Как парень с ложным диагнозом «умственная отсталость» борется за справедливость в суде
24-летний Александр Смольников 10 лет провел в школе-интернате для детей с нарушениями интеллекта, где над воспитанниками жестоко издевались воспитатели. После выпуска житель Челябинска вдруг узнал, что он всегда был здоров, а в специнтернат его поместили безосновательно. Молодой человек остался и без образования, и без льгот, зато с психологической травмой на всю жизнь. Отличие истории Александра от других в том, что он не намерен сдаваться и борется за справедливость в суде — для себя и для всех людей, попавших в такое же положение.
Чехарда с диагнозами
Саше был всего год, когда его родителей лишили прав на всех четверых детей: семья была неблагополучной, отец бил жену, оба пили. В 1998 году мальчик поступил в челябинский детский дом №5.
Когда в 2001 году пришло время отдавать его в школу, руководством была созвана психолого-медико-педагогическая комиссия, по решению которой уровень развития Саши охарактеризовали как «легкую умственную отсталость». Адвокат молодого человека Денис Резниченко утверждает, что никаких свидетельств этой комиссии найти не удалось, и потому неясно, кто вынес такое заключение: все ближайшие МПМК отрицают, что обследовали Сашу. Решение комиссии является, по сути, только рекомендацией, так как диагноз она не ставит.
Руководство детского дома разбираться не стало, и мальчика отправили в школу-интернат № 9 — учебное заведение восьмого типа, то есть для детей с особенностями развития.
В школе Саша учился по облегченной программе: не преподавали ни физику, ни химию, ни алгебру, а выпускники оставались с образованием на уровне 5 класса. При выпуске им выдавался не аттестат, а справка об окончании специальной школы, и продолжить учебу с таким документом можно лишь в училище, причем абитуриентам доступны только две специальности: швея и штукатур-маляр. Вместо свидетельства о среднем образовании техникум тоже выдает выпускникам интерната особые справки.
«Как рассказывают некоторые хорошие педагоги, с которыми я сейчас общаюсь, я был нормальным, любознательным, интересовался журналами и книгами, всегда пытался получать какую-то информацию. В отличие от некоторых детей, которым было безразлично, я, по их словам, всегда проявлял какой-то интерес, и это меня выделяло среди других. Когда я поступил в первый класс, я быстро научится читать и писать», — рассказывает Александр.
С такими хорошими показателями мальчика после двух лет можно было перевести в нормальную школу, если бы этим озаботился директор-опекун. Но именно в 2003 мальчику наконец поставили первый клинический диагноз — расстройство поведения. До этого приезжий психиатр каждый год просто подтверждал легкое расстройство психики даже без осмотра.
«В ноябре 2006 года меня положили психушку, и я там лежал два с половиной месяца под воздействием психотропных лекарств — там мне и поставили диагноз», — заявляет Александр.
В его медкарте снова появились слова «умственная отсталость». Которую почему-то не обнаружили в 2011 году, когда уже почти выпускником интерната он проходил экспертизу для военкомата. Диагноз «полностью здоров» подтвердила и дополнительная проверка у независимого психиатра — бывшей сотрудницы Областного центра диагностики и консультирования, который выносил заключения и детям из интерната.
Александр предполагает, что его отдали в школу для детей восьмого типа, так как из бюджета ей выделялись деньги на каждого нового ребенка. После резонансного освещения в СМИ проблемы ложных диагнозов появились первые изменения: специальные образовательные учреждения передали под контроль нового ведомства. «У Министерства образования было подушевое финансирование, а у Министерства социальных отношений — целевое. Размер не зависит от того, находится в интернате 80 или 200 человек». В челябинской школе-интернате № 9 после реформы количество детей уменьшилось, по сравнению с временем учебы там Александра, в два раза.
Как жить дальше?
После выпуска парень отучился в единственном доступном ему образовательном учреждении — техникуме имени Яковлева — по обеим доступным специальностям, хотя он и не сможет работать ни маляром, ни швеей: у молодого человека бронхиальная астма. Он хотел учиться на повара, но со своей справкой из спецшколы ход туда ему был заказан.
Единственным вариантом жилья после выхода из интерната стала для Александра старая семейная квартира, поделенная между детьми. Несколько лет парню пришлось жить под одной крышей с каким-то «мошенником», на которого его брат оформил свою долю. Только к июлю 2018 года молодой человек накопил денег, чтобы получить в собственность вторую часть.
Теперь ему нужно сделать в доме ремонт — а на это его зарплаты мерчендайзера в 17 тысяч рублей не хватает. Даже уже снятый диагноз остается клеймом, а отсутствие и невозможность получения нормального образования не дают парню права на карьерный рост.
