С.Пархоменко 21 час и 4 минуты в Москве. Это программа «Суть событий». Я Сергей Пархоменко. И я сижу в студии «Эха Москвы» как ни в чем ни бывало. Давненько я не брал в руки… ваших эсэмэсок, приходящих на номер: +7 985 970 45 45. Давненько я не сидел прямо тут. Я всё больше удаленно последнее время. Вот сегодня в Москве и могу провести, наконец, программу со своего привычного места.

Приближается уже… ой, страшно сказать — 14-й год существования нашей программы. Она создана в 2003 году и как-то стала уже, конечно, совершеннейшим образом жизни. Следующую программу я тоже будут тут, потом удаленно… Но это уже как-то всем привычно, всё в порядке.

Идет трансляция в YouTube как ни в чем ни бывало. Там есть чат, можно на него смотреть, можно в нем участвовать. Есть еще мой Фейсбук, который всегда полезен при общении со мной.

И есть Телеграм-канал «Пархомбюро», который вам тоже пригодится, если вам хочется читать то, что я пишу время от времени. А пишу я довольно много и довольно, я бы сказал, энергично. Бывает так, что очень советую.

Программа последняя в этом году, как и многие программы, идущие в эти дни. И, конечно, мне бы хотелось ее сделать такой… чуть не сказал, отчетно-перевыборной — сделать ее с подведением каких-то итогов нынешнего года и прогнозами на следующий. Попытаюсь это сделать.

Что касается года 19-го, что для меня лично стало символом его, если говорить об общественной и политической жизни в России, если говорить о действительно важных событиях, важных новостях, которые в России появились за это время, я думаю, что ключевые два, пожалуй, слова, которые важны для понимания того, что происходит в России, — это «произвол» и «провокация». К сожалению да, к сожалению, так ровно оно и выглядит.

И главное, что нам, по-моему, стоит помнить от 19-го года — это два уголовных дела. Очень грустно, когда от целого года хочется вспоминать два уголовного дела. Это факт. Это беда, это явственное свидетельство того, что со страной что-то не так.

Так вот два уголовных дела: «Дело нового величия» и дело «Сети» так называемое. Две провокации, абсолютно выдуманные спецслужбами, абсолютно построенные на голом месте. На наших глазах это развивается.

В обоих случаях эти дела не развивались бы так, как они развиваются, если бы в них не было пыток. В случае «Сети» это физические пытки буквально: пытки электрическим током, избиения и всё прочее.

В случае с «Новым величием» это пытки скорее моральные, когда людей держат месяцами, теперь уже годами взаперти, в заключении или под домашним арестом, если речь идет на самом деле фактически о подростках или о людях очень молодых. Они как-то, собственно, на наших глазах за время развития этого дела, за то время, что мы смотрим на них, как на фигурантов этого дела, превратились из подростков во взрослых людей, но людей все-таки очень молодых.

И то и другое — пытки. И то и другое — давление, и то другое — жестокость, и то и другое — произвол, и то и другое — провокация.

Была попытка организовать третье такое дело. Оно развалилось на наших глазах, потому что общественное мнение в значительной мере за него взялось очень активно на раннем этапе развития. Оно вообще развивалось очень быстро. И очень рано общественное мнение поднялось в виде протеста. Конечно, сыграли свою роль какие-то противоречия, какие-то соперничества между разными карательными органами, между разными группировками во власти. Без этого эффективность давления общественного мнения была бы не такой.

Были другие столь же провокационные дела. Поскольку, например, засунутый в рюкзак пакетик с наркотиками и засунутый в багажник большой пакет с наркотиками, как в деле Оюба Титиева — это тоже провокация, это просто элемент, форма провокации. Были такие дела. Так что сюда можно отнести и дело Голунова, одиночное, отдельное, персональное, но абсолютно такое же по существу.

Российская власть активно, энергично, охотно пользуется провокациями в борьбе со своими гражданами и гражданским обществом в целом. Это для меня самый важный итог 19-го года. И это то, что я запомню в 19-м годе. И это то, что я не хочу простить людям, которые это организовывали.

Причем, конечно, это принимает самые разные формы. Вот дело «Нового величия», например, где по ходу судебных слушаний вытаскивают на поверхность имена совершенно конкретных провокаторов. Вот Руслан Данилов, например, он же Константинов Александр Андреевич, он же Родион Владимирович Зелинский. Рустан Кашапов, Максим Расторгуев, какой-то еще Испанцев Ю.А — совершенно конкретные люди, которые работают провокаторами в этом деле.

