Новый выпуск программы о настоящих личностях, их судьбах, поступках и взглядах на жизнь. В студии "Культа личности" кинорежиссер Гарри Бардин. Ведущий – Леонид Велехов.

Леонид Велехов: Здравствуйте, в эфире Свобода - радио, которое не только слышно, но и видно. В студии Леонид Велехов, это новый выпуск программы "Культ Личности". Она не про тиранов, она про настоящие личности, их судьбы, поступки, их взгляды на жизнь. Сегодня у нас в гостях замечательный режиссер Гарри Бардин.

Гарри Бардин – легендарная фигура российского кино, такого его, некогда всеми, от мала до велика, любимого вида, как мультипликация. Достаточно сказать, что у него есть Золотая пальмовая ветвь Каннского фестиваля. Таких ветвей в активе отечественного кинематографа всего три, включая бардинскую.

Но меньше всего Гарри Бардин похож на мэтра и небожителя. К признанию он шел если и не очень долгим, то, во всяком случае, не очень простым и прямым путем. А, достигнув признания, на лаврах, даже каннских, не почивал. Начал свой творческий путь актером, закончив престижную Школу-студию МХАТ, но попав на работу в один из самых захолустных московских театров. Что, впрочем, пошло ему лишь во благо: с актерской профессией после нескольких работы в этом театре Бардин порвал без лишних сомнений и сожалений. Но первый триумф ждал будущего кинорежиссера все-таки в театре, причем в качестве драматурга. В 1975 году в знаменитом ГЦТК – кукольном театре, созданном и руководимом Сергеем Образцовым, вышло феерическое по своей яркости, изобретательности и остроумию шоу "Дон-Жуан", которому на десятилетия предстояло стать визитной карточкой этой, знаменитой во всем мире советской труппы.

Итак, актер, драматург и только после этого, наконец, режиссер-мультипликатор. За первые 15 лет своей мультипликационной карьеры, одновременно оказавшиеся последними 15 годами Советской власти, Гарри Бардин снял 15 мультфильмов, большая часть которых стала классикой жанра: "Достать до неба", "Летучий корабль", "Дорожная сказка", "Брэк", "Выкрутасы"… За последующие 25 послесоветских лет – всего лишь семь. Среди них, правда, тоже такие шедевры, как "Чуча", "Адажио" и "Гадкий утенок"…

Прокатная судьба у этих шедевров, правда, далеко не такая счастливая, как у тех, снятых в советское время. Да и работать стало гораздо труднее. Но Гарри Бардин не унывает. Несмотря на грустные глаза, он вовсе не пессимист)

Студия

Леонид Велехов: Это правда, что вы чуть ли не чудом появились на свет, потому что ваша беременная мама уехала из Киева в сентябре 1941 года одним из последних эшелонов?

Гарри Бардин: Да, это правда. Настоял на этом мой дедушка, который сказал хорошую фразу: "Петлюру я знаю, Махно я знаю, Гитлера я не знаю". (Смех в студии). И он был прав, потому что 18 бабушкиных и дедушкиных родственников остались в Бабьем Яру навсегда. А мне суждено было родиться в Чкалове. Так назывался Оренбург. Ехали мы в Магнитогорск, а я снял своих с поезда, не дал доехать. Когда мама рассказывала, что они претерпели – эти бомбежки, продвижение поезда по Украине, потом по России, как они справляли нужду, держась за поручни вагона!..

Леонид Велехов: Боялись, что уйдет.

Гарри Бардин: Да, поезд останавливался и двигался неожиданно. Доехали. И вот я решил родиться там и родился. С нами была моя тетка Александра. Это она настояла на том, чтобы мне дали имя Гарри.

Леонид Велехов: Я как раз хотел спросить, откуда имя? Почему вдруг Гарри? Что у тетушки за ассоциации были?

Гарри Бардин: Были какие-то свои преференции по поводу американского кино.

Леонид Велехов: Гарри Купер?

Гарри Бардин: То ли Гарри Литке, то ли Гарри Ллойд, то ли Гарри Купер – в общем, какой-то красавчик там присутствовал. И она настояла. Мне дали имя Гарри. Парадокс заключается в том, что она потом эмигрировала с русским именем Александра в Америку, жила и умерла в Денвере, а я всю жизнь живу с именем Гарри в России. (Смех в студии).

