Два завершающих медиасобытия уходящего года — пресс-конференции Путина и Ходорковского — создали настолько яркий и анатомически рельефный портрет страны, что к этому вряд ли что-либо могли бы добавить самые глубокие социологические исследования. По меткому замечанию в «Фейсбуке» Ольги Романовой, различия между участниками этих двух мероприятий, причем как между двумя отвечающими на вопросы, так и между теми, кто эти вопросы задавал, столь велики, что возникают сомнения в принадлежности их к одному биологическому виду. Вид все-таки, скорее всего, один, но глубинные различия в политической культуре настолько наглядны, что прямо просятся в учебник по политологии.
Уходящий год углубил пропасть между двумя типами культур, сосуществующих в России, между культурой подданнической и культурой гражданской, а также изменил пропорции между ними, усилил позиции подданных и сократил позиции и долю граждан. Подданническая культура — это культура подчинения, когда у власти можно просить, можно даже требовать, но участие самих подданных в политике табуировано, нарушители табу характеризуются как «рвущиеся к власти», то есть самозванцы. В 2011-2012 годах разделение на граждан и подданных локализовалось на Болотной и Поклонной, но не было столь четким, как сегодня. Поклонная четко отфильтровала исключительно подданных, граждан там быть не могло, а вот на Болотную представители подданнической культуры приходили, хотя и были там в явном меньшинстве. И дело не в присутствии левых и националистов. Разделение на граждан и подданных гораздо глубже, первичнее и фундаментальнее, а главное, проходит по другим основаниям. Крайне левый Сергей Удальцов и явный националист Даниил Константинов ничуть не меньшие граждане, чем либералы Альбац или Шендерович, а либералы Барщевский и Федотов не в меньшей степени представляют подданническую культуру, чем имперцы Михалков или Шевченко.
Те изменения, которые с нами произошли за год, наглядно видны при сравнении двух больших пресс-конференций Путина: 2012 и 2013 годов. На прошлогодней конференции, несмотря на большое и даже доминирующее присутствие журналистов государственных и муниципальных СМИ, тон все-таки задавали те, кто ставил жесткие и прямые вопросы, а не играл в игру «попроси доброго царя». Про закон Димы Яковлева в прошлом году первым спросил журналист сверхлояльной «АиФ», и дальше этот вопрос, как эстафетную палочку, передавали друг другу журналисты «Сноба», «Дождя», «Новой газеты» и других СМИ, заставляя Путина почувствовать реальное дыхание гражданского общества.
В этом году количество перешло в качество: на фоне многочисленных вопросов-просьб, вопросов-приглашений-в-гости, вопросов-признаний-в-любви и просто вопросов-напоминаний-о-себе, журналисты, поднимавшие реальные проблемы страны, выглядели совершенно неуместно, и это создавало для Путина комфортные условия отвечать совершенно издевательским образом.
Например, на убийственный вопрос журналистки Екатерины Винокуровой из Znak.com о необходимости реформирования судебной системы, в которой выносится 99,9% обвинительных приговоров, Путин ответил, что суд у нас независимый, а наличие несправедливых приговоров (Винокурова привела пример чудовищного дела Даниила Константинова, которого судят за убийство, во время совершения которого он с кучей свидетелей отмечал юбилей матери), Путин объяснил тем, что судьи — это люди, а люди бывают разные. При этом президент не пояснил, почему такие разные люди-судьи все как один выносят только обвинительные приговоры. Не экономнее ли было бы в таком случае передать функции суда следователям, а еще лучше вообще оперативникам?
Пример журналистки Винокуровой позволил дать определенный ответ на вопрос о смысле участия журналистов в таком мероприятии. Смысл, несомненно, есть в том случае, если журналист выступает в амплуа ходока, из тех, что художник Владимир Серов запечатлел в гостях у Ленина. Если же журналист ведет себя на подобной встрече не как ходок, а как журналист, то его участие становится бессмысленным, а вопрос — безответным. Та же Екатерина Винокурова из Znak.com спросила Путина, как бы он, будучи мужчиной, поступил, если бы на его глазах омоновец избивал девушку. Наивная уральская журналистка думала, что она ставит перед Путиным трудную моральную дилемму, заставляя сделать выбор между верностью корпорации и мужской честью. Бедняжка не понимала, что для «новых дворян» (самоназвание корпорации чекистов-олигархов, взявших власть в стране) понятие морали вообще не существует, поэтому Путин разрушил все эти моральные построения журналистки простым заявлением: «Я не верю, что омоновец бьет девушку». И далее убедительно обосновал свое утверждение: «Они здоровые ребята, и им бить девушку нет необходимости».
