Поделиться

Жительница Новосибирска пытается найти виновных в смерти своего мужа, скончавшегося в тюремной больнице. Роман Дроздов, страдавший от тяжелой болезни желудка, ждал суда в СИЗО №1 Новосибирска – после поступления в изолятор его два дня не кормили, а когда спустя три месяца Дроздову стало плохо, фельдшер осмотрел его через "кормушку" в двери камеры.

В начале 2018 года Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН) отчиталась о небывалых успехах в области тюремной медицины: по данным ведомства, только по одному туберкулезу смертность в СИЗО и колониях снизилась на целых 55%. Правозащитники и Министерство здравоохранения не так оптимистичны: по их данным, в учреждениях ФСИН находятся более 400 тысяч человек, нуждающихся в квалифицированной медицинской помощи, а оказывается она неэффективно и несвоевременно. Как говорилось в докладе правозащитной организации "Горячая линия" от 2017 года, среди основных проблем с медицинской помощью подследственным и заключенным также можно отметить "невнимательность и бесчеловечность сотрудников ФСИН". В 2016 году эта невнимательность и бесчеловечность стоили жизни Роману Дроздову, жителю Новосибирска, ждавшему суда по делу о вымогательстве в новосибирском следственном изоляторе №1, но скончавшемуся из-за неоказания своевременной медицинской помощи.

Дроздова, страдавшего сложным заболеванием пищеварительной системы, могли за несколько минут отвезти в городскую клиническую больницу после открывшегося кровотечения в желудке, но из-за нежелания сотрудников СИЗО организовывать конвой и охрану доставили в медсанчасть на территории изолятора, где врачам оставалось только констатировать его смерть. О том, что муж умер, его жене Веронике сообщили только на следующий день – и не сотрудники СИЗО, а его сокамерники. Веронике Дроздовой пять раз отказывали в возбуждении уголовного дела из-за смерти мужа, и теперь этой историей займется Европейский суд по правам человека.

Почти два года вдова Романа Дроздова обивала пороги всевозможных инстанций в попытках наказать виновных в смерти своего мужа. Сокамерники Дроздова в беседе с адвокатом его супруги рассказали, что в предшествовавшие своей смерти дни он неоднократно (не менее 10 раз) жаловался на здоровье и просил вызвать к нему дежурного врача. Врач пришел, но даже не зашел в камеру, проведя "осмотр" пациента через щель для передачи заключенным еды. В показаниях этих же сокамерников, поступивших в Следственный комитет, говорится совсем другое: Дроздов якобы не жаловался на плохое самочувствие до вечера 15 ноября, когда ему стало плохо и прибывшая в СИЗО скорая не отвезла его в медсанчасть. Правда, как говорится в жалобе Вероники Дроздовой в ЕСПЧ, эти показания повторяют друг друга с точностью до запятой и явно написаны под диктовку.

Пациенты медблока СИЗО "Матросская тишина"
Пациенты медблока СИЗО "Матросская тишина"

"Когда он попал в СИЗО, его два дня просто не кормили"

"Они работали втроем: муж, его друг Сергей и еще один компаньон. Что-то у них по бизнесу не заладилось, и этот компаньон подал на Романа и Сергея в суд за вымогательство денежных средств, – рассказывает Вероника Дроздова о том, как ее супруг оказался в СИЗО. – Мы и до этого знали по анализам, что он болен, но лечились в домашних условиях, операцию не делали, хотя по показаниям ему нужна была операция. Может быть, мы не придали этой болезни такого значения, потому что он был на свободе, мог соблюдать строгую диету. У мужа было довольно редкое заболевание, варикоз пищевода, в любой момент из-за стресса или слишком горячего питания ему могло стать плохо. Когда он попал в СИЗО, день или два его просто не кормили. Пока оформляли все, он вообще без еды был. Думаю, это его и погубило. Привезли его 16 сентября, а умер он 16 ноября, ровно через три месяца.