Леонид Велехов: В ваших мемуарах я прочел, что вы помните, как отец приезжал с фронта в отпуск, помните запах дыма его папирос. Вам ведь было три года! Это действительно сохранилось в памяти?

Гарри Бардин: Да. Ничего удивительного – Лев Толстой помнил грудь своей кормилицы. Я думаю, не потому, что он такой бабник, хотя и это возможно…

Леонид Велехов: Да, по молодости граф отличался…

Гарри Бардин: А я помню помещение, где мама работала. Мне было полтора года. Я рассказывал потом маме расположение в комнате столов, окно, через которое меня передавали, на первом этаже. Я это ниоткуда взять не мог. И она подтверждала, что так все и было.

Леонид Велехов: Это ведь для художника очень важно – память детства…

Гарри Бардин: Деталь. Память осязательная, органолептическая, всяческая память, которая побуждает к каким-то фантазиям. Это отправная точка. В мультипликации я исповедую то, что парадоксы могут быть какие угодно, но они должны базироваться на фундаменте жесткой логики. А от этого фундамента можно уже воспарять, куда угодно.

Леонид Велехов: Видимо, без этой логики не возникнет понимания у публики твоих парадоксов.

Гарри Бардин: Конечно, конечно. Ассоциация будет отторгнута.

Леонид Велехов: Роль родителей, роль семьи в вашем становлении, в вашей жизни?

Гарри Бардин: В первую очередь, это мама, конечно. Потому что папа был морской офицер. В большей степени он отсутствовал в этой жизни, семейной. В выходные дни у него была рыбалка, когда лето. Он уходил на целый день. Я не перенял это. Я не понимал, как можно целый день простоять с этой длинной удочкой, да еще качая ее через колено. Так и не привилось мне это. Папа был человек молчаливый, музыкальный, но мама более. У него был внутренний слух, а голосом он не был одарен. А мама была одарена.

Леонид Велехов: Она пела?

Гарри Бардин: Пела. И пела хорошо. И все мое знание арий из опер, оперетт, русские, украинские песни – это все мама.

Леонид Велехов: Вся ваша музыкальность, которая перешла в ваши фильмы, это все оттуда, от мамочки?

Гарри Бардин: Да, да.

Леонид Велехов: А в Киев вы вернулись после войны?

Гарри Бардин: Нет. Потом папу перевели с фронта после Сталинграда в Энгельс.

Леонид Велехов: Около Саратова.

Гарри Бардин: Да. Там была школа связи, и он готовил кадры для фронта.

Леонид Велехов: Бывшая столица Республики немцев Поволжья.

Гарри Бардин: Да, а потом в 1947 году его перевели в Лиепаю, в Латвию, на Балтийский флот. И вот там-то детство и юность мои прошли.

Леонид Велехов: Тогда ведь это была фактически заграница. Потому что они еще совершенно не приросли к СССР.

Гарри Бардин: Это я понял спустя много лет. Мы слушали музыку, которую потом, через 10-15 лет, я услышал в Киеве, а через 20 лет – в Москве. А в Лиепае я слышал ее живьем – оркестры играли. Я ходил специально в собор, чтобы слушать второй по величине орган в Европе. Это совершенно другая атмосфера, другие отношения. Да, нас не любили там. Поначалу было очень жестко.

Леонид Велехов: Все-таки тяжеловато было?

Гарри Бардин: Да.

Леонид Велехов: И "лесные братья" где-то вокруг…

Гарри Бардин: Вырезали целые казармы. Это все было. Все было серьезно. А потом было противостояние в школе. У нас была русско-латышская школа. В сентябре сходились две половины и обстреливали друг друга каштанами. Это довольно больно. А потом все стало меняться, приходить в норму… Во-первых, я знал латышский язык, общался с друзьями по двору.

Леонид Велехов: То есть этой классический ныне проблемы не было с языком?

Гарри Бардин: Не было. Потом были влюбленности. И никто не смотрел на национальность. Важна была форма, а не содержание. (Смех в студии). А потом уже папа попал под хрущевское сокращение – «миллион двести» – в 1960 году.

Леонид Велехов: Сокращение армии…

Гарри Бардин: Да. Ему не дали дослужить четыре месяца до 25 лет. И он получил сокращенную пенсию, пошел на завод учеником сборщика. Он был очень талантливый человек, золотые руки и голова. И он стал бригадиром, а потом замдиректора по производственному обучению в школе в Киеве.

