Экономический кризис затянулся, и во многих организациях сокращают рабочие места или увольняют неугодных сотрудников – это называется красивым словом «оптимизация». История, которую я сейчас расскажу, произошла в середине февраля в Чугуевском районе – здесь и в лучшие времена мало хороших рабочих мест, а теперь уволили с работы инвалида.

Ирина (имя изменено по этическим соображениям) – инвалид детства, у нее легкая форма ДЦП. Настолько легкая, что не помешала ей научиться ездить на велосипеде, окончить школу и институт, получить профессию.

Все знают, как в нашей стране относятся к инвалидам – даже если родители не жалеют сил, реабилитируя ребенка, другие люди непременно укажут ему на его место – которое, разумеется, не рядом с нормальными людьми. Взрослые люди с высшим образованием умудряются объяснять такое отношение «подготовкой ко взрослой жизни».

В школе инвалида нередко травят – даже в наше время студентам пединститутов не объясняют, что делать с травлей в классе, и атмосфера в классе почти полностью зависят от везения: если учитель – вожак, считающий, что травля недопустима, даже если «он такой», ее и не будет. Таких людей, увы, немного, и среди учителей тоже.

Ирина, пережив трудности детства в большем размере, чем обычно достается детям, всегда ревностно защищает свои границы – что не нравится людям, воспитанным в нашей культуре, где раздача бесплатных советов не считается хамством. Наверное, ее коллегам не очень нравилось, задав вопрос: «А почему ты не замужем?», получать в ответ: «Я не хочу об этом говорить». Разумеется, такой ответ помогал ненадолго, ситуация повторялась, приходилось отвечать жестко…

С особо яростными «советчицами», которые не годились Ирине в матери, чтобы к ним можно было относиться снисходительно, Ирина перестала разговаривать. Работу свою, однако, выполняла добросовестно, всю полку рабочего шкафа украшали ее почетные грамоты.

Так прошло десять лет, восемь из которых Ирине хотелось уволиться из-за тяжелых отношений в коллективе. И однажды ее дневник в Живом Журнале нашли ее коллеги. В дневнике она, не называя организацию, не выкладывая фотографий или еще каких-то личных данных, делилась наболевшим: как «достали» ее личные вопросы в рабочее время от тех, кто не должен их задавать. У Ирины богатый словарный запас и острый язык, читать такое было обидно. Коллеги узнали себя по описанию разговоров.

Через два дня начальница подошла к Ирине и сообщила, что та должна немедленно уволиться, иначе она устроит ей такую «веселую» жизнь, что Ирина не выдержит, уволится сама, но уже с инфарктом. Ирина прекрасно понимала, что то, что сослуживицы творили до этого, называется «абьюз», пусть они и не считали себя травителями; а уж если начальник (!) обещает травлю – ничего хорошего уже не будет.Ей давно хотелось поменять рабочее место, хотя работу свою она любит.

Вряд ли она рискнула бы уйти сама – инвалиду найти работу очень непросто, тем более в кризис. Сейчас она ищет работу и принимает глицин, чтобы чувствовать себя спокойнее. Это безопасный препарат, а к врачу быстро не попадешь, он принимает по записи. Юристы утверждают, что она легко может восстановиться на прежнем рабочем месте – но от одной мысли об этом у Ирины начинает болеть сердце…