А вот в этих элементах, кусках, на которых развалилось «московское дело» — там провокаторы поневоле. Там люди, которые становятся провокаторами, может быть, кто-нибудь другой сказал — по долгу службы, а я бы сказал, по служебной трусости, под давлением начальства.

Вот самая, пожалуй, яркая история, закончившаяся буквально пару дней тому назад — история с Самариддином Раджабовым, который то ли бросил, то ли уронил пустую бутылку, и она издала звук. И вот этот звук нанес мучительные моральные травмы и оказал психологический ущерб на трех полицейских, один из которых отказался быть (чуть позже) провокатором по служебной надобности. Человек по имени Виталий Максидов отказался считать себя потерпевшим, уволился со службы.

А двое других согласились. И продолжали — взрослые, здоровенные мужики — рассказывать в суде о том, как звук от упавшей бутылки нанес им ужасные, невыносимые страдания.

С.Пархоменко: Российская власть активно, энергично, охотно пользуется провокациями в борьбе со своими гражданамиQТвитнуть

Я желал бы этим людям всю свою жизнь в самые ответственные моменты и в самые, я бы сказал, сладкие секунды их ничтожных жизней слышать звук падающей бутылки. Вот в следующий раз они окажутся в постели с женщиной, которую они хотят, в тот момент, когда возникнет вопрос о том, есть или нет у них эрекция, пусть они услышат звук падающей бутылки.

Я надеюсь, что они слышат меня сейчас, я надеюсь, что этот звук будет их преследовать их всяких раз, когда в их жизни будет наступать какой-то желанный для них момент. Пусть пустые бутылки падают вокруг них бесконечно и издают этот звук, которые преследует их до самой смерти.

Это на самом деле история о трусости, это история о подлости, это история о человеческой низости, на которую выводит и к которой принуждает своих сотрудников, в том числе, своих полицейских Российское государство. Это сегодня стало частью его методологии, частью его внутренней политики.

Надо сказать, что эта ситуация с провокациями, когда государство искусственно создает врагов… Что такое провокация? Провокация — это когда человека намеренно ставят в позицию врага, ставят в позицию преступника для того, чтобы извлечь из этого какие-то выгоды. В каких-то случаях, наверное, материальные, финансовые. Это может быть часть мошенничества, это может быть частью вымогательства. Кто еще пользуется провокациями? Ну вот мошенники, например. Иногда политические интересы.

И, конечно, одной многолетней провокацией является история… вообще, вся ситуация вокруг понятия «иностранный агент». Оно провокационно, это понятие с самого начала. Российское государство в какой-то момент — мы помним, когда это было, это было осенью 12-го года, — когда оно испугавшись и пытаясь предотвратить эти протесты на будущее, изобретало новую систему защиты, затыкала наспех то, что ей казалось дырами в его обороне, в ее власти, придумало несколько важнейших направлений: контроль за интернетом, борьба с НКО, уничтожение гражданских проектов, взятие под контроль всякого рода волонтерства — вот это, что им казалось важным; предотвращение в целом исполнения конституционных гарантий в отношении, например, права людей собираться мирно и без оружия для того, чтобы демонстрировать свои политические, экономические и всякие прочие требования, — вот в конце 12-го года государство принялось организовывать эту свою самооборону таким способом. И придумало понятие «иностранный агент». Могло бы придумать другое.

Вообще, в истории Российского государства и Советского государства было немало случаев, когда нужно было придумать название для врага. Вот вскоре после Октябрьской революции, когда в России властвовала ЧК, тогда придумали «контрреволюционный саботаж», предположим. Дальше много всякого было. Были «иностранные шпионы». Кто-то был польский шпион, кто-то был японский шпион.

В какой-то момент страна была наводнена японскими и китайскими шпионами, поскольку в стране было знаменитое «дело харбинцев», то есть железнодорожников и членов их семей, которые возвращались в Советскую Россию с КВЖД, с китайской территории, и под это дело многие десятки тысяч людей, совсем не только сами те люди, которые вернулись, были объявлены врагами народа.

Потом было множество самых национальных операций, скажем, польская операция знаменитая, когда больше сотни тысяч людей были объявлены врагами и шпионами, потому что они были поляками (или не были), были связаны с поляками, или их признали поляками, или их назвали поляками, или им навязали какое-то отношение к Польше, или, скажем, к католической церкви, что тогда считалось совершенно одним и тем же.

В общем, по-разному можно называть врага, и по-разному советская власть называла. Бывало он «антисоветский контрреволюционный агитатор и пропагандист», бывал «отравителем колодцев», бывал «вредителем на производстве», «подсыпателем бритвенных лезвий в масло и варенье». Какие только не приходили фантазии.

