М. Майерс― Сегодня опять ленты новостей рвутся от сообщений о «Северном потоке». Началось с того, что экологи немецкие подали иск в суд, заявив, что строительство трубопровода вредит экологии. И дальше регулятор сказал, что в конце мая все же возобновится. Строительство. Вопроса два. Во-первых, о чем свидетельствует тот факт, что подключилась тяжелая артиллерия в виде европейских экологов. И второй вопрос: как вам кажется, все-таки достроят этот многострадальный «Северный поток-2». Или не достроят.

С. Алексашенко― Маша, мне кажется, что подключение экологов вполне понятно. Всем хочется мелькать в сводках новостей, быть на первых страницах. И нужно находить себе какое-то применение. Надо подчеркнуть, напомнить, что в Германии осенью будут парламентские выборы, сейчас партия зеленых лидирует в опросах. И понятно, что она в одиночку вряд ли сформирует правительство, но шансы вхождения «зеленых» в коалицию очень велики. Поэтому экологи напоминают, что это сила, что с ними надо считаться. И что вообще неплохо как-то сесть за стол и договориться. Я не думаю, что всерьез сегодня кто-то в Германии готов останавливать строительство «Северного потока». Слишком большие деньги на кону. И если не будет каких-то более жестких и более серьезных санкций со стороны США, я думаю, что газопровод конечно достроят. Потому что, в конце концов, строят его российские компании, российские суда. На которые, что распространяй санкции, что не распространяй санкции – им все равно. Они в другом совершенно пространстве живут. И их санкциями не достанешь. Поэтому технически, собственно говоря, 160 километров труб, наверное, это возможно. И, может быть, даже сварят и хорошо. Но самые интересные вопросы начнутся дальше, потому что после того как газопровод будет достроен, нужно провести процедуру под названием сертификация. То есть отдельные уже, вот здесь я думаю, что своими компаниями российскими не обойтись, в мире существует всего несколько компаний, которые могут проводить такую работу. И чья работа принимается. Что этот газопровод будет безопасный, что никакого брака нет и что он прослужит долго, никакой экологической катастрофы с ним связано не будет. А вот все эти сертифицирующие компании они уже точно совершенно попадают под американские санкции. Если вдруг они захотят с этим газопроводом работать. Потому что в последнем американском законе прямо таки записано, что сертификация газопровода попадает под санкции. Соответственно вот что будет на этой стадии, как будет Германия, которая в принципе, правительство Германии, которое возглавляет Ангела Меркель, это правительство и Ангела Меркель хотят газопровод достроить, запустить и получать более дешевый российский газ. То есть на самом деле экономить, что для бизнес-компаний означает зарабатывать. На этом, наверное, на сегодня никаких особых новостей других нет. Это шахматным языком, затянувшийся миттельшпиль. Или эндшпиль. То есть не совсем повторение ходов, но позиция, она понятная, она скучная и обе стороны и белые и черные ждут какого-то решительного либо озарения, которое позволит что-то реализовать. Либо наоборот провала или решительного действия со стороны противника.

М. Майерс― То есть вот эта пауза, сколько получается, в несколько недель, она ничего принципиально не меняет в картинке.

С. Алексашенко― Ну Маша, смотрите, пауза уже года два продолжается. Это 104 недели. Ну лишние две недели туда-сюда, конечно это ни на что не влияет. И вряд ли можно сказать, что это серьезное изменение ситуации.

М. Майерс― Давайте к нашим реалиям обратимся. Ветераны Великой Отечественной войны в России, ветеранам выплатят меньше денег ко дню победы, чем в Узбекистане и Казахстане. Это сегодня такая очень яркая новость. Потому что она очень вкусная именно что называется, сравните и почувствуйте разницу. И я уточню, что в российских реалиях речь идет о выплатах ко дню победы в размере 10 тысяч рублей. При этом аналогичный документ о выплатах подписан в Казахстане, там более 85 тысяч. Это в переводе на российскую валюту. И Казахстан сегодня подтвердил, что они выплатят более 174 тысяч рублей. Как вы понимаете, социальный окрас у этой новости настолько яркий, что невозможно что называется эмоционально отреагировать. Почему такая разница, существенная разница и откуда берутся эти цифры.