Леонид Велехов: Все-таки в Киев вернулись?

Гарри Бардин: Да, его отправили в Киев, потому что он оттуда призывался на фронт 22 июня. Вот так оказались в Киеве. И оттуда уже я призывался в армию.

Леонид Велехов: Вы ведь начинали свой актером?

Гарри Бардин: Да. Я мечтал стать актером. Но родители как-то не очень сочувствовали моим устремлениям, потому что не считали это серьезной для мужчины профессией, и все время направляли меня в производственные вузы. И я поступал, но как-то боженька, видимо, следил за моими шагами сверху и говорил: "Не туда пошел, не туда!" И происходило следующее. Я в 1958 году закончил школу, и поступал в архитектурный институт. У меня тетка Александра была архитектор, и дядька архитектор. Они решили, что мне туда надо. И я пошел, не готовясь. Нарисовать я нарисовал, голову Давида гипсовую, и получил 4.

Леонид Велехов: То есть эти способности у вас уже тогда были?

Гарри Бардин: Да, что-то такое было. А потом нужно было сдавать чертеж. И там был такой чертеж – ручка для спускания воды в туалете. Нужно было увеличить в два раза, как я понял. Я увеличил в два раза и получил двойку. Наверное, надо было уменьшить. Во всяком случае, я туда не поступил. На следующий год не поступил в Брянский трансмаш, не добрал одного балла до проходного. А я работал на заводе уже. Мне нужно было только тройку получить, и я бы прошел. Но я на первом экзамене по математике получаю два.

Леонид Велехов: Но в этом какого-то вашего злого умысла не было тайного? (Смех в студии)

Гарри Бардин: Да нет, я стремился, я не хотел огорчать родителей. Я все делал, как они хотели. Но все-таки судьба уготовила другой путь.

Леонид Велехов: Со Школой-студией МХАТ все получилось.

Гарри Бардин: Да, все получилось, уже после армии. Mеня принимали и в Щукинское, и во МХАТ.

Леонид Велехов: И вы выбрали МХАТ.

Гарри Бардин: Я выбрал МХАТ, о чем не жалею.

Леонид Велехов: Я посмотрел список вашего выпуска. При том что Павел Владимирович Массальский, Василий Осипович Топорков вас учили, с большими именами не густо. Кого-то я знаю, будучи театралом, Авангарда Леонтьева, Софью Брейкину…

Гарри Бардин: Саша Пашутин…

Леонид Велехов: Пашутин. Но самая крупная звезда – это вы, причем уже не в актерской профессии.

Гарри Бардин: Ну, что делать?

Леонид Велехов: Вы пошли в актеры. А почему ушли из актеров? Не получилось? Или поняли, что профессия не та?

Гарри Бардин: Нет, в какой-то степени способствовал театр. Театр способствовал тому, что я разочаровывался в самом назначении театра и в этой профессии.

Леонид Велехов: Театр был захолустный. Помним именно в этом качестве театр Гоголя, бывший Театр транспорта.

Гарри Бардин: Да.

Леонид Велехов: Хотя и у него бывали какие-то звездные минуты. Было несколько актеров прекрасных.

Гарри Бардин: Бывали, да. Был "Верхом на дельфине", хороший спектакль.

Леонид Велехов: Чирков там все-таки доигрывал.

Гарри Бардин: Доигрывал. Но когда политика театра – ставить плохие пьесы, что может получиться? Я это сформулировал для себя так: зритель считал себя умнее меня, стоящего на сцене, а я чувствовал себя умнее драматурга. И говорить было больно те слова, которые я говорил. Всякую муру ставил главный режиссер. Но он был такой сервильный, скажем так.

Леонид Велехов: В этом смысле вам тоже повезло. Потому что из актерской профессии, даже психологи говорят, уйти трудно после какого-то периода. Существуют исследования психологические, что у человека, десять лет проработавшего в актерской профессии, сформировалась такая психология, что в другой профессии, в другой области найти себя трудно.

Гарри Бардин: Но тут как-то все получилось. Может быть, сложись судьба иначе, если бы меня звал к себе Андрей Гончаров… Но он попросил меня в сентябре подписать распределение. А я говорю – как, от меня требуют сейчас? Но он, так сощурив глазки, сказал – если захотите, сможете. Я ловкачом никогда не был. Я захотел, но не смог. Поэтому пошел туда, где я не видел ни одного спектакля – просто за компанию. Туда пошел Сашка Пашутин, туда пошла Нина Семенова – мои однокурсники. Если бы я был у Гончарова, наверное, было бы трудно уйти... А так, я ушел, о чем не жалел.

