Марьяна Торочешникова: Со мной в студии -
член президентского Совета по правам человека, главный научный сотрудник Института социологии Российской академии наук Светлана Айвазова и адвокат по правам женщин, член рабочей группы по разработке проекта закона "О профилактике семейно-бытового насилия" Координационного совета по гендерным проблемам при Министерстве труда и социальной защиты России Мари Давтян.
На днях Комитет Организации объединенных наций по правам человека опубликовал итоговое заключение по седьмому периодическому докладу Российской Федерации о ситуации с соблюдением прав человека в России. Доклад был представлен в Женеве в середине марта, когда в стране вовсю развивался медиаскандал, получивший название "телочкогейт". Поводом для дискуссий стал твит одного уважаемого издания, предложившего своим читателям материал о том, как не быть сексистом в России. Но само это предложение, по мнению многих читателей, в том числе и представителей женских организаций, было сформулировано в сексистской манере, а проблема гендерной дискриминации сводилась к рекомендациям о том, кому, когда и за кого платить в кафе или подавать пальто, чтобы не обидеть.
Обиделись феминистки, заявившие, что вместо действительно важных проблем, таких, как физическое и сексуальное насилие в отношении женщин, "стеклянный потолок" в карьере и так далее, предлагается говорить о правилах этикета, да еще и анонсировав статью словами: "Мужики, тут инструкция, как не обижать телочек". Одновременно появились возражения женщин, называвших это провокативной, но милой шуткой, которая достигла цели и привлекла внимание к необходимости разговора о сексизме.
Кто-то высказывал мнения о том, что проблема сексизма и дискриминации по половому признаку для России - вовсе не проблема. Собственно, на этом же настаивали и представители государства, докладывая о своих успехах Комитету по правам человека ООН. Здесь оптимизма не разделяют. В итоговом заявлении, в частности, говорится о том, что Комитет "обеспокоен ростом на 20 процентов числа зарегистрированных случаев бытового насилия в отношении женщин и детей с 2010 года, медленным прогрессом в принятии проекта федерального закона о предотвращении насилия в семье, отсутствием должной осмотрительности сотрудников правоохранительных органов в регистрации и расследовании дел о домашнем насилии, нехваткой услуг по оказанию помощи жертвам". Комитет ООН по правам человека по-прежнему обеспокоен недостаточной представленностью женщин на руководящих должностях в политической и общественной жизни России.
Этой осенью России предстоит отчитаться и об исполнении ею Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин. Рассмотрение этого, уже восьмого по счету доклада России состоится в октябре-ноябре 2015 года. Но уже сейчас можно ознакомиться с его текстом и выводами, которые не поддерживают российские неправительственные объединения, и в частности, консорциум неправительственных организаций, подготовивший собственный теневой доклад об исполнении Россией норм Конвенции.
Сегодня мы как раз и будем говорить об этом отчете и о том, что делают российские чиновники, власти, представители правоохранительных органов, чтобы не допускать дискриминации по половому признаку и тщательно расследовать случаи насилия в отношении женщин, в том числе и домашнего насилия, а также о том, чего ждут сами женщины от чиновников, с чем у них возникают проблемы.
Мари, насколько я понимаю, вы уже побывали в Нью-Йорке, где представляли свой теневой доклад?
Мари Давтян: Не совсем так. В Нью-Йорке параллельно проходила комиссия ООН по положению женщин, это другой орган, но сути это не меняет, и там тоже обсуждались проблемы, в том числе, России, в том числе и по поводу гендерной дискриминации, сексизма. При этом в Женеве параллельно шла предсессия Комитета ООН по ликвидации форм дискриминации в отношении женщин.
Марьяна Торочешникова: Если говорить о ситуации в России, какая проблема сейчас стоит наиболее остро?
Светлана Айвазова: На мой взгляд, самых ярких и важных тем две. Это тема положения женщин в сфере труда и занятости, но это связано не только с карьерным потолком, а и со многими другими вещами, такими, например, как выплаты по беременности и родам. Мы знаем, что, начиная с 2009 года, на хвосте предыдущего кризиса эта тема встала очень остро, о ней очень много писали, и здесь нам многого удалось добиться – например, пересмотра законодательства, того, что суды стали принимать к рассмотрению дела, связанные в невыплатой государством этих пособий. Сейчас может обостриться ситуация, связанная и с выплатой, и с увольнениями. На волне кризисов женщин увольняют чаще, чем мужчин.
Марьяна Торочешникова: Ну, все-таки от того, что кто-то ущемляется в трудовых и социальных правах, не умирают.