С. Алексашенко― Эти цифры формируются в отношении России совершенно понятно, пособие на детей 10 тысяч, ну и ветеранам 10 тысяч. Спасибо скажут, а тут еще пенсии разовые были добавки тоже 10 тысяч. Это подачка такая. Возьмите и успокойтесь. Ну и вроде как галочку поставили, ветеранам помогли. Поддержали. На самом деле это очень наглядно говорит обо всей политике Кремля, о его отношении и к ветерану, которым уже лет 15 обещают квартиры всем выдать.

М. Майерс― Ну дают же. Может быть медленно, но дают.

С. Алексашенко― Маша, в русском языке есть глаголы совершенного и несовершенного вида. Правительство неоднократно уже обещало завершить этот процесс и всем ветеранам выдать. Это было и в 2010 году, и в 2015, 2020. Но воз и ныне там. Мне кажется, что просто это действительно для российских властей, лично для Владимира Путина победа это вообще что-то, не связанное с людьми. Как в Аэрофлоте была такая злая шутка, что Аэрофлот отличная компания, только нам пассажиры мешают. То же самое и здесь. Победа она же великая. Мы можем повторить, если надо. Это вообще единственное, наверное, еще космос, Гагарин, с чем Россия выходит, вышла из 20-го века. А люди, ну мешаются под ногами, вечно у них какие-то проблемы. Заботы. Вот нате 10 тысяч и замолчите. Самое главное, чтобы люди замолчали. Но, честно говоря, меня эта скупость российского правительства даже не то что поражает, это мне кажется есть выражение, в том числе и моральных каких-то свойств того же самого министра финансов. Того же самого председателя правительства. Ведь, в конце концов, они же Путину приносят эти бумажки на подпись. И они с ним согласовывают. Здесь пару дней назад на сайте Кремля появилось поручение президента по итогам его же личного обращения федеральному собранию, что он поручает правительству выплатить на каждого ребенка, живущего в неблагополучной семье, половину прожиточного минимума. Маша, я просто был поражен. Прожиточный минимум на ребенка 11 тысяч 303 рубля. И вот я думал, хорошо, видимо, считали, просто нельзя 11 тысяч 330 рублей заплатить, нужно ровно половину. Потому что иначе казна опустеет. А получается, что если даже посчитать, что каждый 4-й ребенок в России в возрасте от 7 до 17 лет, кто получает эти пособия, живет в неблагополучной семье, то есть каждый 4-й, у нас получается 4 миллиона. То сумма экономии составляет 100 млрд. рублей. В расчете на год.

М. Майерс― То есть для бюджета незаметная величина.

С. Алексашенко― Ошибка, погрешности. У нас Минфин к тому же несколько лет года три подряд отчитывается, что он триллион рублей не может потратить. И вот это скупердяйство, скупость, есть отражение этих людей. Они, к сожалению, мыслят такими бухгалтерско-кассовыми подходами.

С.Алексашенко: Это подачка такая. Возьмите и успокойтесь. Галочку поставили, ветеранам помогли QТвитнуть

М. Майерс― Подождите. Я хочу уточнить. Я с вас в этом смысле не слезу. Потому что объяснять это просто чертами характера, жлобством, жмотством или скупердяйством – мне это недостаточно. Я хотела бы понять, как экономически этот механизм работает. Почему именно такие суммы, можно ли деньги напечатать, например. Или это кратно количеству ветеранов. Знаете, как конкретно по среднеазиатским республикам там объясняют тем, что у них ветеранов меньше осталось. И в абсолютных числах это какие-то схожие величины. Там сотни человек, а у нас десятки тысяч. Как это считается, как принимаются эти решения. Это вливание, допустим, ликвидности в экономику. Это все экономические факторы имеют значение? Есть ли какие-то еще объяснения, кроме жадности.

С. Алексашенко― Маша, не ищите. Как бритва Оккама, не ищите сложных объяснений, когда есть простые. Никаких денег печатать не надо, потому что вот выпуском денег в обращение, печатанием денег, накачкой денег, количественное смягчение и прочие всякие умные слова — этим занимается ЦБ.