А вот теперь «иностранный агент». Ну, вот такое название. Вам нужно как-то назвать? Власть говорит нам: «Мы ничего такого не имели в виду. Просто надо же называть как-то». О’кей, назовите «зелененьким цветочком», назовите «беленьким зайчиком». Если вам просто нужно какое-то условное наименование, назовите «лицо А». Если вам нужно условное наименование.

Они придумали «иностранного агента». И сегодня это стало целой индустрией, это стало способом добычи — история про иностранных агентов и история про обвинение в иностранном агентстве — разного рода благ, разного рода достояний, в том числе, и служебных поощрений, военных звездочек и просто денег и так далее.

С.Пархоменко: Они придумали «иностранного агента». И сегодня это стало целой индустриейQТвитнуть

Вот случай, который происходит на наших глазах. Это случай «Мемориала». Я много раз уже про это говорил, но для меня это тоже одно из важнейших событий года.

Очень много раз вы слышали о том, что «Мемориал», крупнейшая, важнейшая российская общественная организация, колоссальный по объему работы, по влиянию на российское общественное мнение, я бы сказал, завод знаний, даже не фабрика, а завод с колоссальным архивом, с огромным количеством исследований и исследователей, — так вот «Мемориал», как вы все знаете, подвергается сегодня множественной атаке и множественным штрафам.

В общей сложности против него заведено сегодня по жалобам на то, что он нарушил законодательство об иностранных агентов — все эти нарушения связаны с тем, что «Мемориал» в каких-то ситуациях не указал на тот факт, что он является организацией, внесенной в реестр иностранных агентов, — 28 судебных дел. По существу речь идет о 14 случаях. Просто каждый случай такого «нарушения» — это два дела. Одно дело против организации в целом, другое дело против должностного лица, которое в данном конкретном случае признается виновным.

Mercedes-Benz GLA от 1 891 890 ₽sales.mercedes-zsk.ru Содействие в подборе финансовых услуг/организаций

Если все эти дела будут проиграны — а пока рассмотрена половина из них, и все они проиграны, — все 28 дел будут проиграны, сумма штрафов достигнет 6,5 миллионов рублей. Сейчас уже по рассмотренным делам она превысила 3 миллиона.

Это все знают. Но есть одна небольшая деталь: Из этих 14 дел, за каждым из которых стоит конкретная жалоба, 10 возбуждены по жалобам одного и того же юридического лица. Знаете какого? ФСБ республики Ингушетия.

Дело в том, что «Мемориал на протяжении многих лет играл чрезвычайно важную роль в общественной и политической жизни республики Ингушетия. Он работал там, в Ингушетии с осени 99-го года, с самого начала так называемой контртеррористической операции. Это был гражданский контроль в зоне проведения таких операций. И понятно, что именно ФСБ была главным оппонентом «Мемориала», а «Мемориал», соответственно, главным оппонентом ФСБ как исполнителя этих самых операций до 2002 года. То есть первые 3 года этого странного противостояния во главе Ингушетии был генерал Аушев, человек, который понимал, как и что устроено. И для него было важно, что там, в Ингушетии существует какой-то ограничитель, существует какой-то аварийный клапан, который в случаях катастрофических нарушений прав человека, катастрофической жестокости и беззакония хотя бы подаст сигнал ему, Аушеву.

Потом на смену Аушеву пришел Зязиков. И он был человек чрезвычайно слабый, чрезвычайно зависимый и чрезвычайно напуганный, и при нем силовики получили полный карт-бланш. Ингушетия стала самой горячей точкой в стране, не только на Северном Кавказе. И силовики несли потери. Тогда же начался террор против невайнахского населения. И власти об этом молчали. А «Мемориал» об этом писал.

Потом наступила эта Юнус-Бека Евкурова, человека более самостоятельного, более сильного, более амбициозного, более умелого, человека, который тоже, не будучи большим демократом и большим сторонником правозащитной работы и правозащитников, тем не менее, был человеком, который понимал опять-таки смысл существования и работы «Мемориала» на его территории.

А потом Евкурова оттуда удалили. И как только Евкуров ушел в отставку — он ушел в конце июня нынешнего года, — уже в июле ФСБ Ингушетии решило, что пришел его час, и что вот сейчас оно окончательно разберется с «Мемориалом». И начали разбираться. И написали 10 доносов.

Красивая цифра, правда — 10? Объясняется она очень просто. Один начальник другому подчиненному сказал: «Пошел быстро и нашел 10 дел». Тот нашел 10 дел, они поставили 10 палок в своей отчетности. 10 одинаковых доносов из одной и той же инстанции ФСБ Ингушетии.

