фото

Музей литературных героев имени барона Мюнх(г)аузена.

4 октября 2020 года. Форум малых музеев. Санкт-Петербург.

Мундир Мюнгхаузена, лунная дорожка,

Страницы шелест – и барон взмахнул рукой,

Служил России – послужу ещё немножко,

Пока что рано в исторический покой.

Как известно, Карл Иероним фон Мюнх(г)аузен родился в в 1720 году – это был Год Белой Металлической Крысы. И Год 300-летия барона также оказался, соответственно, Годом Крысы. Из года 300-летия барона в 2021 году – Год Быка (или Коровы) – перейти Музей литературных героев предлагает весело и непринуждённо. Для чего и представляет вам рассказ барона, а точнее, его представителя, директора Музея, Всеволода Мельникова, в котором сплетаются сущая правда и сущий творческий вымысел. А что из них что – решать вам.

Итак, слово барону.

Приближался год Белой Металлической Крысы. Год 300-летия барона Иеронима фон Мюнх(г)аузена. И господин Макеев, наш друг и соратник, хозяин московского музея «Барона Мюнхгаузена», высказал немного дерзкое предположение, что «… за это время никто из нас не ум…». Не ум… Словом, не хочется даже договаривать это слово! Ведь на дворе ни много, ни мало, нечно нехорошее…

Поговорим лучше о хорошем. Нас в Санкт-Петербурге – двое, имеющих непосредственное отношение к знаменитому барону. Это – народная артистка СССР Татьяна Львовна Пилецкая. Наследница не сохранившегося «Красного кабачка», который в бытность её прабабки, кавалерист-девицы, а затем и трактирщицы Луизы Кессенних, активно посещал молодой поэт Николай Некрасов.

А позже драматургом Беляевым был создан водевиль под названием «Красный кабачок», поставленный на сцене Мариинского театра. Главную партию барона Мюнх(г)аузена в мюзикле исполнял Фёдор Иванович Шаляпин.

Вторым в городе, по касательной имеющим отношение к барону Мюнх(г)аузену, является ваш «слуга покорный», которого в детстве обзывал «Мюнх(г)аузеном» другой народный артист СССР – Ростислав Янович Плятт. Сам сильно смахивающий на «барона» безо всякого там грима!

Но моё отношение к Мюнх(г)аузену не в этом…

Уже после соседства с Ростиславом Яновичем, в Литве, где моя семья отдыхала на даче более десяти лет, я чем-то отравился. И меня, скрюченного, повезли на велосипедной раме в больницу. Последняя размещалась в старинной усадьбе под красными «китайскими» крышами, когда-то покрытыми не листовым железом, а черепицей.

В просторном зале, расчерченном невысокими перегородками «на отделения», меня положили на операционный стол, располагавшийся под громадной старинной люстрой. Возможно, из натурального венецианского хрусталя… Люстра висела на оси с высоченным окном, протянувшимся почти от пола до потолка.

Увы, что бы ни делали врач и медсёстры, разжать мои зубы, чтобы вставить шланг для промывания желудка, не представлялось возможным! Наконец, одна из хлопотавших вокруг меня «женщин в белом» вдруг сказала, указывая на окно, что именно сюда влетел на коне барон Мюнх(г)аузен! Чтобы искусно гарцевать на обеденном столе!

Я поперхнулся от неожиданно взорвавшего меня смеха, естественно разжал зубы, и таким образом оказался спасён медиками.

С тех пор я благодарно коллекционирую иллюстрации к рассказу барона «Конь на столе» из изданий абсолютно всех стран и народов! Моя мечта – распечатать картинки на холстах, сделав каждую размером не менее 3х7 метров. Поместить в золочёные резные рамы и выставить в Эрмитаже, Лувре, Метрополитене и Британском музеях… Короче: «пустить по миру»!

А вот и «ещё был случай»! Однажды, гуляя по Кондратьевскому рынку, Мюнхаузен, как следует из его дневника, обратил внимание на гору арбузов. Они лежали безо всякого присмотра. И не как полагается – в клетке из металлических прутьев, а совершенно свободно. Дальше — слово барону.