М. Майерс― По вашей части.

С. Алексашенко― Да. Слава богу, после 1999 года ЦБ так напрямую правительство у нас никогда не финансировал. Поэтому ЦБ занимается своими делами, правительство своими. Я напомню, что в руках у министра финансов и у президента РФ находится ФНБ, размер которого превышает 13 триллионов рублей, насколько я помню. То есть вот денег много и, условно говоря, почему на пособие детям нужно потратить 100 млрд. рублей, а не 200 млрд. – вот с точки зрения есть деньги в бюджете или нет – объяснить невозможно. Деньги в бюджете есть и на 100 млрд. и на 200 млрд. А если очень надо, то и на 300 млрд. И не только на 2021 год, но и каждый следующий год подряд. Потому что вот как я прочитал поручение президента, вообще он говорит о разовой выплате. То есть получается, что вот эти дети в неблагополучных семьях, им плохо в 21-м году, а в 22-м им уже будет хорошо. Почему им будет хорошо – непонятно. Но в 21 самое главное, что им будет хорошо. С ветеранами то же самое. Даже если у нас их десятки тысяч, 100 тысяч, в конечном итоге российский бюджет может потянуть любые те же самые 100 тысяч рублей выплаты на каждого ветерана. Но точно совершенно не развалится наш бюджет, и ЦБ не нужно будет идти на поклон. А механизм принятия решений он такой. Как традиционно, знаете, как на 8 марта нужно дарить женщинам цветы. К 9 маю ветеранам нужно дать подачку. Приходит министр финансов к председателю правительства и говорит: Михаил Владимирович, вы знаете, вот там надо выплачивать ветеранам пособие, подарок купить ко дню победы. Вот у нас есть предложение 10 тысяч заплатить. — А в прошлый раз сколько было? 10. – А в позапрошлый? – 10. А в позапозапрошлый? – 5. – О, ну хорошо, значит 10. А другие предложения есть? – Нет. – А сколько это будет стоить? Будет стоить вот столько-то миллиардов рублей. Хорошо, говорит Михаил Владимирович, пошли к Владимиру Владимировичу. Ну и Владимиру Владимировичу приносят бумажку, все визы стоят, все согласованы. Другого мнения нет. Потому что ну вот это же даже не обсуждается. Что такое 10 тысяч рублей для человека, который прошел войну. Вообще это же за пределами добра и зла. Кроме как чистой сухой бухгалтерии в головах я у них ничего не вижу.

М. Майерс― Ну знаете, это вам там из ваших киевских высот так кажется. А у нас тут пенсия в регионах и 7 тысяч, и 6 тысяч, и 8. А тут 10 сверху дают. И люди радуются тому, что вот можно, это фактически месячный доход. Давайте так к этому относиться. Цифры тоже можно просчитать по-разному.

С. Алексашенко― Я готов поспорить, что в Казахстане и Узбекистане пенсия намного ниже, чем в России. В Узбекистане неточно, в Казахстане по-моему по уровню жизни Россию уже обогнал. ВВП на душу населения. Надо посмотреть, потому что там пенсия и повыше российской будет. Но это не аргумент. Что вот в конечном итоге да, у нас есть 43 миллиона пенсионеров. Но речь не идет обо всех 43 миллионах. Правда.

М. Майерс― Гораздо меньше. 30 тысяч, по-моему. 33 тысячи – участники инвалиды ВОВ.

С. Алексашенко― Поэтому точно совершенно это вопрос не то что да, конечно, если пенсия даже 14 тысяч рублей средняя, то 10 тысяч это почти две трети пенсии. Ну конечно неплохо. Лучше, чем ничего. Как говорят: а ведь и расстрелять бы мог. Правда. Поэтому подачка – лишь бы отстали.

М. Майерс― Хорошо, но экономически это работает вот так. Я все пыталась найти этому умное объяснение. Видимо, зря. А политически вы смотрели и комментировали послание президента, да, у нас есть скрепы, есть Гагарин и победа в Великой Отечественной войне. Политически это работает против Путина или все-таки в пользу нынешней российской власти.

