В чём секрет широкой поддержки российским общественным мнением военной операции в Сирии? Собираются ли американские военные всерьёз участвовать в наземных операциях? Каким оружием воюют противоборствующие стороны в Сирии? Сможет ли Россия заместить украинские двигатели для своих крылатых ракет?
На этой неделе внимание публики пришлось делить между десятками миллионов франков — они были арестованы на швейцарском счету бывшего министра сельского хозяйства Елены Скрынник — и скандальным арестом директора Библиотеки украинской литературы в Москве Натальи Шариной, между банкротством авиакомпании «Трансаэро» и объявленном создании наследника пионерской организации — «Российского движения школьников».
Но фокус сегодняшней передачи — всё же на Сирии. Некоторые аспекты операции обсуждаем с военным обозревателем «Новой газеты» Павлом Фельгенгауэром. По свежему опросу социологов «Левада-Центра», целых 87% россиян следят за событиями в Сирии. При этом две трети опрошенных против ввода российских войск, но 54% поддерживают удары российской авиации.
Павел Фельгенгауэр: Прежде всего, это эффективность пропаганды, потому что в начале, когда все начиналось — мне рассказывал Лев Гудков, директор Левада-Центра — поддержка была очень небольшая, многим вся эта идея не нравилась. Говорили, что это не Крым, не русскоязычные, какая там разница: Асад-не Асад, алавиты, шииты, сунниты — все одинаковые. Кстати, Путин, говорит, что он их не различает.
Но начала работать пропаганда — начало стремительно меняться общественное мнение, которое пропаганде очень подвержено. К тому же, «Россия побеждает», «Россия одолевает американцев», конечно же, ну, и вроде как потерь нет. Но это будет продолжаться исключительно до тех пор, пока там не начнутся потери и станет ясно, что это дорого, надолго и плохо. И тогда общественное мнение может так же довольно быстро поменяться.
RFI: Сухопутные силы — Сирии ли, Ирана ли — могут ли решить исход кампании в пользу Асада?
Они не смогли ничего сделать за 4,5 года — ведь авиация у них была. Последний раз там была большая надежда на это, когда два с лишним года назад в войну вступили боевики Хезболлы. Все были уверены, что вот теперь-то Асад победит, и в Москве были уверены, что теперь он победит и даже уговорили Асада сдать химическое оружие, чтобы американцы его не начали бомбить, чтобы выиграть ему время, чтобы Хезболла выиграла для него гражданскую войну. Ничего из этого не вышло.
Иранцы там тоже есть, но их не так безумно много, и тут есть серьезные логистические проблемы. Ирану очень трудно содержать мощную группировку в Сирии: как ее снабжать? Чтобы повернуть по-настоящему ход войны, нужны очень серьезные силы, которых там пока не просматривается. Пока мы просто видим некоторое смещение баланса.
Насколько эффективна, с профессиональной точки зрения, военная поддержка Россией Асада и Сирии?
Опять же, очень эффективно работает Министерство обороны по части пиар — этому не стоит удивляться, поскольку Сергей Шойгу — мастер пиара. При нем и МЧС было любимчиком у прессы и общества. Он всегда умел это хорошо организовать. Недавно прочел, как один специалист по лесным пожарам объяснял, что, когда были лесные пожары, то Шойгу смотрел по прогнозам погоды, когда становилось ясно, что скоро там будут серьезные дожди, он вылетал на место за два дня. И по его приезду пожары прекращались, потому что, вообще-то, пошел дождь. Так что там все работает замечательно, эффективность высокая, противник в ужасе, разгромлен — у него ни оружия не осталось, ни боеприпасов, и они все разбегаются…
А на самом деле?
На самом деле они, похоже, не разбегаются, даже контратакуют временами. Сирийская оппозиция разных толков — они, во-первых, особенно в последний год научились объединяться, создавать реально функционирующее объединенное территориальное командование. И воюют они уже пятый год: они умеют окапываться, они умеют укрываться, психологически тоже умеют выдерживать воздушные удары и артиллерийские обстрелы.
Еще есть такое правило, с которым впервые всерьез столкнулись немцы во время так называемого блица в битве за Англию: чем дольше ты ведешь воздушную кампанию, тем ниже ее эффективность. А результата, то есть бегства боевиков оппозиции и стремительного наступления войск Асада и его союзников, Хезболлы и иранцев, пока нет.
Контрнаступление оппозиции под Алеппо о чем-то говорит?
Говорит о том, что они умеют драться и сопротивляться, что их боевой дух совершенно не сломлен. Кроме того, надо понимать, что поддержка будет нарастать, что суннитские страны — Турция, Саудовская Аравия, Катар — будут поставлять вооружение, причем, скорее всего, все более современное и более эффективное для противостояния в том числе и российской авиации.
