до структур федерального значения. Но все обращения спустили разбираться на места. В итоге, никто не наказан.

По заявлениям «партизан», в частности, через прессу, СИЗО будоражила московская проверка во главе с представителем уполномоченного по правам человека РФ Лукиным. Проверку еще не провели, а представитель уполномоченного по правам человека на круглом столе, который был проведен в связи со многими жалобами на пытки, рапортовал, что пыток в отношении партизан не применяли.

Те, кто знал обстановку изнутри, в том числе «партизаны», говорили о том, как на время проверки устроили прессинг. Проверяющие опрашивали жалующихся на пытки в присутствии сотрудников ГУФСИН. При таком раскладе, как известно, после отбытия проверки, на жалобщиков обрушивались репрессии местного масштаба. Как же ваши телефоны доверия и защита заявителей о преступлении? Или сотрудники ОРЧ-4 и иных структур МВД под действием закона так же, как судьи и прокуроры, не попадают?