Судебные процессы по делу «приморских партизан» продолжаются. Подсудимые и их адвокаты ходатайствуют об исключении доказательств, которые, по их мнению, добыты следствием с нарушением закона. Все шестеро кировских парней, оказавшихся на скамье подсудимых, сообщили суду, что милиционеры, в том числе, оперативники пытали их, чтобы заставить дать признательные показания.

Но суд, похоже, доказательства применения пыток не волновали. Даже медицинское освидетельствование и зафиксированные побои не побудили суд отреагировать на заявления подсудимых о применении к ним пыток.

В отношении «приморских партизан» следствие применило «свои методы»?

Со слов одного из приморских партизан Максима Кириллова, он так же, как и остальные, написал явку с повинной под пытками.

– Пятого июля меня задержали, – сказал Максим Кириллов. – В моем задержании принимали участие около двадцати человек. В кабинете Кировского РОВД, где меня допрашивали, присутствовали, в том числе, некоторые сотрудники кировской милиции (в заявлении А. Никитина от 2010 года содержится, что «приморские партизаны» «объявили негласную войну» наркобизнесу, который «крышевали» кировские милиционеры, о чем писала «АВ» № 25 (1005) от 2012 г. – прим. авт.).

В Кировском РОВД меня избивали и пытали. Сотрудники ОРЧ надевали мне на голову пакет, лишая доступа кислорода, отчего я начинал задыхаться и терять сознание. 8 июля 2010 года в ночь за мною опять пришли кировские милиционеры Перов и Соболев. Они вывели меня на третий этаж РОВД, и, одев мешок из мешковины мне на голову, принялись избивать по почкам и голове.

К тому времени от меня уже добились явки с повинной, потому повода вести меня на очередной допрос с пристрастием не было. На этот раз никто не объяснял мне, что я должен говорить и писать, от меня ничего не требовали, просто били, считаю, с особым садизмом и изобретательностью.

Вдруг началось что-то страшное. Взяв за руки и ноги, меня подняли и принялись раскачивать, как на качели, а потом бить об стену. Потом один из кировских милиционеров обхватил меня и, перевернув вниз головой, бил об пол. Телесные повреждения после этого случая были зафиксированы врачом в городе Дальнереченске.

Но по поводу повреждений, полученных именно в этот день от кировских милиционеров, я никуда не обращался. Просто ко мне не впустили адвоката, в то время мою защиту осуществлял другой адвокат по назначению.

6 августа 2010 года Максим Кириллов пишет жалобу о применении к нему незаконных методов следствия.

По словам Максима Кириллова, проверка по его заявлению проводилась, очевидно, формально.

– Ко мне продолжали приходить даже в ИВС почти каждый день. Я понял, что заявление о привлечении сотрудников, пытавших меня, к уголовной ответственности, для проверяющих ничего не значит. Потеряв веру в справедливое следствие, я написал явки с повинной.

Со слов адвоката Моисеевой, 12 июня 2010 года в отношении Максима Кириллова провели экспертизу на предмет наличия побоев, их характера и способа нанесения. Согласно экспертизе, на теле Максима Кириллова после пыток остались ссадины на голове, плечах и ногах, а также кровоподтеки.

Но прокурор просил приобщить к материалам уголовного дела постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении сотрудников ОРЧ, вынесенное в ответ на заявление Максима Кириллова о пытках.

Адвокат Максима Кириллова Моисеева заявила, что на многих листах дела, в том числе на протоколе явки с повинной, подпись не принадлежит следователю Шишкову.

Адвокат просила провести подчерковедческую экспертизу. Но судья Грищенко объявил, что не имеет значения, кто и где расписался, главное, что признательные показания имеются.

Сведения о пытках суд не принимает во внимание

Адвокат Никитина Нелли Рассказова напомнила суду, что суд обязан провести свое расследование по поводу применение незаконных методов следствия, ведь речь идет о том, что доказательства, добытые такими методами, лежат в основе обвинения. И если они получены незаконным образом, то должны быть исключены из материалов уголовного дела.

– Приобщить просто постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении сотрудников не является судебным следствием. Имеется медицинское заключение о том, что у Максима Кириллова появились телесные повреждения после посещения ОРЧ. И те, кто проводил дознание, должны объяснить, каким образом появились эти телесные повреждения на теле Максима Кириллова.

Но в нашем судебном процессе этого почему-то никто не пытается выяснить. У всех без исключения «приморских партизан» имеются справки о наличии побоев и другие доказательства. Каждый из обвиняемых может рассказать о том, как его пытали. И если мы выслушаем каждого, то станет ясно, что они говорят об одних и тех же методах пыток.

Я прошу суд проанализировать, каким образом наносились телесные повреждения.