С. Алексашенко― В авторитарном государстве нет политики. В авторитарном государстве есть группа людей, которые удерживают власть и никто не может ее оспорить, перехватить, выиграть выборы. Поэтому с точки зрения политики это вообще даже не обсуждается. Самое главное, что по телевизору много говорили о победе и 10 раз на дню говорили, что каждый ветеран войны получит помощь от правительства. Не называя сумму, а тем более не называя, сколько получают их коллеги, братья по оружию из соседних республик, государств. Это же главное. Главное – промыть мозги. А политика ну, точно совершенно в России это бессмысленно обсуждать.

М. Майерс― Хорошо. Илья вас спрашивает на нашем сайте: какие плюсы и минусы вы видите в больших майских каникулах? Мы сейчас отдыхаем, это вы там работаете.

С. Алексашенко― Плюс в больших майских каникулах я вижу только один – что те, кто хотят отдохнуть, у кого есть для этого возможности либо материальные, либо физические, можете на дачу поехать. Можете хорошо отдохнуть. Такой дополнительный отпуск, который еще оплачивается вашим работодателем. Как только и делай, что ничего не делай. С точки зрения экономики, конечно, длинные каникулы это плохо, потому что, несмотря на то, что есть предприятия непрерывного цикла, понятно, что любые длинные каникулы, выходные сбивают рабочий режим. Они нарушают поставки, дисциплину. И банки то работают, то не работают. Поэтому, конечно, для экономики это плохо.

М. Майерс― Тем более что кому-то все-таки придется за это заплатить. Я хочу обратить ваше внимание на интервью ректора ВШЭ Ярослава Кузьминова, которое он дал РБК. И один из тезисов, которые подчеркивает издание: недостаточная поддержка среднего класса государством в условиях пандемии. И якобы опасность сейчас существует реальная выпадения среднего класса в бедность, то есть основная, скажем так, экономическая опора, как это в нормальных государствах…

С. Алексашенко― Средний класс – опора демократии. Поскольку в России демократии нет, то нам средний класс не нужен. То, что он выпадает куда-то в осадок — не очень страшно, наверное.

М. Майерс― Вы серьезно полагаете? А что, а как.

С. Алексашенко― А вы считаете, что в России есть демократия?

М. Майерс― Про демократию ничего не знаю. Понятия не имею, есть ли в России демократия. Но средний класс мне казалось, что он существует. Он какой-то такой тут он где-то расползся за счет силовиков и поднятых зарплат бюджетникам. Тут он где-то подсократился. Тем не менее, он существует. Кузьминов говорит, что обеднение, не буду говорить «обнищание» населения происходит таким образом, что мы оказываемся не в протосреднем классе, а сразу падаем в бедность. И якобы в этом есть серьезная опасность не только экономическая, но и скажем так, социально-политическая. Вы согласны?

