В нынешний четверг, в 12-30 дня, в Тверском районном суде Москвы начнется судебный процесс по делу муниципального депутата столичного Тверского района Кетеван Хараидзе.

Судить ее будет яркая знаменитость московской судебной системы — почти уже легендарный судья Алексей Криворучко. Звезда его славы взошла, когда он дважды — в январе и сентябре 2009-го — санкционировал продление ареста Сергея Магнитского, при этом отказываясь приобщить к делу официальные жалобы на неоказание смертельно больному арестанту медицинской помощи и на «пыточные условия содержания и незаконное преследовании со стороны сотрудников МВД, против которых он давал показания». За эти решения судья Криворучко был включен в международно признанный официальный список обвиняемых в смерти Сергея Магнитского и в нарушении прав человека и принципов «верховенства права».

Потом в карьере Криворучко были и многосуточные аресты Алексея Навального и Ильи Яшина, и звериный приговор по имевшему огромный резонанс «делу Александры Лотковой» о праве на необходимую оборону, и решение отправить на три с половиной года в колонию актера Павла Устинова, и еще много весьма известных решений, отличавшихся бессмысленной свирепостью. Впрочем, почему бессмысленной? Смысл в ней можно, при желании, и обнаружить: это всякий раз была намеренная демонстрация тотального произвола, абсолютной «свободы» суда от обязанности соблюдать принципы состязательности и равенства прав участников процесса, от обыкновенного здравого смысла и уж тем более от влияния химер совести и человечности.

Фирменным аргументом судьи Криворучко на всех этих процессах было вынесенное в сотнях разных ситуаций постановление о том, что «свидетельские показания и видеозаписи не представляются суду убедительными», но зато «отсутствуют основания не доверять рапортам и протоколам следователей, оперативников и работников полиции».

Эти хорошо отработанные и тщательно натренированные умения оставаться слепым и глухим к любым доводам здравого смысла, но с религиозным почтением относиться к каждому слову, сказанному следователем или обвинителем, очень пригодятся судье Криворучко в деле Хараидзе. Потому что в руках судьи находится документ, совершенно потрясающий, — в своей наглой пустоте и варварской грубости выдуманного поклепа. Это обвинительное заключение, чтение которого непривычного человека — а впрочем, даже, пожалуй, и привычного, вроде меня, — потрясает.

В нем нет ничего. То есть буквально: ничего, что заставило бы здравомыслящего читателя заподозрить Кетеван Хараидзе в том, в чем ее обвиняют.

3562506

А обвиняют ее в «мошенничестве, то есть хищении чужого имущества путем обмана, совершенном группой лиц по предварительному сговору, с использованием своего служебного положения, в особо крупном размере». Уголовный кодекс за такое преступление предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок до десяти лет. До десяти.

Фабула этого обвинения выглядит так. Компания-застройщик под названием «Апарт-Проект» приступила к строительству комплекса из 17 роскошных трехэтажных коттеджей на золотом, во всех смыслах, участке московского «тихого центра» в легендарных «Миуссах»: на улице Фадеева, в самой середине треугольника между метро Белорусская, Маяковская и Новослободская (для любого москвича — очень знакомое и понятное место). На протяжении двух с лишним лет вокруг проекта развивался все более ожесточенный конфликт между застройщиком и жителями дома, к которому непосредственно примыкала стройплощадка. Основными мотивами противостояния стали массовые вырубки деревьев и кустарников в старом московском дворе, занятие части придомовой территории под склад стройматериалов, а главное — тщательно скрываемое застройщиком и выявившееся почти случайно намерение врезать коммуникации нового жилого комплекса в вековой давности старые канализационные и водопроводные трубы, которые, конечно же, не способны выдержать такой нагрузки, и создали бы в старом жилом квартале ситуацию «коммунальной катастрофы».

