фото

Продолжение. Начало в «АВ» NN 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32

Стах, 46 лет:

– Мы сами гнули щиты и пошили двести бронежилетов за свой счет. В один из последних дней я от отчаяния привез на Майдан ведро патронов. Думал, что это хана, что будут гнать нас до самой Польши…

Василь, 34:

– В январе я был на Майдане несколько дней, потом вернулся домой, старался меньше смотреть телевизор, так душа болела.

18 февраля, когда началась стрельба, не выдержал, через полстраны помчался, ночевал прямо там, в подвале КМДА (администрация города Киева). На Майдане было уже совсем не мирно: бросали газовые гранаты, поставили водомет, холодная вода фонтаном лилась на людей, ну мы гаки сделали, сдернули его. В гостинице «Украина» было много раненых и мертвых, мозги выбитые на дороге, потом увидел солдатиков ВВ, их в плен вел мой знакомый, они плакали. Раненых сначала таскали на руках, потом раздобыли брошенный «Беркутом» металлический щит. На пятом раненом услышал выстрел, потом – дикая боль в животе, все так мгновенно, страха не было. Шесть часов меня оперировали, кишечник оказался пробит.

Черный дым, заволакивающий все вокруг, огонь, люди, стучащие деревянными палками по рекламным тумбам, люди, стучащие деревянными палками по кускам железа, баррикады, сажа, плотные клубы серо-красного дыма, бронежилеты, брусчатка, каски, крики, стоны, кровавые сосульки, остервенение, гибель, плач матери – как я это переживу, мне жизни без него нету, он у меня один – сыну, сыну, сыну, хвостатые кометы каких-то взрывалок, центурионы, страстное пение гимна, радость, счастье, надежда, боль, ужас, Украина, Украина, Украина, У…

Оля, 21 год:

– Был очень горький запах резины. Все, кто был ближе к шинам, были в саже. При сгорании шины превращались в метры проволоки, целые баррикады получались из снега и этой проволоки, и все в них путались. Но был и плюс, «Беркуту» было сложно на нас идти из-за этого!

Руслан, 38 лет:

– На Майдане было лишь 4-5 кровавых дней. Причем один вообще ужасающий, там я увидел мгновенность смерти – ты говоришь с человеком, а через минуту – все, лежит, подбородок подвязан… Но в остальное время Майдан был настоящей общиной, где каждый на своем месте делал все по максимуму для остальных.

Блогер YarYar:

– Это было бурлящее море самых разных людей, связанных незримыми узами товарищества. Каждый сам решал, что ему делать, и каждый делал больше, чем нужно.

Руслан, 36 лет:

– Ты приходил на баррикады и сразу же соприкасался с волной любви людей друг к другу, там была такая высокая социальная температура – иначе какого бы хрена я, коммерческий фотограф, бросил все и шесть недель пробыл на Майдане? Да Майдан и победил благодаря любви, это каждый, кто там стоял, скажет.

Сергей, 25 лет:

– Моя точка кипения – смерть Нигояна 19 января. Я приехал на Майдан не чтобы мстить, а чтобы стало понятно, что нам небезразлична судьба Украины… Здесь происходит полный перелом сознания, а чтобы он произошел, надо пропахнуть дымом, стать черным, три раза мыться и не отмыться, и потом вдруг понять, что ты сам, своими руками творишь историю.

Иван, 28 лет:

– Достаточно было один раз сюда приехать, чтобы сработал тумблер, который переключал человека из бессознательного состояния в другое, нормальное.

Стах, 46 лет:

– Мы вывозили людей из Киева, из больниц, потому что милиция уже ходила, проверяла, забирала всех с огнестрелами. Я позвонил ночью знаменитому хирургу: есть больной из эпицентра, срочно надо, он сразу понял: «Везите, готовлю операционную, какие там деньги! – и добавил: – Матиму за честь! (Почту за честь!)»

Ирина, 44 года:

Раненые были в критическом состоянии, но многие не называли своих имен, боялись. Одного умоляла, скажи, как зовут, а он говорит – нет, жена на 9-м месяце, я обманул ее, что на заработки поехал… А я ж не могу ему сказать – имя назови, ты ведь сейчас умрешь…

Женщины, какими-то лопатками, как в блокаду, ковырявшие мерзлую землю, чтобы доставать из нее камни, баррикады из мешков, набитых снегом, кострища, палки, средневековье, трехметровый плакат «Бачу справи твої людино» с безумными глазами Спаса, «Беркут» в полуприседе с выставленными вперед автоматами, похожие на рыцарей санитары с красными крестами, нарисованными на белых самодельных щитах.

И опять и опять упрямо движущиеся вперед фигурки, вытаскивающие раненых из-под огня, завывание скорых, чей-то голос в громкоговоритель: «Кияне, кияне, улица Бориславска, 3, принимают кровь для раненых»; горький запах резины, фитильки из белых разорванных на полоски тряпочек, засунутые в бутылки и банки с «коктейлем Молотова», таинственные снайперы, простреленные металлические щиты из ржавого железа с пятнами крови, девочка-волонтер, раненная в шею, серое обличье «Беркута», хлещущая кровь, черные закопченные лица, покрышки, огонь, хаос, хаос, хаос.

И внезапно из хаоса – рождение нации.

 

Часть седьмая. Львов

В львовский поезд я вскочила в последнюю минуту: расходящиеся импульсы свободы Майдана – идеального анархического государства, в котором каждый, без лидера и принуждения, самоорганизовывался и делал то, что от него потребно, – завораживали настолько, что хотелось тут же зайти в любой из раскинувшихся на площади шатров, так напоминавших бродячий цирк, остаться в нем жить и быть максимально независимой и полезной.

Я думаю, когда-нибудь Майдан будут рассматривать еще и как выдающееся художественное явление нового века, инсталляцию, которую, увы, невозможно сохранить, и будут проводить научные семинары о роли Майдана не только в становлении новой нации, но и в разрушении сложившейся веками и ставшей со временем пошлой городской среды…

А меня ждал самый красивый город Украины – Львов.

Быть во Львове — уже счастье, как счастье просто быть в Венеции или Петербурге. Сюда хорошо сбегать влюбленным, и Ромео мог бы спокойно стоять под каким-нибудь львовским балконом, просто Шекспир выбрал почему-то Верону.

Мои три львовских дня были посвящены в основном бандеровцам. Не тем мифическим бандеровцам, которыми внезапно начали нас пугать с экранов, из репродукторов и со страниц, да пугать так, как будто на Западной Украине за годом 1942 наступил сразу 2013 и по ночам из лесов, крадучись, выходят вооруженные люди в фуражках-мазепинках с отворотами, а настоящим членам ОУН-УПА, людям, которым Советский Союз, их новая непрошеная Родина, изуродовал жизнь, отомстив за желание быть свободными и иметь свою страну.

Виктория ИВЛЕВА.

Фото автора.

Продолжение.