Участие России в военном конфликте в Сирии может как сплотить людей вокруг президента Владимира Путина, так и расколоть общество. Всё зависит от продолжительности военной операции, её масштабов и возможных жертв. Уже в первый день после разрешения на ввод войск в России наметились контуры будущих проблемных зон. Недовольны патриоты, встревожены мусульмане, а оппозиция наверняка использует любой промах операции для яростной критики президента. Znak.com обсудил с экспертами последствия сегодняшнего решения руководства страны.

Утром в среду Совет Федерации дал разрешение президенту Владимиру Путину как верховному главнокомандующему на использование российских войск за рубежом. Далее события развивались стремительно: к России за военной помощью в борьбе против ИГИЛ (признана в России экстремистской, запрещена) официально обратился сирийский президент Башар Асад, а глава президентской администрации Сергей Иванов пояснил журналистам, что российские ВВС будут использованы в Сирии. В ближайшие часы были нанесены первые авиаудары по позициям исламистов.

Стоит отметить, что буквально накануне «Левада-центр» опубликовал опрос, согласно которому россияне не следят за событиями в Сирии внимательно, не симпатизируют ни одной из сторон и лишь 14% считают, что Россия должна ввести туда свои войска.

Экспертное сообщество отмечает, что в целом такой шаг Владимира Путина может привести к обострению ряда внутриполитических рисков для него самого, а во внешней политике его ждет крайне сложная игра.

Ключевой вопрос – в масштабе участия российских военных в этой войне и в возможном количестве жертв. От этого будет зависеть реакция российского общества, считает политолог Глеб Кузнецов.

«Если это будет десять самолетов и нулевые жертвы среди россиян – это одна история, если же в итоге российские военные будут втянуты в какие-то столкновения на земле с человеческими жертвами – другая. Последствия будут напрямую зависеть от наших военных успехов и от количества жертв среди наших военных. Отсутствие жертв и военный успех – как с Крымом, даст крайне позитивные последствия для Путина внутри страны, а вот военная катастрофа, отрубание российским пленным голов на камеру, жертвы обернутся для него крайне негативно. Если говорить о том, как могут оппоненты Путина внутри страны использовать российское военное участие, то речь может идти только об изоляционистской позиции: это не наша война, надо уходить оттуда в один день, как это сделала Испания с Ираком после теракта в Мадриде», – считает Кузнецов.

Глава фонда «Петербургская политика» Михаил Виноградов отмечает, что по мере того, как сирийская история будет увеличивать свое присутствие в российском информпространстве, в обществе начнет падать интерес к главной теме последних полутора лет – Украине.

«Я бы сказал, что это приведет к снижению политизации граждан, имевших место в последние полтора года на фоне Украины. В целом это было бы своевременно для власти, но только в том случае, если реакция граждан будет равнодушной (эйфории ожидать сложно), а не будет ощущения странности происходящего – как с делом Васильевой», – говорит Виноградов.

Интересно, что нынешнее решение Путина вызвало негодование в стане ура-патриотов, год назад ожидавших официального военного вторжения России на Донбасс и действий против украинской армии.

Этого российская власть так и не сделала и вместо военной помощи «русскому миру» решила помочь миру арабскому.

Известно, что в Донецкой и Луганской народных республиках идет вербовка бывших ополченцев для участия в боевых действиях в Сирии на стороне Асада. Это решает важную для России внутреннюю проблему – массового возвращения в страну вооруженных людей с опытом боевых действий, при этом недовольных российской властью, которая не свергла «хунту» и не пошла войной до Киева или Берлина.

На самом деле участие России в сирийской операции может и вовсе вызвать в обществе неудобные вопросы – почему, к примеру, Россия поддерживала ДЛНР, очевидно дестабилизовавшую обстановку в регионе, но не поддерживает противников Асада, настаивающих на своем праве на самоопределение? Почему можно бомбить города, захваченные террористами, но попрекать американцев жертвами среди мирного населения во время их контртеррористических операций?

К слову сказать, после выступления Путина в ООН и его переговоров в Нью-Йорке с президентом США Бараком Обамой антиамериканизм федеральных гостелеканалов резко спал, США пару раз даже назвали «союзником» России по антитеррористической деятельности. В магазинах все еще продают футболки «Обама – чмо», но превратить США в ядерный пепел временно призывать перестали.

Вице-президент Центра политических технологий Алексей Макаркин отмечает, что в российском информпространстве при освещении последних новостей делается упор на то, что речь идет только об авиаударах, но не о сухопутной операции.