Леонид Велехов: Все сложилось правильно.

Гарри Бардин: Да, правильно.

Леонид Велехов: Меня страшно интересует ваш следующий этап. Он был короткий, но очень яркий – это кукольный театр с потрясающим спектаклем "Дон Жуан". Я увидел его много лет спустя, потому что стал работать с Сергеем Владимировичем, проработал с ним несколько лет. И меня этот спектакль просто потряс. Это был фейерверк! Я не мог себе представить, что такое можно сделать из кукольного спектакля. Какая доля в этом спектакле была ваша с Василием Борисовичем Ливановым, с которым вы сочиняли пьесу, а какая – Сергея Владимировича Образцова? Как работалось с ним?

Гарри Бардин: С ним работалось легко. Я об Образцове могу говорить долго, потому что у меня о нем сохранились самые хорошие воспоминания. Это, конечно, счастье, что меня судьба сталкивала с такими людьми. Человек не формируется как бы сам по себе, в безвоздушном пространстве. Его формируют встречи с другими людьми, с теми людьми, которые становятся для тебя авторитетом. Он был авторитетен, безусловно. Его высказывания я до сих пор помню: "Никогда не стремитесь быть модным. Если вы талантливы и искренни, вы сделаете то, что впоследствии станет модным. Но это уже не ваша забота".

Леонид Велехов: Грандиозно!

Гарри Бардин: Грандиозно – просто и точно!

Леонид Велехов: И это его собственная биография.

Гарри Бардин: Правильно. Он никогда не изменял самому себе. Когда он нас пригласил с Василием Ливановым, и мы стали писать с Васей пьесу, мы безумно хохотали. Мы хулиганили. Мы придумывали. Приходили утром к Сергею Владимировичу. Он сидел, мы ему читали, внутренне ожидая похвалы. Он говорил категорически: "Пузырчатая фантазия!" (Смех в студии). То есть младенцы пускают пузыри. Потому что мы не вписывались в зеркало сцены кукольного театра. Наша фантазия перехлестывала ее. А он нас загонял в рамки кукольного театра, в чем был абсолютно прав. И мы возвращались поникшие и снова веселились безумно, и снова повторялось то же самое. Потом прошло какое-то время. И он сказал, что с Василием Борисовичем мы расстанемся, а с вами, Гарри Яковлевич, останемся и будем дорабатывать пьесу. И я предлагаю вам вместе со мной ставить. Это было его предложение. Он увидел во мне режиссера, чего я в себе не предполагал, хотя я баловался тем, что я писал "АБВГДейки" для телевидения. Но это не постановка, это так… А вот всерьез вписал в мою трудовую книжку "режиссер-постановщик" Сергей Владимирович Образцов.

Леонид Велехов: Все-таки это ваш такой крестный отец.

Гарри Бардин: Да, конечно. Я ему очень благодарен за это.

Леонид Велехов: И спектакль был просто совершенно новаторский для кукольного театра, перебросивший от "Обыкновенного концерта" в новую эпоху мостик. Это был шедевр.

Гарри Бардин: Я помню, я ему позвонил. Он лежал в больнице и должен был выйти на празднование своего 90-летия. Он говорит: "Гарри Яковлевич, умирать надо в шестьдесят". Я говорю: "Почему, Сергей Владимирович?" Он говорит: "Тогда на похоронах могут сказать: "Он еще так много-много мог сделать, и вот ушел от нас!" А про меня, что скажут? Я все сделал".

Леонид Велехов: Да.

Гарри Бардин: Да, он все сделал. Другое дело, что есть такие люди, которые, кажется, должны быть вечно. Как Майя Плисецкая. Нам казалось, что это то, что всегда рядом, всегда близко. Так же как и Образцов.

Леонид Велехов: Хотя в каком-то смысле, его старость была печальной, потому что и у него уже не было сил, и театр угасал. Но, наверное, это неизбежно для такой крупной фигуры.

Гарри Бардин: Времена не выбирают. Но когда оглядываешься назад, то понимаешь, на чьих плечах росла культура, кому мы обязаны. Тем людям, которые за счет своих инфарктов планку задирали так высоко! Аркадий Райкин, Георгий Товстоногов, Олег Ефремов, Игорь Моисеев, Юрий Любимов, Сергей Владимирович Образцов – это все исполины, такой калибр личностей!