Вот что такое преследование «Мемориала» за нарушение им закона об иностранных агентах. Это расправа, это месть, это провокация, имеющая совершенно конкретного автора, который, таким образом, пытается справиться с организацией, которая в течение многих лет была соперником ФСБ за влияние на людей в Ингушетии. Организация, которая пыталась защитить там, в Ингушетии элементарные гражданские права, собственно, самое главное право — право на жизнь; которая пыталась раскрыть случаи похищений, пыток, избиений, убийств, которые практиковались на протяжении многих лет в Ингушетии разными политическими и властными группировками. 10 доносов, 10 дел, 20 штрафов — вот то, с помощью чего сегодня пытаются уничтожить «Мемориал».

После этого пришел еще один донос — донос от человека, от которого мы знаем только имя, его зовут Андрей Шувалов. Ну, судя по тому, что этот донос был принят, такой донос, действительно, существует. Известно даже, откуда он взялся, с какого региона. Там было 5 дел, 5 жалоб в одном документа. Опять интересно, опять круглая цифра — 5. Один начальник другому подчиненному сказал: «Ну-ка быстро собрал 5 штук — получим 5 палок». Одна жалоба на другую организацию под названием «Общественный вердикт». 4 других — на «Мемориал».

Интересно, что именно среди этих 4 доносов, содержащихся в одном документе, полученным Роскомнадзором от этого самого Андрея Шувалова, есть одно дело, которого непосредственно касается «Эха Москвы». «Мемориал» обвиняется в том, что он не указал на факт внесения его в реестр иностранных агентов в своем блоге на сайте «Эхо Москвы».

И вот что любопытно. Я вам открою один небольшой секрет, который, может быть, многих удивит. Не существует блога «Мемориала» на сайте «Эхо Москвы». Более того, не существует моего блога на сайте «Эхо Москвы». Я печатаюсь на сайте «Эхо Москвы» достаточно часто.

Знаете, каким образом это происходит? Это не я пишу для «Эха Москвы», это не я публикую эти тексты на сайте «Эхо Москвы». Это редакция сайта «Эха Москвы» подбирает материал для моего блога.

С.Пархоменко: Всегда возникает очень неприятное чувство, когда происходит сбор денег на штрафыQТвитнуть

Время от времени бывает, что я звоню или пишу главному редактору «Эхо Москвы» Виталию Рувинскому и говорю: «Виталий, посмотрите, пожалуйста, у меня есть пост в Фейсбуке, если он вас заинтересует, может быть, вы его возьмете». Чаще всего я этого не делаю. Чаше всего это происходит самое собой. Они сами следят за некоторым количеством социальных сетей, в том числе, за моим Фейсбуком. Больше спасибо! Я думаю, что они следят и за моим Телеграм-каналом «Пархомбюро». Больше им спасибо второй раз! И выбирают оттуда материалы, которые им кажутся интересными и важными для читателей «Эхо Москвы».

Так в точности это происходит и с «Мемориалом». Не «Мемориал» разместил этот материал на сайте «Эхо Москвы». «Мемориал» не имел никакого отношения к оформлению этого текста, не он придумал заголовок для этих текстов. Этих текстов на самом деле много, вы можете посмотреть, что такое так называемый блог «Мемориала» на сайте «Эхо Москвы», что там выкладывается. Чаще всего какие-то заявления «Мемориала» или расследования «Мемориала», или какие-то тексты, которые публикуются изначально, собственно, на самом мемориальском сайте. Вот как это устроено.

На этом мне, наверное, стоит сделать паузу, поскольку сейчас начнутся новости. Через 3–4 минуты мы продолжим, и я начну ровно с этого места — с истории того, как и кто уничтожаем «Мемориал», в том числе, при помощи сайта «Эхо Москвы».

НОВОСТИ

С.Пархоменко 21 час и 33 минуты в Москве. Это вторая половина программы «Суть событий». Я Сергей Пархоменко. Снова добрый вечер! Те, кто смотрит на с YouTube, это видит, а те, кто слушают по радио, может быть, слышат о общему тембру звука: я в эфире непосредственно из студии «Эха Москвы», что для меня большая редкость и очень большая радость, такой подарок к Новому году.

Мы говорили с вами в предыдущей половине программы… я довольно подробно рассказывал о том, что такое преследование людей с помощью провокации, которая стала символом, с моей точки зрения, 19-го в российской политической жизни.

И, в частности, вот чрезвычайно важный и трагический для меня пример преследования международного «Мемориала» с помощью провокаций, несомненно, с помощью провокационных обвинений в иностранном агентстве, в принадлежности к этому сообществу иностранных агентов, которые организованы совершенно конкретными людьми и одну такую организацию мы хорошо знаем — это ФСБ Ингушетии, которая подала 10 из 14 рассматриваемых сегодня судом заявлений против «Мемориала» для того, чтобы поставить «Мемориал» на грань разорения.