Он бился в дверь, потом уже ослаб, перестал биться и подавать признаки жизни

Они знали о его болезни, мы приобщали справки, но, видимо, это не возымело должного результата. Тогдашний наш адвокат тоже не посодействовал: за несколько дней до смерти мужа он пришел к нему, а тот не вышел, сказали – заболел ОРВИ. Ему бы, по идее, тревогу забить, а он спокойно развернулся и ушел – ну, заболел и заболел. У мужа уже в тот момент была высокая температура, но никакой медицинской помощи ему не оказывали. 15 ноября у него началось внутреннее кровотечение, его уже начало кровью тошнить. Он бился в дверь, потом уже ослаб, перестал биться и подавать признаки жизни, и только тогда сотрудники вызвали бригаду скорой помощи. Его повезли в больницу при СИЗО, это туберкулезная больница, и такую операцию, которая была нужна моему мужу там, естественно, сделать не смогли. Он просто умер за ночь от потери крови, у него разорвались вены".

В соответствии с посмертным эпикризом Роману Дроздову был поставлен диагноз: "рецидивирующие кровотечения из варикозно расширенных вен пищевода, постгеморрагическая анемия средней степени, геморрагический шок третей степени. Спонтанно перенесенный туберкулез легких с наличием больших остаточных изменений в виде очагов S1-2 правого легкого. Острая сердечно-сосудистая и дыхательная недостаточность. Цирроз печени".

"О смерти мужа мне даже не сообщили, – продолжает Вероника Дроздова. – Мне позвонили люди, которые находились в камере, сообщили мне на следующий день. А сотрудники СИЗО сказали, что отправили мне телеграмму с уведомлением, что мой муж умер, но она так и не дошла. Если бы его отвезли в Новосибирскую клиническую больницу, могли спасти жизнь. Такие операции там успешно делаются, хотя и не на вторые-третьи сутки, когда у тебя уже кровоизлияние".

В жалобе в ЕСПЧ фигурируют фамилии медбрата и медсестры, работавших в СИЗО и осмотревших Романа Дроздова через день после того, как у него началось кровотечение. Вероника Дроздова сомневается в их медицинской квалификации: "Они ему дали ацетиловую кислоту, а от нее кровь свертывается еще хуже, и это тоже могло способствовать кровотечению. Как человеку с кровотечением желудка можно дать такую таблетку? Это даже первоклассник, по-моему, знает. Сейчас они, естественно, все отрицают, говорят, что он ни на что не жаловался. Человек лежал с температурой два дня, а они ничего не предпринимали".

2 декабря Вероника Дроздова обратилась в Следственный комитет с просьбой возбудить уголовное дело по факту смерти мужа. В феврале 2017 года после нескольких продлений сроков проверки, которая сводилась к запросам медицинских документов из СИЗО и "опросу" сокамерников Романа Дроздова (так в деле появились их написанные под копирку объяснения), ей было отказано. Впрочем, уже 13 февраля заместитель руководителя следственного отдела СК по Дзержинскому району Новосибирска отменил это решение. Сколько раз эта процедура повторялась с тех пор, Вероника Дроздова даже не может вспомнить, но уголовное дело так и не было возбуждено: "Я не считала, но отказывали раз пять. Этим занимался адвокат, я просто физически не могла делать все сама, у меня остался на иждивении 8-летний ребенок, ипотека, мне надо деньги зарабатывать и долги отдавать. Я хочу, чтобы СИЗО окупило мои материальные и моральные затраты, потому что они фактически заживо сгноили молодого парня. Причем он не осужденный, он под следствием находился. Я считаю, что это неправильно. В России я уже прошла все инстанции, мы даже главе Следственного комитета Бастрыкину писали. А следователь меня просил: "Ну, вы заберите заявление, дело закрывают, перестаньте жаловаться. Придите, мы поговорим. Все равно здесь ничего не выгорит, зачем вам свои нервы и время тратить?" У них это, видимо, на статистику как-то влияет".