Леонид Велехов: Именно личностей не только в профессиональном смысле. Тот же Образцов, вспомним, что он и в человеческом, этическом плане был очень крупной фигурой.

Гарри Бардин: Да. Мне всегда нравилось, как он в пятницу собирается с работы. Я говорю: "Вы куда сейчас?" "Я на дачу, - говорит он. – Сегодня у меня будет температура 40!" "Почему?" "А я же с голубями имею дело, а у меня на них аллергия". И продолжает: "А актеры сейчас партсобрание устраивают. Будут решать, как мне руководить театром». Он был фрондер. (Смех в студии).

Леонид Велехов: Причем, едва ли не единственный главный режиссер беспартийный был.

Гарри Бардин: Да. Когда его в 1948 году позвали в ЦК и дали список его сотрудников, где против еврейских фамилий стояли галочки, и попросили этих сотрудников убрать из театра, он сказал: "Мой отец не подавал руки юдофобам. Я надеюсь, таковых здесь нет?" Развернулся и ушел. И в хоральной синагоге была служба в тот же вечер во здравие Сергея Владимировича Образцова. Это был такой человек.

Леонид Велехов: Потрясающе!

Гарри Бардин: Мне он с гордостью рассказывал про своего сына. Сын – архитектор. Он рассказывал, что тот унаследовал его чувство собственного достоинства. Когда он сдавал министру Госстроя какой-то проект, министр хлопнул его по плечу и говорит: «Ты молодец!» На что сын сказал: "Правда? Тебе нравится?" (Смех в студии). Вот это образцовское.

Леонид Велехов: А теперь о деле жизни. Хотя есть какая-то абсолютно логическая связка – от драматического театра через куклу в театре к мультипликации. А что такое мультипликация? Это вид искусства, это жанр? Что это?

Гарри Бардин: Это игра ума.

Леонид Велехов: Ни много ни мало!

Гарри Бардин: Да. Может быть, я компенсирую то, что в моем военном детстве не было игрушек. Когда я говорю это моему внуку, он говорит – ну, как, совсем не было?! Он даже не допускает такой мысли. Не было. И вот я доигрываю. Играю, играю и наиграться не могу.

Леонид Велехов: Все-таки с детством это связано?

Гарри Бардин: Все связано с детством. Все оттуда – и мамины песни, и неимение игрушек, и доигрывание в них в старости. Но то, что я играю в эти игры, то, что я получаю удовольствие от этого производства… Я надеюсь, в начале июля закончу съемки. Материалы я показал своему любимому сыну. Он у меня строгий судья и критик. Я считаюсь с его мнением. Я ему показал на звукомонтажном столе две трети. Мой сын сказал: "На такое кино деньги просить не стыдно". А я просил деньги на кино у зрителей.

Леонид Велехов: И с какой-то скоростью дали, причем много!

Гарри Бардин: 6 миллионов 150 тысяч. Я оказался чемпионом России по краудфандингу.

Леонид Велехов: Даже чемпионом России?!

Гарри Бардин: Да. Мне это отрадно. Я нескромно надеюсь, что все-таки ко мне неплохо относятся. Подтверждение этому я вижу. У меня есть очень хороший дружочек – это Екатерина Юрьевна Гениева, директриса Библиотеки иностранной литературы. Она меня возит по городам и весям. Я выступаю со своими фильмами. Я, благодаря этим поездкам, в разных городах бываю и вижу, как идет обратный ток от аудитории. И это, конечно, ни с чем несравнимое счастье.

Леонид Велехов: Ведь чаще всего конечный продукт такой маленький, всего несколько минут. На это тратится колоссальный труд. На это тратятся годы. Иногда, когда читаешь про процесс, начинает закрадываться мысль…

Гарри Бардин: А стоит ли?!

Леонид Велехов: Нет, другоа. Нет ли в этом элемента шаманства?

Гарри Бардин: Шаманства нет. Когда-то Федор Савельевич Хитрук сказал, что мультипликатор должен иметь одно главное качество – свинцовую задницу, терпение.

