Дальше мы неизбежно скажем о сплетении конфуцианства с даосизмом, вторым из «трех учений» Китая. Пока же, продемонстрировав взгляд В. М. Алексеева на характер китайской культуры, остановимся на оценке ученым такой органической ее части, как конфуцианство. Что такое конфуцианство, мыслительная ли это система или религии, охватившая Дальний Восток и вслед затем Юго-Восточную Азию? В трудах В. М. Алексеева мы находим и косвенные и прямые ответы- на этот вопрос и в то же время импульс к дальнейшему решению его.
Так, в лекции 1926 года «Китайская литература и ее переводчик»: «Известно, что канон, именуемый конфуцианским, который всегда пользовался таким почтением, — хоть- он и не был религиозным сокровищем в том смысле, как Библия, — был непонятен даже во времена Конфуция, первого комментатора его догм и песнопений». Почтение, но не религиозное, то есть почтение к творению рук человеческих.
Тремя годами ранее, в предисловии к сборнику рассказов Ляо Чжая «Монахи-волшебники», В. М. Алексеев был более определенен и даже бескомпромиссен: «Как известно, Конфуций не любил говорить о сверхъестественных явлениях и божествах (гуай, штъ), и не только сам не любил, но и запрещал это другим, издеваясь над темп, кто, не зная, как надо жить, заботился о том, что будет после смерти.
Верный заветам своего учителя, образованный китаец вообще смотрел на религию как па заведомое ничтожество, отдаваемое на потребу глупых женщин и некультурных людей». И все-таки в той же лекции «Китайская литература и ее переводчик» В. М. Алексеев, совершенно резонно не признавая конфуцианскую литературу религиозной в мистическом смысле, считает, что внешний ее вид, «общий стиль ее именно таков», и так ее в последующие годы и рассматривает.