В начале февраля Путин подписал закон, ужесточающий максимальное наказание за экстремистскую деятельность.
А что такое собственно экстремизм? У большинства граждан вообще смутное представление о значении этого слова, его часто ставят на одну доску или даже путают с терроризмом, оно призвано просто вызывать у населения оторопь и ощущение опасности и ужаса.
Для силовых органов экстремист — это тот, кто просто критикует действующую власть. Хотя такая критика — вполне конституционное право каждого гражданина в государстве с демократическим строем. Однако на практике делается все, чтобы чиновники были ограждены от критики народа. Для листовок, в которых критикуется власть, даже придумали термин - «антиправительственные». Хотя и Путин, и Медведев неоднократно призывали граждан России развивать принципы демократии и критиковать власть. То есть получается, что первые лица государства призывают граждан к экстремистским действиям?
А между тем в международных правовых документах существует достаточно однозначное понятие экстремизма. И ключевым признаком в этом определении являются «насильственные действия».
Так, Россия подписала Шанхайскую конвенцию от 15 июня 2001 года «О борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом». И в ней экстремизмом называется какое-либо деяние, направленное на насильственный захват власти или насильственное удержание власти, а также на насильственное изменение конституционного строя государства, а равно насильственное посягательство на общественную безопасность, в том числе организация в вышеуказанных целях незаконных вооруженных формирований или участие в них.
Казалось бы, куда понятнее? Но в российском законодательстве с термином «экстремизм» начинается странная игра, смещающая четкие международные нормы в сторону неопределенности, размытости, позволяющая причислять к экстремизму то, что во всем мире таковым не является. Еще более десяти лет назад, в 2003 году Комитет по правам человека, действующий на основании Международного пакта о гражданских и политических правах, выразил озабоченность тем, что определение «экстремистской деятельности» в Федеральном законе от июля 2002 г. «О противодействии экстремистской деятельности» слишком расплывчато и не защищает граждан и организации от риска его произвольного толкования.
Но наши законотворцы не только не прислушались к этому замечанию, а поступили строго наоборот. Именно ту ключевую деталь, которая позволяла определять экстремизм однозначно и исключала произвольные толкования, они из закона убрали. В 2006 году в уже упомянутом ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» после слов «возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни» удалена оговорка «связанной с насилием или призывами к насилию».
В 2009 году Комитет по правам человека еще раз порекомендовал российской власти пересмотреть эти формулировки в законе. Кроме того, России рекомендовано дать такое определение понятию «социальные группы», чтобы оно не включало в себя госорганы и государственных должностных лиц.
Результат строго противоположный. Количество «экстремистских» преступлений растет, судя по статистике заведенных дел, как снежный ком. Суды пачками признают экстремистскими материалами листовки, книги, лозунги, картины. В них, как вы понимаете, о насильственных действиях по захвату власти речи просто не идет. Федеральный список экстремистских материалов сейчас насчитывает 2219 наименований.
Центры по противодействию экстремизму (сформированные вместо разогнанных отделов по борьбе с организованной преступностью) получают практически неограниченные полномочия, для них будто не существует законов государства и конституционных прав граждан. При этом попытки оценить действия отделов «Э» с точки зрения закона натыкаются на «секретность» Центра Э, а сами его сотрудники ссылаются на какие-то внутренние инструкции, содержание которых тоже секретно. Но с каких это пор в правовом государстве внутренние служебные инструкции выше законов государства?
Партия «ВОЛЯ» на своем опыте много раз имела возможность убедиться, что антиэкстремистское законодательство используется в целях политической борьбы. Сотрудники Центра Э практически приставлены к каждому партийцу в каждом регионе, ходят на все публичные мероприятия, ведут слежку, проводят «беседы», неизменно появляются на «опросах» при задержаниях. Причем опросы эти зачастую проводятся в ночное время, что запрещено законом (так было, например, в Санкт-Петербурге в 2013 году при задержании трех женщин якобы за несанкционированный митинг).
Центр Э проверяет даже салоны красоты, которые посещает лидер партии Светлана Пеунова. Во Владимире год с лишним местная прокуратура пыталась признать экстремистским материалом автобиографическую книгу Светланы Пеуновой «Вся власть — народу?». В Хабаровске по ст. 282 УК РФ пытались привлечь к ответственности сторонницу партии Наталью Игнатьеву, прочитавшую с трибуны на митинге чужое стихотворение.
В Кирове и Вологде практически одновременно завели дела на партийцев Тараса Аввакумова, Наталию Терешину, Ивана Чуранова за распространение листовки «Хотят ли русские войны?» - принципиально антивоенной листовки, какой же в этом экстремизм? В Кирове дело закрыли после двух экспертиз, выполненных в структурах Минюста. В Вологде дело тянется до сих пор, хотя нет никаких на то оснований.
Во всех случаях обвинения в экстремизме удалось отбить только созданием широкого общественного резонанса. Гласность очевидно показывала голословность и абсурдность обвинений. И становилось наглядно, что истинная причина обвинений — желание власти убрать с дороги реальную народную оппозицию.
А значит, есть повод заподозрить тех, кто борется с любыми проявлениями свободы мысли и критики власти в злоупотреблении должностным положением, нарушении демократических прав и свобод, в извращении международных норм в российском законодательстве. Власть, которая ужесточает наказание за «экстремизм», то есть за правду, все больше убеждает в необходимости ее отставки. А такое «трепетное» отношение к критике в свой адрес все больше становится похожим на «устранение» конкурентов и желание эту власть никому не отдавать!