«Общество не хочет широкомасштабных военных действий, не хочет, чтобы в Сирию отправляли призывников воевать за непонятных шиитов против непонятных суннитов вместе с совсем непонятными алавитами. Но есть и другой аспект. Россияне, несмотря на все проблемы, выступают за самоутверждение страны, чтобы Россия была империей, которая наводит в мире порядок, наравне с США. Если все ограничится авиаударами, спецоперациями, на которые СМИ смогут только осторожно намекнуть, общество воспримет это положительно», – говорит Макаркин. По его словам, хотя западное общество очень сильно реагирует на ситуации, когда военные операции приводят к жертвам среди мирного населения, (как, к примеру, в Афганистане или Ираке), наше общество к этому слабовосприимчиво. «Что касается опасных факторов, то, если России придется в итоге расширить поддержку Асада, она попадет от него в некоторую зависимость, как это в 80-е случилось в Афганистане», – отмечает Макаркин.

Политтехнолог Алексей Рощин считает, что при этом российская пропаганда сможет около года удерживать общество в воинствующем состоянии. Тем более что большая часть россиян не считает, что в прошлом году Россия воевала с Украиной на стороне ДЛНР.

Рощин считает, что при этом участие России в этой войне в Сирии создает несколько угроз для ее внутренних дел. Во-первых, наши самолеты могут сбить, и общество отреагирует возможные на публичные казни российских летчиков крайне болезненно. С такой же тревогой будут восприняты возможные нападения на российские военные базы, рассуждает Рощин.

«Во-вторых, непонятен эффект от бомбардировок в воздействии на наше собственное мусульманское население. Допустим, бомбардировки будут успешными (а иначе зачем все затевать) – то есть будет много жертв и разрушений. Опять же – пиар на крови ИГ умеет делать очень хорошо. Как будут реагировать мусульмане России на то, что Россия бомбит их единоверцев? Мы знаем, что у этой общины есть один стандартный ответ – теракты. Так сказать, «знак недовольства». Ну и самая реальная, на мой взгляд, угроза, что, сказав «а», Путин не сможет не сказать «б». То есть вслед за самолетами произойдет и втягивание в сухопутные операции. И вот тогда мы получим уже полноценный ремейк Афганистана», – считает эксперт.

Стоит отметить, что большинство российских мусульман – сунниты, а вот участвует Россия в войне на стороне шиитско-алавитской коалиции из Сирии, Ирака и Ирана. Это может быть сложно воспринято внутри российского мусульманского мира.

Если говорить о внешнеполитических последствиях, то эксперты также отмечают, что пока тут есть больше вопросов, чем ответов.

Доцент РГГУ, эксперт Российского совета по международным делам Сергей Маркедонов отмечает, что, вступив в открытую борьбу с ИГИЛ, Россия сама становится для исламистов мишенью, а добраться до России террористам физически проще, чем до США.

«На внешнеполитическим поле при этом на теме антитеррористической борьбы открывается возможность если не для коалиции, то хотя бы для торга с Западом. Это происходит на фоне минимизации насилия в украинском конфликте, сворачивания на Донбассе активной боевой деятельности. Россия даже в тяжелые для нее самой времена принимала участие в миротворческих операциях в гражданских войнах – в Таджикистане или в Грузии в 1993 году. Стоит также отметить, что, если бы режим Асада пал, это стало бы, хоть символической, но победой именно исламистов, а не умеренной сирийской оппозиции, потому что в ситуации революции побеждает в итоге тот, у кого крепче кулаки. Путин решил играть на опережение», — рассуждает Маркедонов, отмечая при этом, что пока не просчитаны возможные экономические издержки: войскам и технике потребуется транспортировка, обеспечение и так далее, ведь у России и Сирии нет общих границ.

Кузнецов отмечает также, что России будет теперь сложнее на внешнеполитической арене критиковать военные операции США на Ближнем Востоке, так как она взяла на себя схожую роль.

Россия может подвергнуться критике Запада и правозащитников, если ее военные действия приведут к гибели мирных жителей. Тогда операцию будут жестко критиковать, ведь западное общество относится к этому серьезно, отмечает Макаркин.

«Напряжение с Западом и арабскими странами, союзниками Запада, может спровоцировать и ситуация, если, к примеру, авиаударам подвергнутся вооруженные противники Асада, которых Запад поддерживает. Также Западу важно сейчас найти вариант, как разойтись с Россией в ходе самой операции – ведь бомбардировки ИГИЛ ведет и американская, и французская авиация, поэтому сейчас восстановлено общение оборонных ведомств США и России, прекращенное в прошлом году в связи с украинской ситуацией», – говорит Макаркин.

Самый оптимистичный прогноз дает глава близкого к Кремлю Центра политического анализа Павел Данилин. Он считает, что сирийская операция консолидирует путинское большинство, а также поможет россиянам изжить комплекс по поводу войны в Афганистане.

«Этот комплекс, навязанный нам Горбачевым, уже ослабел, уже известно, что наше участие в тех событиях было обоснованно, было важно для сохранения стабильности у наших границ, но сейчас сирийская операция поможет обществу заново обсудить, чем был Афганистан, и отказаться от стыда за те события. Среди других последствий сирийской операции мне видится будущий рост патриотических настроений, а также рост лояльности к Путину среди военных, которые и так, впрочем, его поддерживают. Серьезных внутриполитических последствий я при этом не ожидаю», – говорит Данилин.