Начиная с какого-то момента интересы протестующих жителей стали представлять глава сообщества собственников одного из близлежащих домов Гурам Григорян и муниципальный депутат Кетеван Хараидзе. Они заставили застройщика остановить стройку до тех пор, пока тот не изменит проект, добавив к нему относительно дорогие работы, необходимые для замены устаревших коммуникаций на современные и создания корректного, технически продуманного плана «врезки» в них новых труб.
Ну, а потом, как утверждает автор обвинительного заключения, Григорян и Хараидзе потребовали от представителей застройщика взятку в 15 миллионов рублей, в обмен на обещание утихомирить возмущенных жильцов, разблокировать стоительство и закрыть глаза на насилие над немощной канализацией.

Все это обвинение в вымогательстве взятки построено на показаниях одного-единственного человека — вот этого самого Гурама Григоряна. В своих показаниях и на очных ставках он подробно, тщательно оговаривает себя самого, рассказывая, как договаривался с двумя «конфликтологами», — по фамилии Гусаров и Степанов — нанятыми застройщиком для решения проблем с недовольными жильцами. Описывает, как требовал у них сначала 6 миллионов, потом 9, потом 15. Потом обсуждал «дорожную карту» выплаты этой взятки частями. Потом получил первые 5 миллионов, но остался недоволен, потому что первый «транш» должен был составить 10. Потом принял и пакет со следующими 5 миллионами, но тут был пойман с поличным, потому что в пакете оказалась кукла, а передача его была частью оперативного мероприятия, завершившегося его задержанием.

Гурам Григорян признается во всем. Но всякий раз подчеркивает, что требовал, а потом получал взятку не для себя одного, а еще и для Хараидзе, с которой состоял в «преступном сговоре» и действовал «согласованно, по заранее намеченному плану».

И всё.

Больше ничего.

То есть имеется человек, который взял взятку и был на этом пойман с поличным. И этот человек, в обмен на сделку со следствием, в обмен на то, что не провел ни единого дня в СИЗО, и уже получил в закрытом процессе два года вместо предусмотренных статьей УК десяти, — оговаривает другого. Просто оговаривает, не предъявляя никаких доказательств, никаких подтверждений, никаких свидетельств.

В деле нет видео— или аудиозаписей, которые подтверждали бы его оговор. Нет показаний других свидетелей. Нет никаких письменных документов или фотографий. Нет никаких признаков того, что Хараидзе получала «свою долю» от взятки: есть только найденные в кармане осеннего красного пальто (обыск у нее происходил летом) две пятитысячные купюры. Две. На сумму 10 000 рублей. При вменяемой взятке в 15 миллионов, 5 из которых, по версии оговаривающих, были уже получены. Хараидзе заявляет, что купюры ей не принадлежат, и были подброшены при обыске.

Даже «подвергшиеся вымогательству» удивительные конфликтологи Гусаров и Степанов в своих показаниях не сообщают, что обсуждали с Хараидзе само требование взятки, ее размер, время и место ее получения, условия и гарантии в обмен на нее, или еще хоть что-нибудь такое. Все это они обсуждали только с Григоряном.

Более того, в деле трижды — в показаниях самого взяткополучателя Григоряна и взяткодателей Гусарова и Степанова описан эпизод ключевой встречи, на которой обсуждались условия и технология передачи взятки: на этой встрече появилась в какой-то момент и Хараидзе, но перед ее приходом Григорян специально попросил собеседников «при ней не обсуждать вопросы про деньги» (дословно, так трижды в тексте обвинительного заключения). Они и не обсуждали: с Хараидзе говорили только о требованиях жителей домов, о необходимости посадить деревья взамен вырубленных, вернуть на место передвинутые под окна мусорные баки, убрать незаконный забор вокруг придомовой территории и, главное, заменить полуразрушенную канализацию прежде чем врезать в нее трубы от 17 новых коттеджей. Хараидзе настаивала на этом, как на условиях продолжения стройки. О деньгах не было ни слова.

Но Григорян утверждает, что вымогал и получал взятку не для себя одного, а для депутата, и ему верят. Повторяет этот оговор снова и снова, подтверждает на очных ставках. И ему верят опять и опять.