С. Алексашенко― Маша, то, что падение доходов населения так же, как и инфляция сильнее гораздо бьет по уровню жизни бедных слоев, это правда. И поэтому с этим спорить тяжело. То, что во время кризиса, коронакризиса правительство, государство не помогало предпринимателям, среднему классу, не помогало в широком смысле гражданам, за исключением тех, у кого есть дети, то это тоже правда. Сказать, что после этого… Да, и соответственно Кузьминов ссылается на исследования сотрудников экспертов Вышки, которые говорят, что в кризисный год средний класс сократился. Собственно это тоже понятно. Доходы упали, уровень жизни упал, и средний класс лишился работы. С большом количестве. В каком-то, по-моему, речь идет 6-10% среднего класса. Силовики точно не пострадали. Никуда они не выпали. За них можно не беспокоиться. То есть влияет ли это на социально-политическую обстановку. Опять про политику можно не говорить, то есть если политики нет, то и политической обстановки нет. Поэтому политическая обстановка, если бы это влияло на политическую ситуацию, то у нас сейчас немедленно бы какая-то партия выпустила лозунг, программу, агитационные ролики и на выборы в сентябре в ГД пошла бы защищать интересы среднего класса от обнищания. Но что-то я такой партии не вижу, не слышу и те, кто называют себя в России политиками, они про это дело молчат. Поэтому на социально-политическую ситуацию точно не повлияет. Повлияет ли это в долгосрочном плане – до тех пор, пока у нас есть сервильный Росстат, который обсчитает правительству все, что нужно и все как надо, я не сомневаюсь, что наш средний класс никуда не денется. Он есть, он будет, чуть-чуть поменяются критерии, методологические подходы. Но средний класс никуда не денется и будет существовать. В конечном итоге в мире средний класс это не силовики, то есть, конечно, они тоже могут относиться к среднему классу. Но точно не опора среднего класса. Опора среднего класса это люди труда, люди, которые зарабатывают, люди, имеющие высокую квалификацию. С хорошими профессиями, которые в состоянии обеспечить семью. А также средние мелкие предприниматели, которые работают и создают экономический рост. А вот здесь проблема экономического роста до сих пор не решена Кремлем. И самое главное, что да, конечно, можно было бы в кризис дать среднему классу, предпринимателям по 10 тысяч или даже по 15тысяч рублей. Но это никак не решает проблему долгосрочного экономического роста. Потому что это один раз накормили человека, но это не означает, что всю жизнь оставшуюся научится ловить рыбу. А накормили ухой. Поэтому заявление Кузьминова оно такое яркое, но мне кажется, что это прогноз, который себя скорее всего не оправдает.

М. Майерс― А может, скажем так, вы говорите силовики это не средний класс, тем не менее, если брать примерный уровень доходов. То может действительно средний класс в России он и так увеличивается за счет бюджетников, подняли зарплаты врачам, ковидные надбавки. Неплохо платят учителям в столицах и крупных городах, по крайней мере. Может средний класс эту мелкую буржуазию просто вытеснить и заменить ее, скажем так, бюджетным звеном. И тогда получится что-то похожее на советскую экономику или нет. По структуре.

С. Алексашенко― Где же мы столько высокооплачиваемых бюджетников найдем.

М. Майерс― Не наскребем, думаете. У нас, по-моему, чиновники неплохо себя чувствуют.

С. Алексашенко― Маш, у нас денег не хватит. То есть нет проблем нарастить число чиновников и число бюджетников. Вопрос в том, за счет чего им платить зарплату. И еще в 12-м году Путин поручил поднять зарплаты врачам и учителям. До какого-то уровня от средней по региону. Прошло почти 10 лет, и до сих пор эта задача никак не выполнится. При этом количество врачей и учителей, медперсонала не увеличивается, а даже сокращается где-то, уж на какие только ухищрения ни идут. И Росстат им помогает, и методологию средней зарплаты пересчитали. И все делается. Но никак не выполняется. Не получается набрать денег даже на тех, кто есть. А уж говорить, что новых давайте наберем бюджетников и за счет них поднимем средний класс – вряд ли такое получится.

М. Майерс― Тогда давайте поиграем в российскую власть. Вы можете мне ее глазами описать ситуацию, которая предполагает некий экономический рост. На фоне того, что сокращается, например, экспорт или падают цены на нефть. Я имею в виду в перспективе. Сейчас где-то она выросла. На фоне того, что нужно увеличивать финансирование силового блока. Это чисто государственные затраты. На фоне того, что скукоживается действительно малый и средний бизнес, который уже где-то на обочине стоит с протянутой рукой. Как это будет дальше.

С. Алексашенко― Мне кажется, ответ на ваш вопрос очень простой. И даже если вы разбудите Владимира Путина ночью, он вам на него даст ответ… Конечно, выучили это дело. Что источником экономического роста в России будут инвестиции. Сейчас, сейчас…

М. Майерс― Это у меня вызвало такую жестикуляцию. В Ютубе видно. А в эфире, к сожалению, не видно. Давайте сделаем паузу, потому что у нас сейчас новости. А после вернемся. Экономист Сергей Алексашенко – герой программы «Особое мнение».