Я всегда молодым говорю, что можно верить в бога, но лучше верить сначала в себя. Режиссура – это характер, это воля, это вера в себя. Потому что ты ведешь коллектив за собой. Ты не имеешь права привести коллектив к бездне. Ты должен привести к результату. Если ты не платишь большие бабки, то хотя бы компенсируй успехом в конце. Пока что мне это удавалось. Я сейчас снимал фильм "Слушая Бетховена", о котором говорил. И я платил людям такие копейки, в том числе и себе. Но никто не ушел.

Леонид Велехов: В этом есть какой-то элемент сектантства, не так ли?

Гарри Бардин: В какой-то степени. Потому что сюда не идут за длинным рублем. Это какое-то такое помешательство.

Леонид Велехов: А мультипликации подвластно все, в смысле, произведения больших жанров?

Гарри Бардин: Я, например, считаю, что "Мастера и Маргариту" лучше, чем в мультипликации, никто бы не сделал. Потому что там есть элементы, которые подвластны только мультипликации. Другое дело, что мы сильны условностью. И нам не нужно заходить в чужую территорию, в чужую зону и пытаться сделать как игровое кино, под игровое кино.

Леонид Велехов: Об игровом кино. При всей вашей славе, при всем совершенно замечательном качестве ваших фильмов и прочее, не тянуло вас никогда?

Гарри Бардин: Никогда. Я никогда не чувствовал комплекса неполноценности в этом смысле. Я знаю то, что в десять минут могу рассказать то, что игровому кино неподвластно. Фильм "Конфликт" идет 7,5 минут. Он снят в 1983 году. Я его показываю в сентябре месяце в Украине, в Киеве.

Леонид Велехов: Все-таки "в Украине"?

Гарри Бардин: В Украине - надо уважать. И девочка ко мне подходит и говорит: "Вы сняли это про наш конфликт – России и Украины?"

Леонид Велехов: Что есть мультипликация по своему поэтическому ходу – метафора, гипербола, иносказание?

Гарри Бардин: Ей доступно многое. Это может быть философская притча, это может быть сказка, это может быть лирическое какое-то высказывание. Это все, что угодно.

Леонид Велехов: В советское время легче работалось, чем сейчас?

Гарри Бардин: Я вам скажу парадоксальную вещь.

Леонид Велехов: В советское время вы сняли полтора десятка, по-моему, фильмов?

Гарри Бардин: Да, но там были сложности прохождения через Госкино, цензурные рогатки.

Леонид Велехов: Но были правила игры.

Гарри Бардин: Да, правила игры. Они были, может быть, более честные, чем сейчас.

Леонид Велехов: Потому что были правила.

Гарри Бардин: Да, не понятия – правила. Потом мы вошли в рынок. Вошли нецивилизованно, но вошли. И дальше возникла коммерческая мультипликация. Раньше я про деньги вообще ничего не понимал. Мне платили зарплату, чтобы не сдох. Я заканчивал кино, потом мне платили три месяца простойные – 66% от зарплаты, а потом вообще переставали платить. Поэтому мы стремились запускаться.

Леонид Велехов: Телега толкала лошадь.

Гарри Бардин: Да. А когда началась перестройка, то, естественно, мы стали узнавать – сколько стоит пленка, сколько стоит запись музыки, сколько стоят актеры. Но мы забыли о цензуре. Нам напомнили сейчас. И сейчас получилась двойная сложность, потому что мы должны искать деньги, чего не было в советское время, и еще при этом, как в советское время, есть цензура, от которой мы отбиваемся – от православной, от политической, военно-патриотической и прочее. И это становится сумасшедшим домом. Потому что сейчас идет такое мракобесие по части идеологии. Я в свое время сказал, что Минкультуры должно уподобиться графине фон Мекк – деньги дает и ничего не требует. Они даже не встретились с Чайковским. У него не было случая ни в письмах, а лично поцеловать ей руку и сказать "спасибо".

Леонид Велехов: А публика изменилась?

Гарри Бардин: Нет. Буквально вчера я в одном клубе показывал свой фильм. Сидела интеллигентная публика. Девочка лет двенадцати подошла в слезах и говорит: "Можно с вами сфотографироваться?" Я говорю: "Да". А я показывал "Конфликт", "Выкрутасы", "Адажио" – взрослые фильмы. Потом она говорит: "Спасибо за ваши шедевры. Я проплакала весь вечер". И добавила: "А вы могли бы смешные, как "Летучий корабль", снять?" Я говорю: "Ну, жизнь такая невеселая. Я не могу сейчас себя подвинуть на это". Хотя, наверное, надо. Буду думать.