Здесь должен сказать, что многое зависит от нас. Мы обязаны с вами поддержать «Мемориал» в этой ситуации. Все это сделать очень просто. Это тот случай, когда деньги решат эту проблему.

На сайте «Мемориала» есть специальная страница, ее очень легко найти, легко запомнить, как она называется. Он называется donate.memo.ru. Там можно оставить разовое пожертвование, там можно подписаться. Кстати, самый эффективный способ на регулярные пожертвования… Вы можете настроить там… вы будете платить по 100 рублей в месяц. Это, собственно, совершенно незаметная почти ни для кого из нас сумма — 100 рублей, 200 рублей. Но если эти пожертвования происходят регулярно, то в результате получается сумма достаточно существенная.

Знаете, от этих сборов денег, я вам напомню, что уже сегодня «Мемориал» сегодня по уже вынесенным судебным решениям (они, правда, не вступили еще в законную силу, еще предстоят апелляции, они все произойдет в течении января, начала февраля, но, в общем, абсолютно понятно по тому, как суды ведут эти дела, чем всё это кончится; по всей видимости, время для платежей наступит ранней весной) так уже сейчас этих штрафов набралось больше, чем на 3 миллиона, а если все дела будут проиграны — а они, скорей всего, будут проиграны в этом конкретном суде и с этими конкретными судьями, — то будет 6,5 миллионов.

Так вот всегда возникает какое-то очень неприятное чувство, когда происходит сбор денег на эти штрафы. Честно говоря, и в истории знаменитой с журналом The New Times, когда огромная сумма была собрана для того, чтобы выплатить штрафы, которые были наложены на The New Times и сохранить его, всегда остается неприятное чувство, всегда кажется: что ж такое, мы все скидываемся на пищу для этого зверя, мы как-то кидаем эти деньги в какую-то жуткую звериную пасть, и вроде как зверь от этого становится только сильнее. Это не в случае с «Мемориалом».

Там ситуация очень простая. Поскольку провокационный смысл того, что с «Мемориалом» происходит и вот этих доносов, которые написаны 10 из 14 ФСБ Ингушетии, а 4 последних конкретным одним человеком, который, совершенно очевидно, действует по указке своего начальства, поскольку совершенно ясно, что все эти дела будут отспорены в Европейском суде, совершенно ясно, что эти деньги вернуться «Мемориалу», совершенно ясно, что «Мемориалу» возместят эти штрафы, это приобретает совершенно другой характер. Важно этого дождаться.

К сожалению, мельница Европейского суда работает чрезвычайно медленно, и я не знаю, когда будет это решение. Оно обязательно будет. Будет ли оно в 25-м году, будет в 27-м году и так далее. Мы с вами должны сегодня помочь «Мемориалу» доработать, дожить до этого времени. «Мемориал» со своей стороны делает все возможное, чтобы продолжить свою работу. И он нам гарантирует, что он эту работу будет продолжать при малейшей физической возможности, которая у него будет. Мы должны с вами помочь ему эту возможность сохранить.

По существу, эти деньги, которые мы собираем сегодня на эти штрафы — это деньги на то, чтобы позволить «Мемориалу» продолжить свою работу о того момента, когда эти штрафы будут ему возвращены. Я не думаю, что «Мемориалу» нужно будет тогда, когда он получит эти деньги назад, организовать их раздачу обратно этим сегодняшним жертвователям. Не нужно этого делать. Я думаю, мы все себе можем вполне позволить оставить эти деньги «Мемориалу».

Я не знаю, если найдется какой-то конкретный человек, который вдруг скажет — тогда в 28-м году или когда это будет: «А мне вы, пожалуйста, верните эти деньги», — ну, наверняка «Мемориал» ему вернет. Мне трудно себе представить, что «Мемориал» вдруг от этого откажется.

Но, конечно, мы с вами вполне можем себе позволить и мы должны это сделать, мы должны дать «Мемориалу» продолжить его работу на протяжении тех лет, которые нужны для того, чтобы справедливость восторжествовала. Так что это не в пасть, не кормить чудовище. Это поддержка «Мемориал» в этот трудный час, который он, несомненно, нам вернет своей работой, назовем это так. donate.memo.ru — очень просто запомнить, очень просто помочь. И помочь обязательно нужно.

Я бы хотел теперь поговорить в оставшееся мне время о том, что я считают правильным прогнозом на 20-й год, чем для нас будет 20-й год в политическом смысле, в общественном смысле, что будет его основным содержанием. Если отвлечься от каких-то конкретных событий, знаете, всегда можно обнаружить какую-нибудь тенденцию, всегда можно обнаружить некий большой рельеф за множеством каких-то мелких колебаний, падений, подъемов.