После этой пресс-конференции я окончательно убедился, что для журналистов существует единственно возможное поведение: не ходить на такие мероприятия и отдать их полностью под место сбора «путинских ходоков». Итоговая пресс-конференция наглядно продемонстрировала тот результат, к которому привела тотальная зачистка в течение всего 2013 года. Напомню основные вехи этого процесса.
Закрыты OpenSpace.ru и «Русская жизнь». Весь год трясло «Большой город», была уволена вся редакция.
На 180 градусов сменила вектор Газета.ru, превратившись из независимого издания в откровенно лоялистское, в стиле прокремлевского интернет-ресурса «Взгляд».
Аналогичные изменения произошли за этот год с холдингом «Коммерсантъ», который возглавил Владимир Желонкин, работавший ранее в аппарате представителя президента в Центральном федеральном округе. Радио «Коммерсантъ FM» возглавила Мария Комарова, раннее служившая заместителем саратовского мэра по идеологии. «Коммерсанта» как независимого СМИ больше нет.
Разрушение инфраструктуры рынка СМИ — резкое сокращение киосков прессы, фактическая смерть института подписки, чудовищные диспропорции на рынке рекламы — сделало практически невозможным выживание независимых СМИ. Отчаянный эксперимент телеканала «Дождь» и журнала The New Times, которые сделали платным свой контент, имеет непредсказуемый результат. Пока собрать деньги у россиян за информацию, которая не имеет полезно-прикладного характера, не удавалось никому.
Венцом тотальной зачистки российского медиаполя и утверждения окончательного господства подданнической культуры в российской журналистике стали два события: поглощение холдингом «Газпром-Медиа» холдинга «Профмедиа», и тем самым превращение «Газпром-Медиа» в доминирующий субъект на российском медиарынке, а также ликвидация РИА Новости и создание на его базе пропагандистского холдинга «Россия сегодня». Вставшие во главе этих мега-структур Михаил Лесин и Дмитрий Киселев имеют настолько устойчивую и определенную репутацию, что вектор движения российских СМИ на ближайший период при их решающем влиянии вполне ясен.
Не знаю, в какой степени лгут сами себе наши главные телелжецы Дмитрий Киселев, Аркадий Мамонтов, Дмитрий Караулов, Алексей Пушков и тот же Владимир Познер. У английского историка Робина Джорджа Коллингвуда есть понятие «коррупция сознания», которое используется им для описания ментального приема лжецов и мерзавцев, желающих сохранить самоуважение и спокойную совесть. Они блокируют ту часть своей картины мира, которая содержит противоречие между их реальным поведением и их же представлением о должном, и тем самым отключают такие механизмы, как совесть и стыд.
Главная проблема российской журналистики, которая проявилась особенно наглядно в этом году, это полная неспособность защищаться от тех разрушительных процессов, которые инициирует власть. Инструментом такой защиты должны были бы стать журналистские организации, которых у нас две, Союз журналистов России и Медиасоюз. Одну из них возглавляет человек, который пытался принять в члены СЖР Рамзана Кадырова, а когда это его решение отменил секретариат, никак не мог взять в толк, почему это прием человека, которого подозревают в причастности к убийствам журналистов, повлечет разрушение Союза. Другую организацию возглавляет крупный общественный деятель, входящий в руководство правящей партии (что само по себе несовместимо с журналистикой), управляющий изданиями, недобросовестно конкурирующими на рынке. До тех пор пока в России не будет журналистской организации, строящей свою работу на основе гражданской, а не подданнической культуры, журналисты будут беззащитны перед давлением власти. Пока предпосылок для создания такой организации нет, поскольку для подавляющего большинства журналистов ее необходимость неочевидна. Это, возможно, главный и не слишком утешительный итог уходящего года.