Защита прав
Чернобыльский “освенцим”
Галина Сизова
Чернобыль - черная быль. Это название ничего не говорило нам в те далекие годы. Многие даже не подозревали о существовании этого города, однако ему было суждено войти во всемирную историю как городу скорби, несущему смерть всему живому. Это пострашней, чем Хиросима и Нагасаки, вместе взятые.
За несколько лет до чернобыльской трагедии я с семьей переехала жить в Приморский край. Весть о взрыве на атомной станции особой тревоги у меня не вызвала: человеческих жертв нет, ну и слава Богу! Удивилась, что западные средства массовой информации подняли шумиху вокруг этого события: радио Би-би-си, передавшее это сообщение, предъявило претензии Советскому Союзу о загрязнении окружающей среды, о радиоактивном заражении Польши и даже стран Западной Европы.
Мы привыкли к тому, что все иностранные государства, члены НАТО, вели враждебную политику по отношению к нашей Родине. Однако то, что говорили о Чернобыле, оказалось страшной правдой. И мне вскоре пришлось в этом убедиться.
9 Мая 1986 года я вела праздничный репортаж на площади в п. Кавалерово, и вдруг страшная тоска и боль сжали мое сердце. На глаза навернулись слезы. Душа заплакала. Чувство горя и неизбежной потери поселилось во мне.
Да и было отчего. В моей жизни начиналась полоса потерь родных и близких, которые умрут от рака. Спровоцирует его чернобыльская радиация.
Первым стал мой отец. 9 Мая утром, по рассказу матери, он вел себя странно, как будто прощался со всеми. Отец пошел на празднование Дня Победы, в колонне ветеранов войны внезапно стал задыхаться: отказали легкие. Участники войны шли строевым шагом, а это в 63 года уже нелегко. Отец вышел из строя. Вызвали скорую. Домой он уже не вернулся.
В местной больнице лечить отказались, так как не знали, что с ним делать. Ещё в 1956 году у отца обнаружили очередной подарок войны - запущенную форму туберкулеза - и дали II группу инвалидности. 20 лет отец упорно боролся с болезнью, выполнял все предписания врачей, пил таблетки горстями и вышел победителем. Ему сняли группу инвалидности, так как дырки в легких зарубцевались, а в крови туберкулезные палочки не обнаруживались.
Медики, лечившие отца, заканчивали свои вузы еще до войны, а тогда такого понятия, как лучевая болезнь или радиация, не существовало. Врачи предложили нанять машину и отвезти его в областную больницу. Отправить ветерана войны, отдавшего защите Отечества почти 10 лет, прошагавшего пешком всю Европу с первых дней войны и до Победы, на скорой помощи не удосужились.
В областной больнице места не оказалось. Отправили в тубдиспансер небольшого районного городка, где лечились расконвоированные заключенные. Поместили в палате на 10 мест. Отца упорно отправляли к туберкулезникам, потому что не знали, отчего он умирает. Это стало ясно гораздо позже, а тогда...
Я прилетела по телеграмме. Лечащие врачи сказали, что у отца нет туберкулеза, а отчего он умирает, они сказать не могут, видимо, от последствий туберкулеза.
Отец понимал, что умрет, но не знал почему. Я привезла в больницу любимую внучку, чтобы он простился с ней. Отец на расстоянии посмотрел на девочку и попросил больше не приводить к нему:
- Я не знаю, от какой болезни умираю. А вдруг она заразная и принесет вред ребенку?
22 мая отца не стало. Болезнь его оказалась не заразной, но от нее стали умирать тысячи и десятки тысяч. Радиация провоцирует развитие раковой болезни и связана с ней напрямую.
В тот печальный год я обратила внимание на деревья: в конце июня красные гроздья ягод уже украшали рябины, хотя это обычно происходило лишь осенью, когда мы шли в школу. Плоды фруктов и овощи стали крупнее и созревали быстрее. Осень как бы на 2 месяца подвинула лето.
С огурцами вообще произошла метаморфоза. В течение 15 лет они не росли. Огурцы давали всходы, развивались, зацветали, а потом проходил очередной дождь с оранжевыми лужами, и утром я обнаруживала пожелтевшие, пожухлые, засохшие на корню плети. Гораздо позже я догадалась, что шли кислотные дожди, которые убивали растения, и не только...
Белгородская область официально не вошла в зону жесткой радиации (только отдельные ее районы). Она находится в 400 км от Киева. Что же творилось в самом городе? 1 Мая в Киеве на демонстрацию вышли десятки тысяч горожан. Шел дождь. Кислотный дождь из Чернобыля, который находится в 50 км от столицы. Правительство знало, что подвергает смертельной опасности киевлян, но желание сохранить свое лицо оказалось превыше всего.
Наше правительство оказалось еще циничнее в своих деяниях. Первыми, кого бросили на амбразуру Чернобыля, были солдаты и офицеры срочной службы. Это они, насколько смогли, в очередной раз заслонили собой все народы мира от смерти.
А потом, чтобы скрыть следы своего преступления, правительство в спешном порядке бросило их в Афганистан, где они, наши мальчики, умирали в госпиталях. При этом очень гордились тем, что спасали мир от Чернобыля. Это рассказала Лариса Дмитриевна Третьякова, исполнявшая свой интернациональный долг в Афганистане, а ныне живущая во Владивостоке.
Приезжая на Родину, я обратила внимание на огромное количество инвалидов, которым по 35-40 лет всего. Недавно узнала разгадку. Глава администрации нашего поселка Пролетарского Наташа Бондарева (которая во время чернобыльских событий работала инженером-технологом на мясокомбинате) приоткрыла завесу таинственности.
Мясо для промышленной переработки им поставляли из зараженной чернобыльской зоны: не пропадать же добру? Перерабатывать на месте нет смысла: кто станет покупать радиоактивное мясо? А вот отвезти его за сотни километров - уже хорошо.
Как работать с зараженным мясом, никто не знал. Для руководства комбината пришли указания: чтобы уменьшить радиацию, надо много раз перемывать мясо холодной водой. И рабочие перемывали. Все, кто имел непосредственный контакт с радиоактивным мясом, в скором времени умерли, или стали инвалидами I или II группы. А кто ел? Вот так-то.
За 20 лет, прошедших со дня страшной трагедии, у меня умерли почти все родственники. Через 4 года после смерти отца уходит из жизни мама. Диагноз тот же - рак легких. Его не лечат. Организм просто поддерживают. Еще через год умирает бабушка, затем тетя, брат. Последней ушла сестра. Ей было всего 45. Рак печени.
Нина Васильевна Коленченко, 48 лет отработала в медицине, из них 30 лет на скорой помощи:
- Никогда я не видела столько смертей, как со дня Чернобыльской трагедии. В первую очередь умирают дети, молодежь до 35-40 лет и старики. Диагноз у всех один - рак (легких, печени, крови, желудка).
Возле нашего дома два кладбища: новое и старое. Старому больше 100 лет, как и поселку. Новому - 20 лет и оно в 5 раз больше старого. Смотрю на могильные плиты и вижу, что многие жители поселка уже покинули наш мир. Лежат в земле 1950 год рождения, 54, 60. Ложатся 63, 65 и совсем молодые, которым 20-25 лет, а рядом - дети (их уносит чаще лейкемия). И задаю себе вопрос: “Кто следующий?”
Галина Сизова.
На снимке: памятник жертвам Чернобыля.
Другие статьи номера в рубрике Защита прав:
