Катастрофа премии «ТЭФИ» кажется мне и своевременной, и заслуженной, и показательной. Она указала на одну из главных российских бед, и беда эта заключается в недостатке профессиональной солидарности.
Советская власть стремилась разбить народ на профессиональные страты — отдельно трудящиеся (разных категорий), отдельно ученые (предпочтительно оборонщики), отдельно архитекторы, писатели, композиторы, у всех свои дома творчества и дачные поселки. Это положение сформировалось уже к середине 30-х и было очень удобным: все держались за профессиональные преимущества и с большим трудом объединялись на общегражданской почве. Да и мало было вещей, которые бы всех объединяли. Каждая каста цеплялась за свои преимущества — и каждой было что терять.
К середине 90-х оказалось, что творческие союзы никому не нужны, — для государства они были способом руководить культурой и своевременно подкармливать ее, попутно вбивая клин между народом и интеллигенцией (творческая интеллигенция, как ни крути, имела бесспорные преимущества перед обывателями).
Из всех профессиональных фракций остались только телевизионщики, потому что они в самом деле были от всех отдельно: выше всех оплачивались, больше всего влияли, пользовались наибольшей славой. Им досталось практически все, чего лишились деклассированные писатели, разоренные кинематографисты и вовсе уж никем не востребованные композиторы. Оказалось, что для полноценного функционирования любого творческого союза его участники должны прежде всего ощущать себя элитой — иначе им и собираться незачем. Единственной элитой 90-х, когда создали «ТЭФИ», было телевидение.
Про власть не говорю, это особая прослойка (хотя с телевидением она сращивалась и временами даже спала — следствием чего и стали несколько особо стремительных карьер).
Что произошло с «ТЭФИ» сегодня — разговор долгий и не очень интересный. Конкретные механизмы крушения премии — выход ВГТРК из академии телевидения, превращение конкурса в регулярное награждение конкретного канала, соревнование денег вместо конкуренции талантов — не более чем частности. Случилось главное: телевидение перестало быть элитой, хотя осталось местом, где много платят.
Выяснилась парадоксальная вещь: элита не может быть обслугой. Она может, разумеется, выполнять заказы власти, сотрудничать с ней — как писатели при Сталине или кинематографисты при Хрущеве, — но быть ее инструментом не может. Самоуважение теряется. А где нет самоуважения, где можно все, там и корпоративные принципы не приживаются, а без них зачем же объединяться?
У Союза кинематографистов, например, был важнейший внутренний закон: национальные распри его не затрагивали. Когда грянул Карабах, армянка Ина Туманян публично обнялась на ступеньках Дома кино с Рустамом Ибрагимбековым: «Неужели мы позволим ИМ поссорить НАС?!»
У «ТЭФИ» тоже есть формальный принцип — защита свободы и независимости творческого коллектива и отдельного журналиста. Но о чем мы говорим? Да от кого и защищать их, когда они сугубо добровольно стоят в очереди на продажу? Выходит, творческий союз все же не должен переходить некую черту, не может терять самоуважения — потому что если все профессиональные принципы попраны, чего стоит профессиональная премия? Сегодня ее можно вручить Аркадию Мамонтову, завтра — Борису Корчевникову, послезавтра — Алексею Пушкову. Все можно, только уважать себя после этого нельзя.
Мне скажут: при чем же тут свобода? Разве Корчевников, Мамонтов, Пушков не имеют права на свои убеждения? Да имеют, конечно, вот только убеждения их подозрительно совпадают с политикой партии. А люди с другими убеждениями не имеют права голоса.
И как вы хотите награждать профессионалов, если именно профессионализм на нынешнем телевидении под категорическим запретом — поскольку он предполагает интеллект, а на нынешнем отечественном ТВ существует вполне уже гласный курс на ликвидацию последних его остатков? Если, включая телевизор, ты должен быть готов к потоку самого непрофессионального вранья, а эталоном настоящего нового ТВ считают себя две железные леди, чья карьера опять-таки пришлась на самые сервильные времена, а способности к дискуссии стремятся к нулю?
У такого телевидения, утратившего любые критерии качества, нет и не может быть академии. Так что Михаил Швыдкой совершил разумный и трезвый шаг, предложив ее упразднить. Ведь она сегодня ровно в той же степени может олицетворять профессиональное сообщество, в какой один из ее создателей Владимир Познер может олицетворять бескомпромиссную оппозиционность или хотя бы последовательность.
Здесь же, кстати, ответ на роковой вопрос: почему у нас почти нет профсоюзной активности? Да потому, что профсоюз предполагает профессию. Именно она — показатель самостоятельности, ответственности и, если хотите, совести. А где нет профессии — там академиев не учреждают. Там можно честно вручать приз за скорость свободного падения.