фото

26 июня 2020 г.

Институт региональной прессы

Вебинар с преподавателем кафедры журналистики и медиатехнологий Санкт-Петербургского государственного университета промышленных технологий и дизайна Еленой Владимировной Гусаренко.

Окончание.

Елена Гусаренко: У нас заявительный принцип на помощь, это нигде не прописано, но это так. 9 мая нам выдали наборы для поздравления ветеранов. Там были цветы, ну все, что положено, конфеты, греча. У меня лично было 23 адреса. Из них живых оказалось 13. Я ездила по Ломоносовскому и Петродворцовому районам, стучалась в каждую дверь и мне соседи говорили — а ее или его уже нет. Соседи знают, дом пустой, а они в списках значатся. И это, конечно, было ужасно, когда ты об этом узнаешь. Это именно ветераны, то есть те, кому за 90. Эти люди должны быть на учете везде. Это у меня только, а нас там было 600 человек и у каждого по 20-30 адресов.

Вопрос: Но если бы вам было предложено составить памятку, какой-то список тех дел, которые можно осуществить в момент спокойствия, когда нет эпидемии, чтобы никто не оказался за бортом, вы могли бы составить такой список?

Елена Гусаренко: Мы конечно могли бы составить этот список, но это ни для кого не будет руководством к действию. Пока показательно не накажут, они не пошевелятся.

Когда мы обнаруживали, что люди брошены, звонили в соответствующие соцслужбы. Спрашивали — почему, когда последний раз были? Это системная проблема, когда у нас абсолютно брошенные старики. Мы до сих пор держим их на контроле, с ними созваниваемся и навещаем, но в масштабах города это же невозможно. Мы эти адреса передали в Комитет по социальной политике.

Вопрос: А вы собираетесь перепроверить, что они с этим сделали?

Елена Гусаренко: У меня четыре бабушки, они мне звонят и я с ними разговариваю. И если им что-то нужно, я им помогу. А если я им скажу — знаете, я ваш адрес передала в Комздрав или в Комсоц и ждите, пока вам ответят, а я проверю... За три месяца никто к ним не появился. Сказали , что соцработник боится заболеть. Сейчас все можно списать на пандемию, а потом на нехватку людей.

Вопрос: Вы подчинялись кому-то, кто-то руководил всем процессом? Или кто как хотел, так себя и вел?

Елена Гусаренко: Чтобы стать волонтером, мы все прошли курсы обучения, получили сертификат и у нас были свои кураторы.

Комментарий участника: Хорошо, вы подчинялись кураторам, куратор кому-то еще. Я думаю именно этот человек и должен был заниматься тем вопросом, который мы все обсуждаем. Он должен был собрать все эти данные, сколько человек умерло, скольких человек не посещают соцработники, не сообщают об их правах и так далее, оформить такое обращение в социальную службу, обо всех случаях, с которыми вы столкнулись, провести анализ такой и все это передать руководителю комитета соцзащиты.

Елена Гусаренко: Мы полевые волонтеры, ездим по заявителям, а те, кто в штабе это тоже волонтеры и у штабных информации очень много. Я думаю, что по результатам наших заявок все-таки будет какое-то общее резюме, потому что очень многие волонтеры рассказывали о проблемах, даже пофамильно составляли списки кому что нужно. Но они такие же волонтеры как и мы, просто они сидят в штабе.

Комментарий участника вебинара: Наши некоммерческие и общественные организации это тоже волонтеры. Никакое государство нам зарплату не платит. Волонтеры это тоже такой же некоммерческий общественный сектор. НКО о своих проблемах все-таки стучат государству, стучатся в эти двери и просят — сделайте что-то для инвалидов, например. У нас некоммерческий сектор для этого и существует — чтобы трубить о том, какие у нас люди не охваченные заботой государства. Ваши руководители обязаны провести этот анализ, ваша работа не должна уйти в никуда, результаты должны быть систематизированы и переданы в те службы, которые занимаются этими вопросами.