Александр решил отстоять справедливость в суде. «Иск мы с юристом подали 6 апреля. 7 мая прошло первое судебное заседание», — доложил молодой человек. Но ответчик, Областной центр диагностики и консультирования, заявил, что они не ответственны за проведение той комиссии, по которой Сашу определили в специальный интернат. На последнее заседание соответчиком вызвали представителей Комитета по делам образования, в юрисдикции которого находится спецшкола, но пришедшая на заседание женщина из КДО попыталась откреститься от обвинений.
О том, что он решил судиться, Александр рассказал своему старому психиатру. Женщина, которая диагностировала парню умственную отсталость в его школьные годы, очень удивилась, узнав о снятии диагноза. «Осторожней! Если ты пойдешь в суд и судья назначит судебную экспертизу в областной больнице, то мы восстановим тебе диагноз. Так что подумай, стоит ли тебе подавать иск», — предупредила она. Столкнувшись с прямой угрозой, молодой человек решил попытаться привлечь к делу еще и прокуратуру.
Александр Смольников хочет выиграть моральную компенсацию в 700 тысяч рублей за нанесение непоправимого вреда здоровью и психике в течение 10 лет обучения в интернате. Но в первую очередь, говорит он, необходимо создать прецедент, чтобы произошли изменения в системе. Он собирается таким образом помочь другим детям, чтобы их жизнь не была искалечена ужасами специнтернатов и клеймом неверного диагноза. Адвокат Александра добавил:
«Есть категория детей, которые находились вместе с ним, такие же здоровые, просто педагогически запущенные, но которых оформили как идиотов. Он за этим и пошел в суд — не только ради сатисфакции, а чтобы другие дети не страдали, не проходили через то, что он пережил. Он говорит, что его жизнь — не как у нормальных людей. Он до сих пор испытывает страдания, это не придумано, он переживает всей душой».
Моральная травма
Александр вспоминает, как в интернате их ежедневно били палками и вешалками, а однажды воспитательница, которой не понравилось, что дети шумели в коридоре, бросила в них ботинком и попала ему в лоб.
«У нас было принято за правило отдавать воспитателю по две котлеты со стола, из своих порций. Если обедало четыре стола, то воспитатели забирали себе восемь котлет, собирались в столовой и кушали. А мы должны были делить оставшееся между собой, ели по полкотлеты.
Был случай, когда воспитанник пошел к директору и сообщил о том, что идет побирательство, на что директор собрал совещание и дал втык воспитателю. Она ушла с совещания и собрала всех на линейку. Ребята построились, и она попыталась выяснить, кто пожаловался директору. Это быстро обнаружилось, потому что эти воспитанники ходили к директору на секцию тенниса.
Она взяла котлеты, подошла к каждому и обмазала ими их лица. Мой приятель, который находился в этой группе, вчера рассказал мне, что после этого она заставила их съесть с пола то, что упало», — приводит пример молодой человек.
Сотрудники интерната в открытую называли воспитанников дебилами, олигофренами и дегенератами, говорили, что те никому не нужны. Большинство воспитанников так и не смогли после выпуска понять, что им делать в жизни, так как им постоянно внушали, что из них ничего не выйдет. «Психика ломалась. Многие дети не выдержали: некоторые повесились, некоторые сидят в тюрьмах, некоторые скололись и спились», — суммирует Александр.
По натуре любознательный и ищущий справедливости, маленький Саша залезал в служебные журналы, в которых персонал вел записи во время совещаний, и узнавал все новости. Например, когда кого-то из учеников «за поведение» собирались отправить в психоневрологический диспансер, он всегда рассказывал об этом нужному воспитаннику. Адвокат Александра рассказал, что тот чувствовал себя в интернате не на месте: «Есть такая характеристика психиатра, что он все время интересуется всем, говорит без умолку и лезет в документы. Я спросил у него, почему он это делал. Он ответил, что ему просто было интересно разобраться во всей этой системе еще в детском возрасте, он чувствовал, что находится среди больных детей и понять не мог, почему с ним так поступают». Молодой человек никогда не смирялся с системой, и за это ему доставалось подчас больше всех.
Александр поставил в известность о своем иске и сотрудников спецшколы, которую привлекли к делу в качестве третьего лица. «В интернате мне ответили: „Саша, ты почему живешь прошлым? Это ведь прошло!“ Но это мое детство, мне с этим жить, я не могу этого забыть».
Ирина Баринова.
mbk.news