Леонид Велехов: Гарри Яковлевич, хотел спросить о вашем взгляде на то, что происходит вокруг нас и с нами. А как духу хватило подписать письма против войны в Украине, прямо критикующие Путина? Потому что сегодня это уже подвиг, можно сказать.

Гарри Бардин: Я не собирался с духом. Для меня это был вопрос естественный.

Леонид Велехов: Дух был при вас.

Гарри Бардин: Дух при мне. Я заработал право, я так считаю, всей своей жизнью говорить то, что я думаю. Поэтому я считаю своим долгом, где возможно, высказывать свою позицию. Мракобесие сегодня расползается, и я понимаю, что мы на краю пропасти. Я думаю о моих внуках – у меня их трое – в какой России они будут жить? Мне в 1992 году предлагал президент студии Уолта Диснея остаться в Америке. Предлагал мне возглавить сериал, обещал золотые горы. Я отказался, потому что у меня уже была моя студия, и люди шли за мной. А предлагал он мне одному. Я не жалею об этом. Как говорил мой покойный тесть: "Я предпочитаю болеть с моей страной". И это правда. Это моя родина. Времена не выбирают, да и родину тоже. Где родился – там и сгодился.

Леонид Велехов: Вы говорите о вашем поколении, о ваших коллегах. Я обратил внимание на то, что, занимая свою позицию, абсолютно определенную, абсолютно принципиальную, тех своих коллег, которые занимают позицию противоположную, лояльную власти, вы оправдываете. Вы их объясняете, вы говорите, что за ними коллективы и т. д.

Гарри Бардин: С годами я перестал быть максималистом, каким был в молодости. Потому что в молодости я презирал тех, кто вступал в партию. Презирал. Потом, с годами, я стал понимать. Ну, хорошо, человек талантлив, человек не двигается вверх по службе. Он талантливый ученый, но ему по правилам игры этой страны, чтобы стать завлабом, надо быть членом партии. Иначе он останется м.н.с.

Леонид Велехов: "Майонезом", как говорили.

Гарри Бардин: Да. И он вступает в партию. Что делать?! Он идет на сделку со своей совестью, но получает лабораторию и двигает науку. Осуждать его за это? Но я не каждого оправдываю. Я не оправдываю тех, которые идут в КГБ. Что это такое? По незнанию истории своей идут? Или по желанию властвовать над людьми, по подспудному желанию унизить любого человека, выбить ему зубы каблуком?

Леонид Велехов: Но ведь тем, которые письма подписывают, руки не выкручивают. ГУЛАГа нет.

Гарри Бардин: Выкручивают.Им не гарантируют гранты, а за ними коллективы, а им дают бюджетные деньги.

Леонид Велехов: Но вы же тоже не пенсионер-одиночка.

Гарри Бардин: Ну, я и пошел в краудфандинг. Из-за того, что я подписываю эти письма, я собираю деньги у народа.

Леонид Велехов: А Спиваков бы не нашел себе деньги, причем в каком угодно мировом масштабе, называя вещи своими именами и переходя на личности?

Гарри Бардин: Если переходить на личности, то я могу сказать. Вот Володя Спиваков, которого я обожаю, находит в глубинке детей. Он вытаскивает их. Он их одаряет скрипками, фортепиано, кларнетами, дорогими инструментами. Он их обучает. Он дает деньги на пластические операции для девочек, у которых непоправимое уродство, чтобы они не чувствовали комплекса неполноценности. Никто его к этому не побуждает. Он это делает. На весах истории, что останется? Благодарность этих детей, которым он сделал биографии, или та подпись? Путин уйдет, рано или поздно, но он уйдет. Он же не вечен. А это останется. И добрые дела Спивакова, как и добрые дела Чулпан Хаматовой, они останутся.

Леонид Велехов: Как вы считаете, художник должен быть в оппозиции к власти?

Гарри Бардин: Художник должен быть свободен. Прежде всего, для меня важно понятие свободы. Я выражаюсь свободно, облекаю свою мысль в ту форму, которую я считаю правильной, и никто не вправе мне сказать, ни министр культуры, ни глава государства, что я не в ту форму облек. Это моя мысль. Это моя форма.

Леонид Велехов: Я вас понял. Замечательно! Спасибо!