Елена Гусаренко: Да, мы сейчас систематизируем эту информацию. Еще мы сталкивались с такой ситуацией. Бывает, заявитель надиктует нам список того, что нужно купить, мы покупаем за свои деньги, а когда мы приходим непосредственно по адресу, заявитель говорит, что денег у него нет. И тут, конечно, нужно либо проявить сочувствие и оставить все как есть, либо заблокировать заявителя. У нас были несколько адресов, которые заказывали, заказывали и ни разу не оплачивали. И мы такие адреса, конечно, заносили в черный список. Очень сложная моральная задача. Но бывает, что либо ты видишь на заднем плане кто-то смеется, явно молодой, а бабушка принимает у тебя продукты и говорит, что у нее нет денег, либо ты понимаешь, что у человека действительно сложная ситуация и относишь это за свой счет.

Еще есть проблема. Нам запрещено было заходить в жилище, чтобы мы не заразили наших заявителей. Потому что мы бываем в магазинах. У меня одна бабушка была слепая. Она меня попросила отсчитать деньги, сказала, где эти деньги лежат, у нее там заначка какая-то в белье была, сто с лишним тысяч. Лена, говорит, возьмите сколько вам нужно. Это, конечно, ужасно. Большинство волонтеров люди приличные, честные, добрые. Сейчас эпидемия пошла на спад, заявок стало меньше в разы, но стали звонить какие-то люди, представляться нашей акцией, что-то спрашивать. Это раздолье для мошенников.

Комментарий участника: То, что у нас заявительная система помощи, нигде не прописано. Я убеждена, что нужно исходить из того, что в нашей культуре человек может стесняться показать свою нищету во многих случаях, или бедность или слабость и так далее. Все же предполагается, что человеку общество обязано, а не человек должен сам выпрашивать то, что ему полагается. Наверное нужно над этим работать.

Елена Гусаренко: У меня одна из заявительниц живет в коммунальной квартире. Дом — корабль. У нее дверь в дверь соседи - молодые люди, но продукты ей покупала я. То есть, понимаете, пока мы не оглянемся вокруг и не скажем себе — а почему не я?- мне кажется, что мало что изменится. Потому что люди говорят: а к ней должен ходить соцработник, почему я должен? И мне даже не убедить их.

У нас такое государство, что пока не пнешь, ничего не будет и если бы у этих наших бабушек и дедушек, которым за 90, соседи были бы повнимательней, они бы заставили работать соцзащиту.

Но все же я считаю, что люди сами за себя в ответе. Даже когда они решают не просить.Мы когда звонили по поводу пары, которая прожила вместе 70 лет и которым положена единовременная выплата, нам ответили, что никто об этом не заявил.

Наш комментарий про единовременные выплаты по случаю юбилея.

Когда принимается муниципальный или государственный акт по поводу выплат под это в бюджетах предусматриваются определенные суммы. Общая сумма, заложенная в бюджете на выплаты, определяется числом таких возможных юбиляров. Не с потолка сумма берется, а высчитывается, исходя из количества жителей той или иной категории, получивших право на государственные или муниципальные подарки.

Вам дали право получить от власти подарок, кучка денег лежит у чиновника и ждет вашего обращения. Но если вы за ними не приходите, в смысле не обращаетесь с просьбой — выдайте мне этот ваш подарок, то куда подарок (деньги) деваются дальше?

Работники соцслужб не заинтересованы в оповещении граждан об их правах вообще, а о правах на получение денег, в особенности. Выпускницу детского дома лишили заочно дееспособности, чтобы не покупать для нее квартиру.

Опекуны не знали о размере положенных им выплатах на детей, так как их не познакомили с соответствующим постановлением правительства, и годами получали пособие в несколько раз меньшее того, что им положено. И в первом и во втором случае (несколько статей в нашей газете) пришлось судиться, причем представители соцзащиты до последнего были на стороне чиновников, а не тех, кого они должны социально защищать. Заявительный принцип - это отмазка для социальных защитников, чтобы как можно больше на соцзащите сэкономить.

Спасибо волонтерам, не пожалевшим своего времени и сил для помощи одиноким людям в эпидемию. Но побудить чиновников проявлять эмпатию не получится, они прикроются заявительным принципом. Поэтому без волонтеров обществу не обойтись.

«АВ» Материал подготовлен Татьяной Романенко, Санкт-Петербург