Майдан выстоял ночь

 

 Над Киевом занимается рассвет, и лазарет, который разместился в уличном кафе «Чебуреки», запустил меня к себе. Здесь тепло и ловится вай-фай.

 Медики на составленных вместе обеденных столиках, прикрытых шерстяными одеялами, оперируют двоих парней. У одного контузия, но он в сознании.
Автор фото: Полина Башкина


 — Как тебя зовут? Витя? Что у тебя, Витя? В ушах звенит?

 — Тебе каска бы не мешала. Аллергия есть на что-то? Ну как не знаю? Тебе зубы-то лечили когда?

 Второй пациент лазарета в кафе «Чебуреки» лежит без сознания. Ему призадрали свитер — осколочное ранение, зашивают.

 Привели пожилого мужчину, фактически притащили под руки. Из ушей у него течет кровь, и из других мест тоже: сейчас, когда с него стянули штаны, видно, что трусы у него все бордово-красные.

 — О, да у вас еще тут грыжа напрашивалась? Сдетонировала сегодня от контузии!

 — Все в порядке, — кричит мужчина, расталкивая врачей окровавленными руками. — Для моряков это пыль! А шо, еще лягать требо? Да я запачкаю вам тут. Двадцать пуль резиновых — а це шарики! Аллергия? А шо за такая аллергия?

 В палатку заходят люди — совершенно не похожие на тех, что сейчас на передовой на Майдане. Обычные служащие: девушка в строгом пальто, мужчина в очках и кепке с ушами. Спрашивают: «Есть машина. Кого в больницу отвезти?».

 Мой полевой лазарет подтверждает, что за ночь «обслужил» несколько десятков раненых — легко и по-всякому. А таких лазаретов вокруг Майдана несколько. 18 революционеров и 9 правоохранителей за минувшие сутки погибли.

 Всю минувшую ночь Майдан ждал штурма. Особенно тревожно стало после того, как среди ночи стали известны переговоры Януковича с оппозицией в лицее Кличко. Янукович рекомендовал Майдану расходиться. Когда сообщение огласили с майдановской сцены, площадь вслух рассмеялась. Хотя нельзя сказать, что расклад целиком и полностью был этой ночью в пользу революции.

 Вчера днем «Беркут», запустив впереди себя солдат-ВВшников, разбил баррикады на Грушевского, оттеснил протестующих к параллельной Институтской. Отстаивая свои позиции, майдановцы развели костры от Стеллы Независимости, что посреди площади, до угла дома Профсоюзов, где еще недавно находился один из штабов.

 Со всех прилегающих улиц на эту передовую огненную баррикаду, отсекающую Майдан от «Беркута», люди как муравьи тащат покрышки, ветки деревьев,  доски, пластиковые бутылки. Все это в огне ужасно чадит, черный дым валит в сторону Грушевского и «Беркута», который от этого слепнет. «Беркуты» всю ночь с машины, припаркованной в начале Крещатика, шарили по площади длинным белым лучем прожектора, пытаясь нащупать особенно яростные очаги сопротивления. В эти очаги летели свето-шумовые гранаты. В ответ майдановцы с баррикад, с постаментов столбов, с окон цокольных этажей указывали лазерными указками, откуда именно «Беркут» атакует. Именно туда летели бутылки с зажигательной смесью и фейерверки.

 Протестующие и «Беркут» стоят всю ночь совсем недалеко друг от друга, буквально в нескольких шагах — двумя длинными шеренгами, разрезанными стеной огня.

 Кстати об огне: всю ночь на Майдане полыхал Дом Профсоюзов, где еще недавно размещался штаб Майдана. И сейчас, утром, еще горит. Пожарные, которые долго не могли к Дому Профсоюзов пробиться, поливают пылающее нутро огромного здания своими струйками. Пожарные машины потихоньку обрастают досками, ветками и всяким строительным хламом, превращаясь в баррикады. Хотя их пригласили на Майдан совершенно не за этим, а чтобы спасти активистов, блокированных огнем в доме профсоюзов. Пожарные пробились сквозь людское море, подняли люльку и спасли людей.

 Мне довелось говорит с очевидцами, которые утверждают, что видели, как в здание через крышу проник «Беркут» и поджег его. Это наблюдение похоже на правду — Дом Профсоюзов выгорел именно изнутри.

 Обездомевшие бойцы Майдана — в касках, масках и «броне» из кусков пластиковых труб, с деревянными щитами и образками арматуры, — спят, сидя прямо под стенами Главпочтампта. Им даже не холодно. 

 В нашем лазарете — пациент из-за периметра, с огнестрельным ранением. Всю ночь на прилегающих к центру улицам орудуют титушки. Они стреляют из бытового огнестрельного оружия по машинам, двигающимся в сторону Майдана. Быть может этот человек — тоже их жертва. А несколькими часами ранее они вытащили из машины и расстреляли журналиста украинской газеты «Вести» Веремея. Он умер в больнице — об этом я услышала сразу в разных концах Майдана.

 Титушек вообще не то, чтобы боятся — но опасаются: за «периметр» майдановцы выходят неохотно, обычно в группах. И даже поход за «стройматериалами» на Михайловской улице выглядел, как экспедиция: десятки и десятки людей, мужчин и женщин, в масках и касках пошли на пустырь вокруг заброшенного здания, прикрытого рекламным баннером.

 Сломали железные ворота, закрывающие вход на пустырь. Внутри — какая-то деревянная рухлядь и пара будок охранников, которые непонятно, что тут охраняли. Собрав дерево, протестующих начинают курочить будки, достают их нехитрое содержимое. Какие-то стулья и масляный обогреватель без ножек-колесиков. Все это тоже могло бы сгодиться для баррикады.

 — Ну, це неправильно, це не дОбро! — оценивает происходящее кто-то из майдановцев.

 В этот момент из соседнего дома выпрыгивают охранники — и отбивают у пришельцев свой обогреватель!

 — Да не бойся! Нам имущества не надо, нам только будки на железо, — успокаивает охранников кто-то.

 — Ага! Вам не надо — а нам еще за будки отвечать, — огрызаются охранники, оттаскивая свой безногий обогреватель в подъезд соседнего дома.

 Из мансардного этажа дома напротив доносится надсадные крики, и не понять даже — мужские или женские:

 — Скоты! Мрази! Пошли вон!

 Майдановцы никак не реагируют на это, деловито продолжают разбирать металлический забор вокруг пустыря. Его секции валят наружу, и лишь там, где рядом припаркованы машины, секции валят вовнутрь, с гораздо большим усилием.

 На Майдане разговоры:

 — Зараз собраться всем и спалить: прокуратуру, СБУ и МВД. У них же без бумажек вся работа будет парализована. Они же как привыкли? Пришел на работу, получил разнарядку — и сиди, копайся в бумажках. А здесь они приходят — а работы и нет уже. Совсем другая страна началась.