С.Пархоменко: Мы должны дать «Мемориалу» продолжить работу, чтобы справедливость восторжествовалаQТвитнуть

Прежде всего, 20-й год — это будет взятие под контроль. Взятие под контроль — чего? — информации, информационных потоков, коммуникаций, общения людей друг с другом. На сегодня именно это самая важная и самая тяжелая угроза авторитарному режиму, которая существует в России.

Дело в том, что этот режим привык к некоторым важным обстоятельствам. Одно и них, например — это постоянный рост цен на нефть. Не просто высокие цены на нефть, но рост цен на нефть. Просто должна быть эта тенденция, должно быть это направление. Как только эта тенденция прекратилась несколько лет назад, начались большие проблемы с экономикой. Точно так же этот режим привык, что у него в руках есть волшебная кнопка. Собственно, эта кнопка дана президенту Путину и людям, которые вместе с ним управляют Россией, в момент их прихода к власти.

Путин родился из телевизора. Путин — никому не известный чиновник. Путин, прятавшийся где-то в недрах российской карательной системы. Даже в тот момент, когда он управлял ФСБ, не был он никакой знаменитостью, не был он никому важен, никому понятен, никем любим, никому нужен. Он исполнял, так сказать, свою работу, иногда довольно грязную. Вспомним, например, о его роли в деле Генпрокурора Скуратова и то, с каким удовольствием он возился в грязи, когда это всё происходило в 98-м — 99-м, году.

А потом телевизор сделал его президентом страны, телевизор сделал его самым влиятельным и единственно влиятельным политическим деятелем России и продолжал его удерживать в таком положении на протяжении многих лет и, по существу, удерживает до сегодня. Была эта абсолютная, универсальная власть: У нас есть телевизор, а что мы в телевизоре показали, то и есть. Вот мы сказали, что «их там нету» — их там нету. Мы сказали, что самое важное, что существует на свете, — это Украина, а всё остальное не имеет значения — ну, значит, самое важное — это Украина, а всё остальное не имеет значения. А потом мы в один день решили, что не Украина, а Сирия — и стала не Украина, а Сирия.

Вот мы сказали, что на Сочинской Олимпиаде произошел колоссальный, сверкающий триумф российского спорта — ну, значит, триумф российского спорта. Не существует же никаких допинговых скандалов, не существует дыры в стенке, передаваемой туда мочи, вскрытых бутылок и всего остального.

Остановите человека на улице и спросите у него, есть это или нет — он вам скажет, что нет. Огромное количество людей еще вчера сказали бы вам, что нет.

Так вот это право заменять реальность виртуальной картинкой. Заменять ее словами в телевизоре чрезвычайно важный фактор. Не просто инструмент, а фактор существования, одна из о снов существования российского властного режима.

Эта штука ломается. Эта штука расползается на наших глазах. Мы видим сегодня, и, на мой взгляд, это важнейшее событие, что все меньше и меньше людей находится под влиянием этой постоянной телевизионной, назовем это научным термином, индоктринации, вот этого бесконечного накачивания, бесконечного промывания мозгов из телевизора. Таких людей все меньше.

Как это произошло? Как это началось? Чей это заговор, кто это организовал? Знаете, это произошло вполне органическим образом. Это началось, между прочим, с того — то очень важная история, — что люди начали смотреть сериалы в интернете. Выяснилось, что телевизор — эти самые телевизионные каналы, которые у нас в отдельном, специальном ящике или в плоской панели, которая висит у нас на стенке в квартире — это не единственное место, из которого на нас смотрят герои всяких сериальных повествований. Можно еще в другом месте это найти. Вот есть интернет, можно смотреть в компьютере. Можно компьютер подключить к телевизору, и он заменит собой Останкино. У вас ваше Останкино будет в вашем ноутбуке или в вашем Айпаде. Сейчас есть для этого все технические возможности. Ну, и смотри себе.

Началось с сериалов и продолжилось самым разнообразным псевдотелевизионным, на самом деле видеоконтентом. Сегодня мы с вами очень много знаем имен людей, которые более успешно, более популярно собирают большую аудиторию, чем самые высокорейтинговые телевизионные программы. Один из них, между прочим, Навальный, фильмы которого собирают десятки миллионов просмотров, в конечном итоге. Есть еще несколько фамилий, которые вы, наверняка хорошо знаете.