"Дополнительные хлопоты"

Сейчас интересы Вероники Дроздовой представляет правозащитная организация "Зона права" и ее юрист Игорь Шолохов. Он предполагает, что Романа Дроздова не повезли в обычную больницу, чтобы не связываться с бумажной волокитой и не организовывать ему охрану и конвой:

"Кто конкретно виноват в смерти Романа Дроздова, может сказать только суд, а его не было, поскольку уголовное дело так и не возбудили. С уверенностью можно лишь утверждать, что он умер в результате действий медицинских сотрудников тюремных ведомств: и следственного изолятора, и тюремной больницы, из-за того, что ему вовремя не была оказана квалифицированная медицинская помощь, а честно говоря, вообще никакая помощь не была оказана. Медицинский персонал СИЗО в качестве оправдания правомерности своих действий предоставил объяснение самого Дроздова, которое якобы было взято у него 15 ноября 2016 года, как раз в тот день, когда ему стало очень плохо. Но при этом у него как-то нашлось время, чтобы дать объяснения оперативному сотруднику о том, что он "не имеет претензий". Происхождение этого объяснения и факт его написания вызывает большие сомнения: дело не в подлинности, подлинность не оспаривается, эту бумагу действительно подписал сам Дроздов. Вопрос – для чего это было сделано. Были взяты под копирку написанные объяснения сокамерников Дроздова, которые в унисон утверждали, что он ни к кому не обращался, никому не говорил, что у него что-то болит, ни к кому претензий он не имеет, все было хорошо.

Медицинские работники приходили, но не осматривали его

В то же время адвокат, которая оказывала помощь жене Дроздова уже после смерти ее супруга, опросила двух его сокамерников в рамках адвокатского допроса и получила кардинально другие, противоположные сведения: он жаловался на боли, вызывал медицинских работников, медицинские работники приходили, но не осматривали его или производили осмотр через так называемую "кормушку". И только 15 ноября 2016 года, когда уже возникла критическая ситуация, медицинский работник зашел в камеру, провел осмотр больного и вызвал скорую помощь. Причем каждый раз осматривали Дроздова фельдшеры, то есть средний медицинский персонал, действия которого не контролировали врачи. Никто не передавал следующей дежурной смене, что пациент высказывает жалобы. Следующий медицинский сотрудник, заступавший на дежурство, не знал, что в камере такой-то сидит Дроздов, который на что-то жалуется.

Европейский суд говорит о том, что не должно быть никакой дискриминации для людей, находящихся в местах лишения свободы, будь то колония или следственный изолятор. Они должны быть обеспечены такой же медицинской помощью, как и люди, находящиеся на свободе. Мы считаем, что в данном случае нарушена статья 2-я Европейской конвенции, право на жизнь, и статья 13-я, право на эффективные средства правовой защиты – эти средства вдова Романа Дроздова не смогла найти в лице следственных органов.

Нужно обеспечить конвой, присутствие сотрудников в палате, это дополнительная головная боль

Я могу предположить, что его не повезли в гражданскую больницу, просто потому что это дополнительные хлопоты: нужно обеспечить конвой, присутствие сотрудников уголовно-исполнительной системы в палате, где он будет находиться, это дополнительная головная боль для сотрудников следственного изолятора. Легче и проще отвезти его в тюремную больницу, которая и так находится за забором, там его охранять не нужно, там его охраняют сами стены. Что касается возможной фабрикации показаний сокамерников, то это могло понадобиться для того, чтобы сохранить честь мундира. Уголовно-исполнительная система, полиция и другие правоохранительные органы у нас связаны, и везде принято, что человек, который подвергся насильственным действиям со стороны сотрудников правоохранительных органов, потом пишет непонятное заявление о том, что претензий ни к кому не имеет", – говорит Игорь Шолохов.

По итогам рассмотрения дела в ЕСПЧ Вероника Дроздова может рассчитывать на компенсацию в размере более 10 тысяч евро: так, в январе 2017 года юрист фонда "Общественный вердикт" Эрнест Мезак добился выплаты 15 тысяч евро больному ВИЧ жителю Подмосковья, которому три с лишним года не оказывали должной медицинской помощи в одной из колоний республики Коми (при этом сам истец остался жив). Всего в 2016 году в российских тюрьмах и колониях умерли 3408 заключенных, из них от заболеваний – 2805 человек. Точной статистики за 2017 год пока нет, но вряд ли за столь короткий срок что-то могло существенно изменить положение дел, зафиксированное в докладе Совета Европы два года назад: тогда Россия была на первом месте среди его стран-членов по абсолютному числу смертей в СИЗО и местах лишения свободы (4200 смертей в год), а также была одним из "лидеров" по количеству смертей на 1000 заключенных – 6 против средней цифры в 2,8 в других странах – членах Совета.