Светлана Айвазова: Как раз умирают! У нас 30% семей живут с одним родителем, в 98 процентах случаев из этих 30% это - женщина. Ее не имеют права уволить с маленьким ребенком, но когда ребенок подрастает, ее увольняют. А на частных предприятиях вообще не считаются с государственным законодательством.
Марьяна Торочешникова: Как я понимаю, большинство граждан России, которые находятся за чертой бедности, это как раз женщины.
Светлана Айвазова: Конечно. Это женщины-пенсионерки, это одинокие и многодетные матери. Если у вас трое детей, вы тут же попадаете в зону бедности.
Марьяна Торочешникова: Но Россия так бодро отчитывается о том, что все хорошо, что многодетным предоставляются какие-то преференции, раздаются земельные участки. И главное - я себе даже выписала цитату: "система государственных пособий гражданам, имеющим детей, финансируемых за счет средств бюджетов субъектов Российской Федерации, включает ежемесячное пособие на ребенка, предоставляется всеми 83 субъектами Российской Федерации, размеры различаются по субъектам, но это от 200 до 400 рублей, а ежемесячное пособие на ребенка одинокой матери предоставляется, как правило, в удвоенном размере". Вот какая "замечательная" государственная поддержка.
Светлана Айвазова: Ну, удвоим самую большую цифру: 400 на 2 - получается 800. И что такое 800 рублей сегодня, при нынешних ценах на рынке? Кого можно прокормить на эти деньги?
Марьяна Торочешникова: Может быть, чиновники думают, что в Комитете ООН никто не будет интересоваться...
Светлана Айвазова: …реальным соотношением цен и этих выплат.
Мари Давтян: Комитет интересует все, что связано с положением женщин в России, как и в других странах мира - не только их социальное положение, но и положение в общественно-политической жизни. Комитет интересует и то, каковы пособия. Феминизация бедности существует, и это - объективный факт, который сегодня признают все экономисты.
Марьяна Торочешникова: Но ведь государство не может в одночасье решить эту проблему, просто раздав нуждающимся женщинам деньги. Хотя бы просто потому, что это приведет, например, к возмущению со стороны мужчин-пенсионеров, которые будут говорить о той же дискриминации, и к росту инфляции. Чем больше у населения денег на руках...
Мари Давтян: ...тем больше оно вкладывает в производство, тем больше оно покупает. Бедность всегда убивает любое производство. И задача Комитета - не давать конкретные советы, как, например, отдать все деньги матерям-одиночкам, а задача - рекомендовать государству меры, которые можно принять, чтобы ликвидировать дискриминацию, например, в сфере труда и занятости. Это могут быть временные меры, а могут быть постоянные, например, создание каких-то специальных комиссий или органов, которые должны проверять деятельность работодателя.
Светлана Айвазова: Но уже существует опыт, и западный, в том числе, поддержки таких семей в кризисные годы. Скажем, такие простые меры, как бесплатные обеды в школе - это реальная поддержка.
Марьяна Торочешникова: Тем не менее, история, связанная с феминизацией бедности, мне представляется чем-то не таким страшным, как, например, домашнее насилие. Приведу статистику. Ежегодно в России в результате домашнего насилия гибнут 12-14 тысяч женщин, то есть одна женщина - каждые 40 минут. По официальным данным (их опубликовало Министерство внутренних дел на 2008 год), насилие в той или иной форме наблюдается почти в каждой четвертой российской семье, две трети умышленных убийств обусловлены семейно-бытовыми мотивами, 14 тысяч женщин ежегодно погибают от рук мужей или других близких мужчин, и до 40 процентов всех тяжких насильственных преступлений совершается в семьях. По данным других исследований, ежедневно 36 тысяч россиянок терпят побои мужей. И это только видимая часть статистики, потому что 60-70 процентов избитых, подвергшихся домашнему насилию женщин не обращаются в правоохранительные органы.
Мари Давтян: Даже больше, чем 70. По данным общественных организаций, которые работают с пострадавшими от домашнего насилия, это 90 процентов. То есть женщина обращается лишь на 10-ый раз, в лучшем случае, от 7-го до 10-го раза. И обращается в кризисный центр, до полиции доходит еще меньше.
Марьяна Торочешникова: И только 3 процента таких дел доходит до суда. Вот это уже совершенно непонятно!
Светлана Айвазова: Это очень сложная ситуация. Статистика показывает только верхнюю часть айсберга, и она неточна. Есть, например, данные о том, что каждая вторая женщина в России подвергается домашнему насилию. Это абсолютно опрокидывает картину, делает ее еще более страшной. Кроме этого, есть очень страшные случаи насилия над детьми. Насилию подвергаются сразу и мать, и ребенок. Если ребенок не подвергается насилию напрямую, то он видит, как издевается отец над его матерью, и на него это оказывает серьезное психологическое воздействие. Это глубокая травма, в которой он потом живет всю жизнь.