И вот это размывание, начавшееся с видеоконтента всерьез, как я понимаю, оно продолжается все большим и большим количеством разных технологических возможностей. И эти альтернативные источники, которые сегодня есть у огромного количества российских граждан, которые начали доверять этому, начиная с видеоконтента, начиная с видеосериалов, начиная с видеорепортажей, которые он увидели в YouTube, с видеоотчетов о разных событиях, которые оказались полнее, чем все-таки телевизоре, умнее, чем в телевизоре, точнее, чем в телевизоре, быстрее, чем в телевизоре.

С.Пархоменко: Нет сомнений в том, что задача Путина — остаться у власти. Никуда он в 24-м году не денетсяQТвитнуть

И это на самом деле не связано с расхожим мнением, что всякий человек, у которого есть в кармане телефон, он немедленно становится журналистом. Ничего подобного. Это по-прежнему профессиональная работа, просто разные люди делают ее разными способами и передают, обращаются к своей аудитории через разные каналы вовсе не только через телевизор, и этих каналов становится всё больше и не все они видео.

Я хочу напомнить вам о том, о чем вы и сами все прекрасно знаете. Нет сегодня ни одного родителя ребенка, учащегося в школе, который бы не сидел в каком-нибудь родительском школьном чате. Вопрос только, где это происходит. Это может происходить. Это может происходить в WhatsApp, в Telegram, в Facebook, в каком-нибудь еще мессенджере. Люди бесконечно общаются между собой. Они начинают с того, что они общаются на какие-то совершенно конкретные, совершенно приземленные, повседневные темы.

Ну, вот, например, они обсуждают, кто будет мыть стекла в классе — родители одноклассников. Или что они подарят учителям на Новый год. Они не успевают оглянуться, как выясняется, что они уже обсуждают совсем другое, что они уже обсуждают жизнь своего квартала, своего района, своего города, своей страны.

Вот в этом самом родительском чате или чате соседей или в чате сослуживцев, или в сообществе, где собираются любители собак породы джек-рассел или еще котов в полосочку. Они начинают с котов в полосочку, а не успевают оглянуться, как выясняется, что они говорят о том, как живется в их городе, что важно в их городе, на какие деньги это происходит в их городе. А коты уходят на какой-то второй или третий план.

С этим очень трудно бороться и с этим предстоит бороться Российскому государству, потому что иначе оно не преодолеет те барьеры, не справятся с темы вызовами, которые перед ним стоят.

Ну да, все говорят про то, что впереди 24-й год, и Путину каким-то способом нужно остаться в у власти. Нет никаких сомнений в том, что его задача — остаться у власти. Никуда он в 24-м году не денется. Не пойдет он на пенсию, не уйдет он от власти живой. Абсолютно точно. Только вперед ногами. 100 лет ему здоровья и благополучия, конечно.

Так вот что-то надо делать в 24-м году. Еще вчера была надежда на то, что в 24-м году можно просто переключить программу. В 24-м году можно просто дать знать населению, что обстоятельства изменились. Вот теперь у нас объединенное с Белоруссией государство, например. Или теперь у нас другая Конституция. Теперь страной у нас управляет не президент, а председатель Госсовета и так далее. Я несколько раз говорил про это, что не обязательно что-нибудь в действительности менять. Достаточно сказать об этом.

Но так было еще вчера. Сегодня это немножечко сложнее. Сегодня эта стенка, эта плотина, которая удерживает реальную информацию, не пропуская ее к гражданам и клапаном, спускными тоннелями, в которой управляет Кремль, — она, в общем, довольно ненадежная, в ней много дырок и щелей, тех самых, о которых мы говорили до сих пор. Люди смотрят на другие экраны, люди читают другие сообщения, приходящие другим путем, начиная от независимых СМИ, которые, по-прежнему, существуют в российской сети и, кончая сугубо бытовыми каналами общения, которые тоже все больше и больше информирую их о том, что происходит. И для того, чтобы провернуть эту виртуальную операцию, создать новую виртуальную позицию для власти, новое виртуальное государство, в котором Путин будет смотреть легитимным правителем — он в этом чрезвычайно нуждается, — для этого нужно будет взять информацию под контроль. Что они и будут делать на протяжении ближайших месяцев и лет. Поэтому это будет становиться всё важнее и важнее.

Поэтому история об автономном российском интернете, об интернете в аквариуме кажется мне важнейшей политической историей. Поэтому история о систематической борьбе при помощи провокаций и доносов, прежде всего, Российского государства против российского гражданского общества и, в частности, тех структур, в которые это гражданское общество объединяется, то есть некоммерческих неправительственных организаций, поэтому это является важнейшей политической новостью. Поэтому преследование людей в персональном уже разрезе, преследование людей уже как физических лиц по вновь принятому закону об иностранном агенте кажется мне важнейшей вещью.

