Ассоциация экологических журналистов обратилась с письмом к председателю Верховного суда России по поводу состояния грунтов в будущем Судейском квартале в Петербурге: экологи считают, что судьям предстоит жить и работать на токсичной земле.
Красивое название Судейский квартал (ранее – Набережная Европы) скрывает длинную историю – больше 90 лет здесь, на бывшем Ватном острове, проработал ГИПХ – созданный в 1919 году Государственный институт прикладной химии, занимавшийся разработкой многих веществ, в том числе и весьма опасных и токсичных, таких как ракетное топливо гептил. В конце 2011 года корпуса ГИПХа начали сносить, чтобы затем построить на их месте Дворец танцев Бориса Эйфмана и здания для верховного и арбитражного судов, которые было решено, вслед за Конституционным судом, перевести в Петербург. Перед строительством предполагалась рекультивация и обеззараживание территории, вывоз грунта и замена его на новый. И вот именно здесь оказался камень преткновения.
О проблеме территории бывшего ГИПХа еще в 2013 году писала экологическая ассоциация "Беллона" в статье "Имперский яд ГИПХа". Ее автор, экологический журналист Виктор Терешкин, перечисляет в ней заслуги института, среди которых разработка химического оружия, в частности дифосгена, новых видов взрывчатки, ядерной бомбы, а также ракетного топлива гептила – чрезвычайно опасного для человека при любом соприкосновении с ним. На переезд ГИПХа на новую площадку в Капитолово были выделены немалые деньги, но куда они делись под руководством тогдашнего гендиректора института Александра Шаповалова, можно только гадать. Переезд такого мощного предприятия должен был занять около двух лет, а вместо этого занял две недели.
О том, как он проходил, Виктор Терешкин пишет так: "…нанятые гастарбайтеры просто выкидывали все… из окон. Оборудование на десятки миллионов оказалось загублено. Из окон летели приборы с ртутью. И теперь никто не знает, сколько же десятков литров вылилось… на землю. Летели химреактивы без маркировки. Лабораторная посуда с содержимым. Во многих лабораториях мебель, шкафы были разбиты, и все это толстым слоем валялось на полу... в этой атмосфере нельзя было находиться без противогазов и прорезиненных костюмов химзащиты. Во многих помещениях был поврежден водопровод, потоки воды текли по лестницам. Только чудом можно объяснить то, что в разгромленных корпусах не возникли пожары. Если бы начались – токсичный дым накрыл бы большую часть города. Во дворах корпусов образовались рукотворные холмы высотой до второго этажа. Очевидцы видели в этих развалах брошенные контейнеры со знаком "радиация".
Виктор Терешкин считает, что пока ГИПХ работал, он был далеко не так опасен, как после его сноса, и подчеркивает, что экспертизы, проводившиеся до 2012 года, показали, что все 500 тысяч кубометров грунта, которые там имеются, очень серьезно загрязнены не только тяжелыми металлами, но и радиоактивными отходами. По словам Терешкина, то, что грунты заражены еще и гептилом, страшным для человека даже в самых мизерных, трудноуловимых количествах, стало понятно только в последнее время. Но больше всего эколога волнует то обстоятельство, что если в первые годы после сноса ГИПХа экспертизы показывали, что 500 тысяч зараженных кубов необходимо вывозить, то как только площадка перешла в ведение Управления делами президента, экспертизы поменялись, и грунты самого сильного, I класса опасности, превратились в грунты IV и даже V класса, то есть такие, которые можно вывозить на обычные полигоны. "Так не бывает, чтобы ученые брали пробы в 2011–12 году и говорили, что здесь чрезвычайно опасный уровень, – и вдруг, как по волшебству, это становится неопасным", – заключает Терешкин.
Волнует эколога и то, что грунты стали вывозить – а куда, не знает даже природоохранная прокуратура. Экологи утверждают, что это отсюда в 2013 году ночами шли веерные вывозы грунта КамАЗами во Всеволожский район, грунт вываливали в заранее вырытые карьеры и засыпали плодородным слоем – чтобы нельзя было взять химические пробы. Местные жители попытались встать на пути у КамАЗов, но у них ничего не вышло, потом их запугали, и сопротивление сошло на нет. Возможно, часть грунтов вывезли на полигон "Северная Самарка", стоящий на обводненной территории, но не имеющий никаких обводных каналов, так что все яды оттуда просачиваются в почву, а оттуда текут в Неву – и дальше в водопроводные краны людей. То же самое, очевидно, происходит и с тайными захоронениями зараженных грунтов во Всеволожском районе.