«Да арбузы же так могут совсем одичать!» – пронеслось в моей голове. Заподозрив неладное, я накрепко перевязал между собой их короткие, но прочные зелёные хвостики.

Ночью лежавшие до того смирной горкой арбузы, неожиданно дружно дёрнулись в разные стороны. Но не раскатились, как собирались, по рынку, а, будучи накрепко связаны хвостиками, вывернули друг друга наизнанку и превратились... в тигров диковинного неспелого малахитового цвета! Все ли вы слышали, как звучат лопающиеся арбузы? Разве этот глухой треск не напоминает грозное рыкание? А угловатые «зубы», образующиеся по краям трещины в корке? А красноватый зев за ними?

Никаких сомнений! Тигры вылупляются из арбузов! Я даже представил себе тигрят, выращиваемых в инкубаторах на бесчисленных тигрофабриках...

Надо признать, метаморфоза случилась весьма кстати! Оказывается, после единодушного избрания барона Мюнхаузена (то есть – меня!) президентом императорской Академии художеств и моего благородного отказа от этою высокого поста, предназначавшееся мне административное кресло перешло другому скульптору.

И он воспринял выражение «высокая должность» слишком буквально. Его мегалитические статуи поначалу заполнили только Москву, но постепенно начали приближаться и к Петербургу... Четырёхсотметровый памятник Мальчику-с-Пальчику, бодро шагающему из одной столицы в другую, установленный в Бологом, был виден в обоих городах! А открытие монументального ансамбля легендарному Колобку в Лисьем носу и вовсе привело к тому, что посёлок был просто задавлен памятником!

Всё это привело к ужасному перерасходу металла в стране. На корабельных верфях суда спускались на воду без якорей, с голыми якорными цепями. «Металлический завод» умирал без металла и не мог изготавливать свои турбины, чтобы прокормить рабочих... О, если бы не моя прославленная находчивость!

В условиях дефицита я предложил срочно начать строить на заводе деревянные беличьи колёса размером с самые большие турбины! В них я и запустил своих тигров, которым некуда было девать свою бешеную энергию.

Колеса завертелись, давая ток очень высокого напряжения. И на следующий день за новыми «турбинами» выстроилась необозримая очередь из заказчиков!

Обрадованные металлисты тут же дали заводу имя барона Мюнхаузена. Но я скромно отказался от этой великой чести. Заявив при этом, что теперь хочу найти достойную замену металлическим якорям. На пристани у «Арсенала» я и все самые именитые учёные сели в крошечный парусник, чтобы совершить на нём небольшое кругосветное плавание. Но... на полпути наш корабль захватили пираты.

Пираты как раз отмечали наступление Нового Года и на захваченном паруснике, воспринимаемом в качестве новогоднего подарка, затянули свою любимую песню:

«В белых звёздах Дед Мороз,

А Дед Жар тату оброс,

Он пиратский дед на деле,

Весь в поту на голом теле,

Для пиратов ведь прокол,

Плавать там, где ледокол…»

В ответ мои матросы и ученые закричали, заплакали! Среди всеобщей паники один я сохранял невозмутимое спокойствие и... приказал поднять якоря! Усердно заскрипели цепи и вскоре на палубе, перед изумлёнными пиратами, вместо привычных железных якорей показались водолазы в черно-зелёных полосатых костюмах!

Они стряхнули с голов водолазные шлемы, и палубу огласил... яростный тигриный рык! «Знакомьтесь! – широким жестом представил я своих подопечных. – Будущие «морские волки», а пока просто амурские тигры на русской якорной службе!»

Но пираты уже не слушали. Отталкивая друг друга локтями, они, не оглядываясь, бежали к спасательным шлюпкам... Да, дорогие мои, находчивость и самообладание творят настоящие чудеса!

Вслед за годом 300-летия барона Мюнх(г)аузена наступал «Год Коровы».Победа над пиратами вдохновила меня. Я не удержался, и душевно, громко продекламировал следующие строки:

«Солнце ярче всяких слов

Осветило мне коров.

Вот они бредут по лугу,

Солнцу помычав, как другу!»

Всеволод Мельников.

Фото автора.