Нельзя исключить — не сразу, а через некоторое время — появления там действительно серьезных средств ПВО: «БУКов», может быть, даже «Панцирей», которых у нас арабы купили много. К тому же они есть у сирийцев — всегда можно сказать, что боевики взяли сирийские «Панцири» в трофеи и теперь стреляют по российским самолетам. «Панцири» — это 20 км вверх, больше 40 км по радиусу — сбивают, в общем, все.
Стали ли Соединенные Штаты серьезнее относиться к войне? Я имею в виду заявление главы Пентагона Эштона Картера по поводу возможных сухопутных действий в Сирии и Ираке?
Просто им раньше вообще было запрещено участвовать там в каких-либо наземных стычках, а теперь им разрешили такие операции. Но это не значит, что они там собираются вводить какие-то существенные силы, они будут использовать те силы, которые уже там. Сейчас в иракском Курдистане несколько тысяч человек, там есть спецназ. Очевидно, этот спецназ будет чаще принимать какое-то участие в каких-то наземных операциях: будут высаживаться и корректировать, например, бомбовые удары как корректировщики. Раньше это просто было запрещено — Обама запрещал даже высаживать корректировщиков на сирийскую территорию. В основном они будут взаимодействовать, похоже, с курдами — они уже взаимодействуют с курдами в Ираке. То есть будут как инструкторы, иногда для поддержки, но никакого массированного американского военного участия, по-настоящему армейские бригады вводить они туда не будут.
Еще несколько коротких вопросов: каким оружием воюют стороны? Что этот конфликт значит с точки зрения обкатки военных технологий?
Воюют в основном разным, грубо говоря, советским старьем. Есть там кое-какое другое вооружение кроме стрелкового — например, саудовцы вместе с американцами, в основном на саудовские деньги, насытили бойцов оппозиции управляемыми противотанковыми снарядами TOW. Этот TOW не совсем новый, это не то, что выстрелил и забыл — пока ракета летит, нужно джойстиком ей управлять, что требует навыков, потому что если ты чуть-чуть не так повернешь джойстик, то она отклонится на 5 метров и прилетит мимо танка. А так, в принципе, это довольно мощная и тяжелая ракета, к тому же последние варианты поражают через крышу, падая вниз ударным ядром. Конечно, это не то, что снаряды Javelin, которыми выстрелил и забыл, которые сами наводятся на цель. Это используется и сейчас довольно эффективно подавляет превосходство сирийской регулярной армии к бронетехнике. Старую советскую бронетехнику эти TOW прожигают, как сигарета газету.
Наши тоже там используют некоторые новые вещи. Именно там использовали в первый раз в истории конвенциальные крылатые ракеты для нанесения реального удара. Этого никогда еще не было. Конечно, в советское время эти крылатые ракеты у нас были, их разработали чуть позже, чем американцы. Но они все были ядерные. В Сирии используются новые многофункциональные самолеты-бомбардировщики типа Су-34. Официально их приняли на вооружение только год назад.
СМИ дают свои оценки стоимости этой операции для России — выходит там порядка 2,5 миллионов долларов в день. Это много? Мало?
Это не очень много. Настоящие расходы начнутся тогда, когда надо будет возмещать потери — хотя бы просто израсходованные управляемые ракеты, корректируемые бомбы. Конечно, там используют те, которые все равно, наверное, пошли бы на списание, не очень новые. Но хотя бы взять крылатые ракеты «Калибр» — они очень дорого стоят. Проблема даже не в том, сколько они стоят, беда в том, что двигатели на них стояли и стоят украинские, сделанные в Запорожье, в «Мотор Сич». Они («Мотор Сич» — прим. ред.) в советское время и сейчас были монополистами по производству этих малогабаритных турбореактивных авиационных двигателей на специальном топливе с малым моторесурсом для крылатых ракет…
Вот тогда начнутся настоящие расходы. И, не дай Бог, еще будут потери самолетов. Те самолеты, которые не новые, были модернизированные под ночную работу — и Су-25, и Су-24. И, конечно, очень дорогие, новейшие Су-34. Они еще до девальвации стоили больше миллиарда рублей штука.
Есть ли какие-то военные задачи, которые Россия может окончательно решить в Сирии? Для чего все это?
В Кремле говорят, что мы повоюем и уйдем — такая была установка. Правда, говорили, что мы победим, а если не победим, то все равно скажем Асаду: «Мы выполнили свою задачу, а дальше вы сами». Но как это будет выглядеть, я не очень представляю. Мы уйдем, а Дамаск падет? То есть Путин сдаст Асада, как Медведев — Каддафи? Я не вижу, что такое могло бы произойти. Я не вижу, как мы можем сейчас оттуда уйти и одержать победу. Не вижу возможности для существенного наращивания военных усилий в Сирии. Наши летчики уже сейчас воюют на пределе своих физических возможностей. По уму, действительно, имело бы смысл поскорее объявить победу, свернуться и уйти оттуда. И пускай сами разбираются. Но решится ли на это кремлевское руководство, я не знаю. Боюсь, что нет.