Но больше всего Виктор Терешкин возмущен тем, что объект теперь засекречен: экологические сведения по закону о гостайне не могут держаться в секрете от граждан, это касается здоровья населения 5-миллионного города. Эколог уверен, что яды с участка за высоким синим забором уже сейчас попадают в Неву, из Невы в Финский залив и затем оказываются в рыбе, которую ест весь Северо-Запад, так что это может сделать причастных к экологической катастрофе в центре Петербурга преступниками в глазах Европы. Сейчас место будущего строительства охраняется столь тщательно, что никто из журналистов не может туда проникнуть и никто из независимых экологов не может взять там пробы. Но даже если представить себе, что независимая экологическая экспертиза будет проведена и подтвердит, что оставшиеся на площадке грунты высокотоксичны, то выхода из тупика Терешкин не видит: ведь все равно вывозить их некуда – единственный на Северо-Западе полигон токсичных отходов "Красный Бор" переполнен и закрыт, принимать туда новые отходы запрещено. А если вывозить куда-то далеко, то стоимость строительства существенно возрастет.
Как можно бороться с беззаконным вывозом зараженного грунта и с беззаконным грифом "секретно" на объекте с огромными экологическими проблемами, Виктор Терешкин не знает, но предполагает, что такое под силу разве что "Команде 29" – правда, с ней пока никто переговоров не вел.
Экологов насторожило прозвучавшее в конце прошлого года заявление
управляющего делами президента РФ Александра Колпакова о том, что строительство Судебного квартала начнется уже в мае-июне, а закончится в 2021–2022 году. Ассоциация экологических журналистов Петербурга решила сдвинуть дело с мертвой точки и направила письмо главе Верховного суда, спрашивая – хотят ли судьи жить на зараженной территории.
По словам сопредседателя Ассоциации Лины Зерновой, когда заказчиком строительства стало Управление делами президента, появилась надежда, что оно наведет порядок – определится с отходами, где и какого класса опасности еще остались на площадке, решит, куда их вывозить и потом покажет общественности доказательства того, что площадка чиста. Но ничего этого не произошло – а после того, как строительство засекретили, ни независимые экологи, ни независимые журналисты больше не могут туда попасть. По словам Лины Зерновой, первые экспертные заключения показывали, что грунт на площадке заражен очень серьезно, у нее сохранился текст экспертизы, проведенной в 2011 году негосударственным образовательным учреждением ДПО ИПК "Прикладная экология", при участии ФГУГП "Урангеологоразведка", подготовившего исходные материалы по оценке экологического состояния территории и зданий. В этом документе говорится: "Около 70% территории ФГУП РНЦ "Прикладная химия" загрязнено химическими элементами и веществами в чрезвычайно опасной степени и 30% – в опасной. Грунты в южном секторе (…) до глубины 5 м характеризуются высоким содержанием тяжелых металлов – ртути, сурьмы, цинка, кадмия, меди и хрома, концентрации которых превышают фоновые в десятки раз. Местами химические элементы мигрировали в почвы на глубины до 10,5 м".
Лина Зернова тоже обращает внимание на то, что в почве не могут не оставаться продукты распада ракетного топлива гептила, которые не менее токсичны, чем исходное вещество, от которого сегодня страдают жители населенных пунктов около Байконура и космодрома Восточный. Между тем, по словам эколога, грунты будущей Набережной Европы вообще не проверялись на маркеры гептила, и только в разговоре с ней ученые, делавшие экспертизу, намекнули, что в их отчете нет ни слова о гептиле просто потому, что заказчик экспертизы не дал денег на это исследование. Лина Зернова уверена, что стремление заказчиков и строителей отделаться в таких делах по дешевке скажется на здоровье не только ныне живущих петербуржцев, но и будущих поколений.
Ассоциация экологических журналистов намерена бороться за раскрытие информации о площадке под снесенными корпусами ГИПХа и проведение независимых исследований оставшегося там грунта. О создавшейся опасной ситуации Ассоциация экологических журналистов и сообщает в своем письме главе Верховного суда, обращая его внимание на то, что если участок не будет как следует рекультивирован, то на зараженной территории предстоит жить судьям и их семьям, включая детей, а вместе с ними будут страдать десятки тысяч жителей прилегающего района.
Руководитель экологической лаборатории общественного контроля Санкт-Петербурга и Ленинградской области Сергей Грибалев – один из тех людей, которые тайком брали пробы в уже засекреченном объекте на Добролюбова, 14. Это было осенью 2018 года, на объект их не пустила охрана – по впечатлениям Сергея, совершенно не заинтересованная, чтобы люди знали правду о том, что там творится. Тогда они с помощью квадрокоптера посмотрели, где идут основные протечки с этой территории, а потом из-за забора наскребли пробы в тех местах, где текли сточные воды, а токсичные вещества могли расползаться за пределы строительной площадки. В отобранных пробах сначала сделали экспресс-анализ методом индикации и обнаружили значительное превышение допустимого содержания тяжелых металлов, бензопирена и других токсичных веществ. У Сергея есть своя передвижная лаборатория, но пробы земли, воду и растительности отвезли в настоящую, аккредитованную лабораторию, которая подтвердила – да, все пробы содержат большое количество веществ, опасных для человека. Сергей возмущен тем, что вскоре после этого и у журналистов 78-го канала, и у самой лаборатории результаты этих проб изъяли – по причине секретности объекта. "Таким образом, мы опять сталкиваемся с тем, что не можем осуществить гарантированное Конституцией право на достоверную экологическую информацию – нам врут, от нас скрывают загрязнения и опасные химические вещества", – заключает Сергей Грибалев.
