Знаю, знаю, что среди эстетов, «разговор с таксистом» считается презренным жанром. И, тем не менее, готов претерпеть...

Итак, случилось мне побеседовать с весьма неглупым таксистом, приехавшем из Киргизии на заработки. Я поинтересовался у трудящегося, что он думает про очередную киргизскую революцию, которая в тот момент была в самом разгаре.

— Пустое дело, — махнул рукой таксист, — Хищники выясняют отношения.

Такой неожиданный оборот заинтересовал меня, и я начал выспрашивать моего случайного собеседника о том, как устроена жизнь в Киргизии. А по-русски он говорил на удивление бойко.

Из его слов вырисовывалась следующая картина: все народонаселение там делится на две неравные группы: «овцы» и «хищники». «Овцы» кормятся от трудов своих, как кому удается (а удается обычно не слишком хорошо), а «хищники» выхватывают овец из стада и употребляют по-разному. Но не всех сразу, разумеется, а в разумных масштабах, как и полагается рачительным санитарам леса.

«Хищники» организованы в стаи по кланово-ведомственному принципу. Стай – множество, но самые сильные — комитетчики и менты. Комитетчики выбирают «овец» пожирнее, менты — попостнее (но компенсируют количеством). А остальные подбирают, что остается.

— А вот, говорят, про северные и южные кланы, что они между собой борются, — вставил я свои три копейки.

— Да, борются, — согласился таксист, — Только и те, и другие — хищники, и простой овце там ловить нечего.

— А ты, выходит, из «овец», — бесцеремонно поинтересовался я, — раз сюда приехал.

— Я был ментом, — разоткровенничался таксист — возил начальника. Однажды он взял одного парнишку (по мелкому делу) и стал с семьи требовать большой выкуп. А у тех денег нет — одна корова-кормилица. Он заставил корову продать, а деньги забрал. Я после этого из ментов ушел.

— Совесть замучила?

— Кто не рожден хищником, не сможет сырым мясом питаться, — философски заметил мой собеседник.

— И после этого ты в Москву подался?

— Да. Здесь у вас хорошо, овец почти не режут, — дипломатично заметил он.

— Режут, — разочаровал я его.

— Но не так. Здесь можно честным трудом прокормиться и даже скопить.

— У нас говорят: «Трудом праведным не наживешь палат каменных», — гнул я свою линию.

Таксист пожал плечами:

— На земле правды нет, только на небе. Нужно жить чисто, молиться, готовиться к встрече.

— С кем?

— С Аллахом!

Я не раз мысленно возвращался к этому разговору. Удивительно простая и четкая философия: «овцы» и «хищники» и ныне, и присно, и во веки веков. И у зверей, и у людей. Банально, но реально.

Раз ты – не хищник, то тебя стригут, а то и режут. Можно, наверное, отбиться, если ноги сильные и рога крепкие. Отобьешься ты — зарежут соседа. Отобьется сосед — зарежут тебя. Но обстригут обоих.

И весь социальный прогресс, получается, сводится к проценту зарезанных: чуть больше — чуть меньше. Ну, и глубина выстригания шерсти (как это называется у овцеводов): наголо или полубокс.

А справедливость, гуманизм, солидарность, человечность и пр., и пр. — опиум для народа. И единственная надежда — копыта да рога.

Так? Или, все-таки, нет? И прогресс неотвратим, гуманизация неизбежна, и рано или поздно волк будет радостно щипать травку рядом с невинным агнцем? И оба станут активистами движения за права животных?

А, может быть, есть избранные и отверженные народы и страны? Одним, в силу каких-то непонятных соображений, история даровала прогресс, других лишила такой благодати, заставив ходить по вечному маршруту травоядных и хищников, как в африканской саванне: антилопы – за травой, хищники – за антилопами. И так из тысячелетия в тысячелетие.

И неужели наша Россия среди отверженных? И вожди наши кажутся слепыми поводырями слепых.

Илья Константинов.