М. Майерс― Мы продолжаем. Инвестиции. Вернемся к доходам российского бюджета. Вы сказали, разбуди Владимира Путина ночью, он скажет, что мы будем пополнять бюджет за счет инвестиций. Что это за зверь такой, расскажите, пожалуйста. И откуда они возьмутся.

С. Алексашенко― Маша, мы будем ускорять экономический рост за счет инвестиций. А если будет экономический рост, то дальше подразумевается, что будут доходы бюджета. Потому что будут рабочие места, прибыль предприятий. Высококвалифицированные. Сказал, у нас 25 миллионов высококвалифицированных рабочих мест надо было создать вопрос 12-го года. Но частный бизнес у нас ведет себя непатриотично и инвестировать деньги не хочет. А хочет их в офшоры угнать. Нам уже Владимир Путин сказал, что теперь будем деньги дополнительно налогом облагать. Все, что угодно, лишь бы в офшоры не отправляли. Поэтому если частный бизнес деньги вкладывать не хочет, то деньги будет вкладывать государство. В Советском Союзе тоже все инвестиции делало государство и был для этого Госплан, была система отраслевых министерств, были отделы промышленности в райкомах, обкомах партии. Много людей работало над тем, чтобы понять, куда чего надо инвестировать. Также Госкомтруд, который занимался рабочей силой. А Госкомцен устанавливал цены. А здесь нам все это не надо. У нас для этого есть помощник президента по экономике Максим Орешкин. У нас есть первый вице-премьер Олег Белоусов. И министр экономики Максим Решетников. Они собираются на троих и точно втроем безошибочно знают, куда нужно вложить государственные деньги. Любые инвестиции не дают вам отдачи немедленно.

М. Майерс― Вы имеете в виду в промышленность, строительство всех этих мостов и тоннелей.

С. Алексашенко― Да все что угодно. Просто в момент, как вы задумали инвестиционный проект, как начали зарабатывать деньги, пройдет лет пять. Их задача сейчас – освоить бюджетные деньги. Отчитаться Владимиру Путину, что сотни миллиардов рублей, которые нужны, они… А экономический рост – будет следующее правительство и оно будет об этом отчитываться.

М. Майерс― Подождите. А можно я просто чтобы расставить точки над «и». Когда мы говорим про инвестиции, мы не имеем в виду ни инвестиции со стороны крупных ребят их списка «Форбс», которых тут тоже нагибали, насколько я помню некоторое время назад. И говорили, что налоговая теперь будет следить, сколько денег они выделили на инвестиционные проекты. Мы не говорим про иностранные инвестиции, потому что никто из западных партнеров деньги сюда вкладывать не хочет. Мы говорим про то, что государство будет инвестировать само в себя. Или таким образом выделять финансирование под нацпроекты и под инфраструктурные. Под все эти Крымские мосты. Это вы имеете в виду под инвестициями?

С. Алексашенко― В принципе вы абсолютно правильно изложили.

М. Майерс― А откуда они возьмутся. Подождите минуточку. ФНБ мы трогать не хотим. Печатать мы не можем. Или хотим.

С. Алексашенко― Хотим.

М. Майерс― Тогда из ФНБ будем деньги вытаскивать.

С. Алексашенко― Немножко будем брать из ФНБ. Уже можно.

М. Майерс― И строить на эти деньги что мы планируем?

С. Алексашенко― Расширять БАМ. Транссиб. Осваивать какие-то заполярные, от Воркуты куда-то на Салехард или к Норильску, собираются железную дорогу строить.

М. Майерс― А вы вспомнили Госплан, потому что это копирует структуру советской экономики? Ее реинкарнирует таким образом.