Во всяком случае, в тексте обвинительного заключения нет и тени сомнения в этих словах. Ну и что, что никто больше не подтверждает, в том числе и «потерпевшие». Раз «сообщник» признался — в обмен на особые условия содержания и суда — значит доказано.

Как? А вот так. Просто так — и всё: один оговор, две купюры в кармане красного пальто. И хватит. Для судьи Криворучко — более чем достаточно: остальное — его работа.
И вот тут надо напомнить, кто такая Кетеван Хараидзе, и почему этот Григорян со своими миллионами пришелся так вовремя.

Кети — именно так называют Кетеван Хараидзе все, кто ее знают, а знает ее буквально каждый житель этого огромного густонаселенного куска города, — легко выиграла муниципальные выборы в 2017 году. Претендовала на пост председателя Тверского районного совета, но в конце концов уступила его, и стала председателем Комиссии по градостроительству Тверского района. Района, на территории которого находится Тверская — главная улица Москвы — со всеми своими площадями и прилегающими улицами и переулками, от Белорусского вокзала до Кремля. С Триумфальной, Пушкинской и Манежной. С Мэрией и Госдумой. С Ритцем, Фор Сизонс’ом, двумя Мариоттами, Интерконтиненталем и Шератоном. И сотнями богатейших офисных и жилых комплексов, уже построенных, строящихся сейчас и имеющих перспективу быть построенными завтра.

У муниципального депутата — да и у всего районного совета — постыдно мало полномочий. Принято считать, что от него ничего не зависит. Но так считают те, кто никогда не имел дела с депутатом, с которым никогда, ни при каких обстоятельствах и никакой ценой нельзя «договориться». Точнее, сговориться нельзя. Ни на чем, что хоть на копейку ущемило бы интересы людей, которые здесь живут.

Кети известна невероятным, неправдоподобным упорством. Она настоящий административный бульдог: вцепляется и тащит, и стряхнуть ее невозможно. Она человек очень эмоциональный, очень резкий, местами — яростный. Но это человек, который очень твердо знает, на защите чего и кого он стоит, и чьи интересы для него важны.

И вот Кети Хараидзе за неполные четыре года своего депутатства добивается многого, очень многого. Выкручивает руки застройщикам, требуя соблюдения норм и правил, заставляет коммунальщиков исполнять всю ту работу, за которую они несут ответственность, добивается решений от чиновников, останавливает обман и разгильдяйство в каждом случае, до которого успевает дотянуться.

А потом она еще и регистрируется в качестве кандидата в депутаты Госдумы: в округе, где ее знает не то что каждая собака, но и каждая мышь.

И в этот момент откуда-то из пыли и копоти скандала с богатым застройщиком вынимают этого Гурама Григоряна со всеми его чистосердечными признаниями в том, что 15-миллионную взятку он вымогал не сам, а «для Кети» и «по Кетиному приказу».

И всё. Проблемы решены — разом и немедленно: трубы от коттеджей легко и быстро врезаются в древнюю канализацию, забор вокруг придомовой площадки обрастает колючей проволокой, никто ни против чего не протестует, все на всё согласны. А заодно — избирательную компанию ведет человек, сидящий по домашним арестом, с запретом на публичные выступления, без права выйти на улицу, со связанными руками и заткнутым ртом.

Начиная с этого четверга судья Криворучко начнет вершить свое кривосудие: так вот прямо в 12-30 и приступит в своем Тверском суде.

Где-то в подмосковных имениях очередной зампрокурора и еще один начальник следственного отдела продолжат складирование своих комических миллиардов наличными в обувных коробках (сколько мы уже их видели, с коробками этими).

А мы будем мечтать о том, чтобы Кети — с ее двумя пятитысячными купюрами в кармане пальто — отделалась условными годами. Ну, или может быть посидела бы как-то недолго… Не десять лет… Ну пожалуйста… Отдайте ее, мы все очень просим… Вы же знаете, что она ничего не брала. Знаете. Знаете.

Я не понимаю, чем этому помочь. Я не понимаю, как это остановить.