Об этих же «методах» следствия пишут многие, кого пытали полицейские. Вам не кажется это удивительным: все в своих жалобах описываются одинаковые «способы воздействия» на подозреваемых? Ведь это не случайность, а закономерность.

Судья Грищенко поинтересовался, всем ли сидящим на скамье подсудимых надевали на голову целлофановый пакет для получения признательных показаний. На это получил утвердительный ответ. Но, когда речь пошла о том, чтобы каждый из подсудимых рассказал о том, как его пытали, судья прервал. Он сказал, что решается ходатайство о недопустимости доказательств, заявленное Максимом Кирилловым и его адвокатом, и потому все остальные будут говорить потом, когда настанет их черед.

Но и на этот раз доказательства – признательные показания Кириллова, очевидно, выбитые под пытками, – были признаны судом допустимыми.

Не потому ли во многих регионах России растут недовольство полицией и число жалоб от граждан, побывавших в клешнях полицейских-пыточников? Если следственному управлению, прокуратуре и судьям дела нет до того, что людей пытают в полицейских участках, то кто решит проблему полицейского произвола и кадров полиции, о которых в последнее время так много говорят? Может просто кому-то удобнее, когда в полицию приходят работать костоломы, а не профессиональные следователи?

Показания на месте Вадима Ковтуна

До обсуждения методов пыток не дошли.

Судья Грищенко пояснил, что о пытках нужно говорить отдельно, сейчас идет речь о признательных показаниях.

В зал пригласили присяжных заседателей. Сторона обвинения в их присутствии зачитала протокол осмотра гаража Соловьева (один из тех, кто был убит у конопляных плантаций неподалеку от поселка Кировский – прим. авт.).

Согласно протоколу осмотра, в гараже нашли марихуану.

Затем в присутствии присяжных показали видео проверки показаний на месте с участием Вадима Ковтуна.

В ходе проверки показаний на месте Вадим Ковтун рассказывал:

– Летом 2010 года я узнал от брата, что четверо кировских жителей, которые в один момент неожиданно исчезли из поселка, возделывают конопляные плантации. Брат говорил, что конопляные поля он выследил неподалеку от трассы, когда катался на мотоцикле.

Александр просил отвезти его друзей к этому месту, чтобы убедиться, действительно ли это конопля и кто ее выращивает. Я выполнил просьбу брата. Друзья – Илютиков, Сухорада и Никитин – ушли с братом, а я остался в машине. Примерно через двадцать минут они возвратились, как я понял, от кого-то убегали. Как я узнал позже, на конопляных плантациях они попали в засаду: четверо человек, работавших на конопляных плантациях, увидев брата и его друзей, выбежали из кустов и принялись стрелять по ним.

Спустя некоторое время брат сказал, что они выследили тех, кто выращивает коноплю, и где ее перерабатывают. Брат еще раз попросил подвезти его и все тех же друзей к тому месту, где растет конопля. Со слов брата я понял, что они собираются отобрать коноплю. Я отвез их и уже собирался уезжать, но брат попросил спрятать машину и пойти с ним. Вскоре мы пошли вдоль леса. Потом друзья брата и брат пошли вперед, я шел следом. Я не знаю, что происходило между братом, его друзьями и теми, кто перерабатывал коноплю в районе кладбища, потому что находился на некотором расстоянии от них. Но я увидел, что кто-то в кустах упал. Когда брат позвал меня к себе, из кустов вышел А. Сухорада и сказал, что убил кого-то, как я понял по фамилии Макаренко. Я сказал, что не буду принимать участие в этом, и сразу же уехал.

На одном из фрагментов видео проверки показаний на месте, когда речь зашла о случае на Давыдова, адвокат Смольский попросил прекратить показ.

– Идет проверка показаний на месте с Вадимом Ковтуном. Но следователь ведет речь о другом эпизоде, который произошел во Владивостоке на улице Давыдова. К этому эпизоду Вадим Ковтун не имеет никакого отношения, он ничего не видел. Я полагаю, что у присяжных из-за такого показа видео может создаться неверное впечатление. Думаю, что необходимо исключить фрагменты видео, где идет речь о случае на Давыдова. Я не знаю, почему следователь не разделил эти эпизоды при проведении проверки показаний на месте с Вадимом Ковтуном. Поскольку мы соблюдаем очередность в заявлении ходатайств о недопустимости доказательств, то я собирался говорить об эпизоде на Давыдова чуть позже. Ничто не мешает объяснить присяжным, чтобы они не брали во внимание этот фрагмент видео проверки показаний на месте с Вадимом Ковтуном.

Но судья не исключил фрагментов видео проверки показаний на месте Вадима Ковтуна, сказав, что заявлять об этом нужно было раньше. Похоже, в процессе по делу «приморских партизан» суд не склонен изучать всех обстоятельств дела? Очевидно, никого не волнует, что заставило парней воевать с кировскими милиционерами?