С. Алексашенко― Я вспомнил, потому что решение о распределении капитала в хорошем смысле слова, куда вкладывать деньги, лучше всего принимает бизнес. Потому что бизнес, прежде чем тратить свои деньги, он сто раз посчитает. Я на этом заработаю или потеряю. Когда тратит деньги государство на любые самые благие проекты, государство никогда не считает, оно заработает или потеряет. Для государства важно отчитаться перед президентом, что такой-то проект, который вы поручили профинансировать, мы профинансировали. Деньги выделены. Освоены. Ленточка разрезана… А то, что там через два дня это предприятие остановилось, потому что не были запланированы оборотные средства, и что без этого работать не может, а банковские кредиты ему никто не дает. Предприятие после этого три года стоит — это уже неважно. Поэтому любое решение чиновников, в Советском Союзе был контроль ЦК КПСС, и в принципе там плановая система, чтобы понять результат, были отраслевые министерства, которые знали, что если эти инвестиции сделаны, то будет такой-то результат, дополнительная продукция, которую они распределят туда-то и так далее. Там все-таки люди были заинтересованы, скажем так, в не денежном результате, а физическом. Натуральной форме. А российские чиновники нынешние заинтересованы только в том, чтобы отчитаться перед президентом.

М. Майерс― То есть вы настаиваете на том, в какую бумагу ни заворачивай – экономического эффекта у этого процесса не будет. Или будет, но минимальный.

С. Алексашенко― Маша, статистически я очень часто повторяю пример, если завтра все взрослое население страны в выходной день выйдет на улицу, возьмет лопату и до обеда будет яму копать, а после обеда яму будет закапывать и все это дело пересчитать, то получится колоссальный прирост ВВП. Потому что мы чего-то такое делаем. И оценивать это все как домашний труд и Росстат спешно отчитается. С точки зрения экономики это будет абсолютно бессмысленная затея. Потому что это никакого производственного потенциала, эффекта на новую продукцию, на последующие годы не даст. Я часто говорю, расширение БАМа, Транссиба сделано только для того чтобы вывозить уголь. Перевозка угля по железной дороге вещь убыточная. Российские железные дороги на этом только теряют деньги. Соответственно это все делается, тратятся сотни миллиардов рублей для того чтобы конкретные люди, которые владеют угольными компаниями, на этом деле что-то заработали. Конечно, сильно эффективный такой бизнес, потому что конкретно на нем кто-то зарабатывает. Но точно совершенно не государство и точно для экономики в целом, вывезет еще 10 миллионов тонн угля или нет Россия как страна, как экономика – жизнь от этого ни у кого не изменится. Кроме как у владельцев угольных шахт.

М. Майерс― А скажите, как это — бедные беднеют, богатые богатеют. То, что мы можем наблюдать в цифрах. Это иллюстрирует тот процесс, о котором вы говорите сейчас. Я имею в виду тот же Блумберг он сегодня выкатили индекс по «Форбсу» было очевидно, что у нас выросли капиталы 200 самых богатых россиян. На 160 млрд. долларов. Было, по-моему, 500 млрд. стало 600 с чем-то. Откуда вот эти сверхприбыли, тем более на фоне пандемии и общего упадка экономики. И почему никак мы не можем отнять и поделить, в конце концов, черт возьми.

С. Алексашенко― Маш, потому что есть в экономике два базовых понятия. Одно называется запас, а другой – потоки. И не нужно их, что называется, перемешивать в одну корзину. Те оценки, которые дают «Форбс» и Блумберг – это сколько стоит акции конкретно Потанину, Мордашову и дальше по списку. То есть акции «Норильского никеля», принадлежащие Владимиру Потанину, стоят, условно говоря, 30 с чем-то миллиардов долларов. Но это не означает, что у Владимира Потанина на руках есть 30 миллиардов долларов. Конечно, денег у него хватает. Я думаю, что у него их было когда-то мало, чтобы на жизнь не хватало. Но их явно меньше, чем 30 миллиардов долларов. Более того, я готов поспорить, что если вдруг ему захочется свой пакет акций продать, то он за них 30 миллиардов долларов не получит. А есть доходы, запасы это акции, а доходы – это сколько люди зарабатывают. Сколько они показывают в своей налоговой декларации. К сожалению, в России налоговая служба не считает необходимым информировать, какой уровень доходов. У нас Росстат пыжится, и пытается на основании всевозможных оценок, опросов и так далее создать структуру распределения населения по доходам. А в принципе этим делом должна заниматься налоговая служба. Она говорит, вот смотрите, количество налоговых деклараций, вот сколько люди заплатили налогов. Вот какие доходы. И мы понимаем, что, условно говоря, самый богатый россиян, предположим, зарабатывает 100 миллионов долларов в год. И соответственно у него отбирают, если он глупый, то у него отбирают 13% подоходного налога. Если он умный, то он все это дело организует через контролируемые иностранные компании, попросту через офшор и тогда у него забирают 5 миллионов рублей и он гуляет и отдыхает. Со списком «Форбс» или Блумберга там проблема другая. Там не появляется новых лиц. Вся трагедия российского, то есть это зеркало российской экономики, что там одни и те же люди с одними и теми же предприятиями. Никаких новых активов там не появляется. И это лучшее свидетельство того, что экономика не развивается.