Почему я об этом говорю так много? Потому что это касается лично меня? Ну, наверное, отчасти. Но, прежде всего, потому, что я считаю, что это важнейший политический процесс, который предстоит нам в будущем году: сможет или не сможет Российское государство взять под контроль всю информацию, всю коммуникацию, весь обмен сведениями, который происходит на территории России между российскими гражданами внутри российского общества и в связях, взаимоотношениях России с внешним окружающим миром. Российское государство хочет контролировать это, нуждается в этом, потому что видит в этом единственную возможность, единственную гарантию сохранения того, то она считает стабильностью, на самом деле того, что она считает этим закаменевшим властным самодержавием, каковым, по существу, является сегодня управление Россией.

Давайте посмотрим, как это выражается, преломляется в головах одного конкретного человека, того же самого Путина. Вот очень многие обратили внимание на то, что он вдруг увлекся историей. Спрашивают: А чего вдруг случилось, что ему стало страшно важно, что происходило в 39-м году, что в действительности привело к подписанию пакта Молотова — Риббентропа и его секретных протоколов? Чего он вдруг так озаботился историей про то, как существовали и в Германии и в Польше и в ряде других стран удивительные намерения собрать все европейских евреев и переправить их на Мадагаскар. Ну, вот про Мадагаскар ему уже рассказали.

А вот, например, про то, что существовала внутри Советского Союза затея собрать все евреев в Крыму или собрать всех евреев в Восточной Пруссии, известной Путину как Калининградская область, — это ему еще предстоит, это еще ему коллеги не принесли этих документиков из архивов, он об этом узнает еще позже.

Но дело-то не в том. А дело в том, что, конечно, этот интерес Путина обращен не в прошлое, он обращен в будущее. Здесь абсолютно прав Кирилл Рогов, один из замечательных российских политологов, человек, который сегодня чрезвычайно сильно, точно, ясно пишет о том, что в реальности происходит в России. Вот я очень рекомендую почитать Фейсбук Крилла Рогова, где он несколько дней тому назад написал замечательный короткий пост о том, что в точности хотел сказать Путин, о чем эта история, о чем это его заявление про Польшу, о чем его этот интерес, к чему этот его интерес к началу Второй мировой войны.

И Рогов абсолютно справедливо, по-моему, пишет о том, что речь идет на самом деле о несправедливости, как кажется Путину, унижении сильного, волевого государства. Сильное государство задавленное другими странами, имеет право распрямиться, имеет право поставить под вопрос все то, что ему навязывают.

С.Пархоменко: Нет большего идеологического преступления в России, чем сравнивать сталинский режим и гитлеровскийQТвитнуть

Вот здесь вот интересно. А что такое то, что навязывают сегодня России с точки зрения Путина и что заставляет его сравнивать Россию с нацистской Германии в ее подавленном, в ее дискриминируемом Версальским миром, в ее окруженном, осажденном состоянии? Вот нацистская германия как-то чувствовала, чувствовала себя в окружении врагов — и вот что устроила. А Россия теперь тоже в окружении врагов. И что же, собственно, она собирается устроить?

И вот это на самом деле удивительная вещь. Нет большего идеологического преступления в России сегодня, чем сравнивать сегодня сталинский режим и гитлеровский режим — вот это прямо ужас, прямо как-то люди, которые покушаются на самое святое. Но, прежде всего, это делает сам Путин. Прежде всего, он размышляет он сегодня о России в тех терминах, в которых размышляли современники о гитлеровской, нацистской Германии, сравнивают ее с ней.

И так же точно, как начинает оправдывать нацистскую Германию, имевшую право заключить свой пакт со сталинским Советским Союзом и разделить со сталинским Советским Союзом Европу, точно так же он оправдывает завтрашнюю Россию, которая — что? которая куда? Которая на что хочет получить свое право? — вот вопрос, который мы задаем, наблюдая эти исторические штудии Владимира Путина. И вот на самом деле вопрос, под знаком которого пройдет и следующий год. И это не шутки, это не вопрос о том, что у Путина тоже должно рано или поздно быть своё «вопросоязыкознание», вот должен был с ним случиться этот сталинистский приступ, который когда-то привел к тому, что Сталин у нас оказался главным лингвистом, а Путин, наверное, тоже окажется каким-нибудь главным филологом.

Подождем. Мы видим, куда это развивается. Мы накануне 20-года. Он будет нелегким, конечно, но чрезвычайно интересным. Это была программа «Суть событий». Я Сергей Пархоменко. Всего хорошего, до Нового года, до первой пятницы 2020 года. Счастливо!