Председатель правления Экологического союза Семен Гордышевский тоже считает незаконной сокрытие информации об экологическом состоянии будущего Судейского квартала. Он напоминает, что в законе "Об охране окружающей среды" есть понятие презумпции экологической опасности, означающее, что если имеется малейшее подозрение на такую опасность, органы власти обязаны доказать обратное. Для Гордышевского очевидно, что в том месте, где долгие годы находился институт, разрабатывавший вещества первого класса опасности, должна была быть сделана экологическая экспертиза и представлена обществу – но как раз этого сделано не было. В то же время он замечает, что это всего лишь частный случай – в Петербурге вообще очень плохо с информацией о состоянии почв и грунтов, а их состояние – это экологический след от загрязнения атмосферного воздуха. И если на официальном портале городского Комитета охраны окружающей среды все показатели в порядке, то по данным федеральной службы наблюдений загрязнение воздуха в городе весьма высокое – и как следствие, загрязнение городских почв и грунтов тоже очень высокое. Но если оно таково в среднем по городу, то что уж говорить об объекте, где столько лет разрабатывались опасные химические соединения. Семен Гордышевский замечает, что многие опасные химические вещества Грибалев просто не мог определить, потому что эти анализы очень дорогостоящие, но, по мнению эколога, можно с уверенностью предположить, что они там присутствуют в высоких концентрациях, а значит, площадка представляет опасность для всех горожан.
Экологический журналист Владимир Левченко тоже не может поверить, что земля под снесенным ГИПХом – чистая. Он тоже помнит авральный переезд института – как люди с досады просто выливали опасные вещества прямо из окон, и понимает, что яды пропитали грунт на значительную глубину, и что они еще долго будут вымываться наверх теми же талыми водами. Уже давно многие горожане выступают за то, чтобы ничего на этом месте не строить, а разбить там столь нужный Петроградскому району парк, о котором мечтал еще Дмитрий Лихачев, но Владимир Левченко считает, что даже парк не спасет зараженную почву. По его словам, если когда-то там посадят деревья, они тоже будут отсасывать сохранившиеся в почве яды, поднимаемые наверх грунтовыми водами, и осенью в этом районе будет обеспечен ядовитый листопад: то, что было глубоко в земле, снова окажется на поверхности. "То, что так происходит, известно по Чернобыльской катастрофе – а я, вообще-то, чернобылец – уже на второй год там надо было из-за этого соблюдать определенные правила безопасности", – поясняет Левченко. Он считает, что эту территорию можно превратить разве что в некое подобие Марсова поля – снять верхний слой, засыпать грунтом метра на полтора и посадить траву, цветы и кустарники с неглубокой корневой системой, и тогда это место перестанет быть зоной, куда никому нельзя ходить. А если строить там что-то серьезное, то просто необходимо вынимать грунт метров на 10 и засыпать новый – а это гигантский труд и гигантские деньги.
Депутат Законодательного собрания Петербурга Максим Резник еще в 2017 году посылал запросы по поводу возможных нарушений земельного законодательства на участке, где стоял ГИПХ. Из Управления Федеральной службы государственной регистрации, кадастра и картографии по Санкт-Петербургу ему пришел ответ – что "Управление проведет административное обследование объекта земельных отношений" и, если нарушения обнаружатся, будет проведена внеплановая выездная проверка, и о результатах депутату доложат. Служба Госстройнадзора ответила, что предоставить документы о соблюдении природоохранного законодательства не представляется возможным, поскольку они уничтожены за истечением пятилетнего срока хранения. Областная прокуратура уведомила, что проводит проверку по поводу возможного нарушения законодательства при вывозе строительных отходов. Главное Управление МВД по Петербургу на просьбу предоставить документы о законности вывоза отходов со стройплощадки ответило, что обязано предоставлять гражданам только информацию, непосредственно затрагивающую их права и свободы, а сведения, содержащиеся в материалах проверки ГУ МВД и Комитета природопользования, охраны окружающей среды и соблюдения экологической безопасности, непосредственно не затрагивают прав и интересов Максима Резника, а потому "оснований для ознакомления Вас с материалами проверки не имеется". Управление делами президента Российской Федерации также прислало пространный и вежливый ответ – что вывоз отходов производился в соответствии с законом, а экспертизы показали, что отходы на площадке – только IV и V класса, то есть практически безопасные.
Максим Резник заключает, что в этом деле, как в зеркале, отражается острота экологических вопросов, ответы на которые не даны у нас в стране. Он обращает внимание на то, что когда экологические проблемы встают на пути у власти, в данном случае у Управления делами президента, то люди все время сталкиваются с сокрытием информации. Резник считает, что это или недальновидная политика, или просто обман: ведь если все хорошо, то зачем что-то скрывать? По мнению депутата, именно поэтому в последнее время экологические вопросы – это не только вопросы о том, чем мы дышим, но и вопросы взаимоотношений с властью: кем себя чувствуют люди – гражданами или холопами.