М. Майерс― Кстати, не могу не спросить по поводу… этих несчастных. Все-таки на фоне, вы упоминали, Путина среди ночи разбуди, он скажет слово «инвестиции», наверное, он еще вспомнит словосочетание «борьба с офшорами». И меняется процентное налогообложение на эти 5 миллионов долларов. Контролируемая иностранная компания. Как удалось этот закон протащить и в чем его логика, можете объяснить. Я понимаю, что не самая свежая новость, тем не менее.

С. Алексашенко― Просто очень много людей, которые могут прийти к Путину и что-то ему сказать, которые могут прийти к министру финансов или к первому вице-премьеру и к председателю правительства, и сказать, что не надо нас трогать. И не надо наши доходы отбирать. Просто масштаб давления по этому вопросу он наверное превысил какие-то всевозможные ресурсы сопротивления. Или министр финансов запудрил Путину мозги, сказал вместе с руководителем налоговой службы, которым тогда являлся Мишустин, сказали, что, Владимир Владимирович, там вообще невозможно… Офшоры, они информацию не раскрывают. Американцы информации не дают. Давайте мы с ними договоримся. Откупные. Помните, вы же хорошо знаете, Владимир Владимирович, историю России. Были откупа. То есть можно от налогов было откупиться. Давайте они откупятся, заплатят какую-то сумму, ну и будут отдыхать.

М. Майерс― Здорово. Последнее, наверное, хотела спросить. Глава ВОЗ оценил стоимость вакцинации взрослого населения планеты – 35-45 млрд. долларов. В 2022 году. Можете ее прокомментировать. Что это за деньги, откуда они возьмутся и вообще много это или мало.

С. Алексашенко― Во-первых, директор ВОЗ называется, он не сказал, что он эти деньги найдет. И что эти деньги у него есть. У ВОЗ есть специальная программа, называется COVAX, эта программа формируется за счет денег стран-доноров, которые вносят туда или деньги, или покупают вакцины. И эти вакцины равномерно распределяются пропорционально населению между теми странами, кто не может позволить себе их купить. На 2020 год собрали 2 млрд. долларов. Средняя цена вакцины «Пфайзер», «Модерна», «АстраЗенека» составляет около 10 долларов. Возможно, если они продают их оптово, может быть чуть ниже. Но давайте исходить из этой суммы, проще считать. В мире всего 8 млрд. человек населения. Соответственно один миллиард, золотой миллиард живет в странах, которые могут позволить себе вакцину купить. Вычитаем, остается семь. Семь умножаем на 10 – получается 70 млрд. Вот чтобы провакцинировать все население всей нашей планеты нужно примерно 70 млрд. долларов. Вычитаем детей, которых треть. 30%. Значит соответственно 20 млрд. выкидываем. Остается 50. Директор ВОЗ хорошо понимает, что за один год столько денег он не соберет. Соответственно поделил примерно 60 на 40, 60% в 2022 год, а 40% на 2023 или на тех, кто не захочет вакцинироваться. Я думаю, что примерно такая арифметика. Но это действительно вопрос, во что могла бы обойтись вакцинация. Это не вакцинация, это производство вакцины или покупка вакцины.

М. Майерс― В общем, пока это желаемое, а не действительное. Правильно я вас поняла.

С. Алексашенко― Это точно. Пока есть только два миллиарда долларов на первые объемы вакцин.

М. Майерс― Спасибо большое. Это экономист Сергей Алексашенко. Это «Особое мнение».