Марьяна Торочешникова: И потом перекладывает ее на отношения уже в своей семье.
Светлана Айвазова: Совершенно верно. Это одна сторона дела. Другая сторона заключается в том, что женщина живет с этим человеком в доме, он не уходит из дома, подвергнув ее насилию, в лучшем случае уходит она с ребенком. Она идет в кризисный центр, а кризисных центров у нас не хватает.
Мари Давтян: Их практически нет.
Марьяна Торочешникова: Она, наверное, идет к родителям, к друзьям.
Светлана Айвазова: Не у каждой есть родители, и не каждую родители принимают.
Мари Давтян: Ситуация домашнего насилия – длительная, и решается она длительно и сложно. Если брать семью и решать эту ситуацию, то это не меньше года. Долго ли будут вас держать у себя друзья? Не у всех есть родители, у которых можно жить год с детьми. На сегодняшний день у людей, которые живут в России в ситуации домашнего насилия, нет никаких механизмов защиты.
Марьяна Торочешникова: Несмотря на то, что Россия бодро рапортует о наличии кризисных центров, о создании (это тоже из отчета Минтруда) "в целях оказания помощи жертвам насилия национальной сети кризисных центров, включая государственные и негосударственные, созданные женскими организациями, открыт всероссийский "телефон доверия" для лиц, переживших домашнее насилие, и проведены циклы обучающих семинаров и факультативных занятий для студентов московских колледжей полиции, в Институте повышения квалификации сотрудников МВД для участковых уполномоченных полиции, разработаны рекомендации для сотрудников правоохранительных органов по профилактике домашнего насилия".
Мари Давтян: Это делали мы.
Светлана Айвазова: Все, о чем вы прочитали, ложится на плечи женских организаций.
Мари Давтян: Все, что касается обучения полиции и полицейских. А наши коллеги, например, создавали национальную сеть кризисных центров, открывали «телефон доверия». Российская Федерация очень бодро отчиталась…
Марьяна Торочешникова: То есть государство вообще никаким образом не участвовало?
Мари Давтян: Нет, государство старается, но, может быть, не очень активно. Открываются центры, но их очень мало!
Светлана Айвазова: Нет самого главного, что, собственно, предлагает Мари в своем законопроекте. Нет предписаний для полицейских, которые выдаются насильнику и запрещают ему приближаться к жертве на определенное расстояние. Это так называемые охранные ордера. Такие механизмы действуют почти в 150 странах мира. Например, Казахстан несколько лет назад ввел такой закон вместе с этими охранными ордерами, и сразу на 40 процентов сократилось число жертв домашнего насилия.
Марьяна Торочешникова: А почему в России не хотят принимать этот закон?
Мари Давтян: Это вопрос к законодательным органам. Мы его разработали, он готов достаточно давно - закон "О профилактике семейно-бытового насилия". Он был разработан рабочей группой при Министерстве труда, и с июля месяца мы ждем отзыва правительства на этот проект закона.
Светлана Айвазова: Есть рычаги давления на правительство, и Совет по правам человека в 2014 году провел два больших спецзаседания, посвященных специально этой проблеме. Председатель Совета Михаил Федотов докладывал о ней президенту страны, и президент сказал, что этой проблемой надо заниматься, надо обязательно выяснить, как к этому подходит общественное мнение, и привести текст законопроекта в соответствие с общественным мнением.
Марьяна Торочешникова: Эти отсылки у общественному мнению в России - очень странная история. Например, если верить российским чиновникам, которые отчитываются перед всякими международными комитетами и организациями, то специальный закон о гендерном равенстве в России не принимается исключительно потому, что, цитирую: "участились обращения в Государственную Думу и правительство РФ граждан и общественных организаций, выступающих против принятия законопроекта, они усматривают в нем угрозу традиционным семейным ценностям, и существенные, серьезные возражения общественности вызывают используемые в законопроекте понятия "гендер" и "гендерный", которые не имеют, по мнению заявителей, аналогов в русском языке". Думаю, что ровно то же самое чиновники вполне могут сказать, отвечая на вопрос, почему до сих пор не принимаются законы о противодействии бытовому насилию.
ари Давтян: Не могут. Наоборот, по этой логике они должны были принять его еще вчера. Общественность поддерживает проект закона о домашнем насилии! Это можно видеть хотя бы по тому, что за очень короткий срок под петицией за принятие этого законопроекта мы собрали больше 100 тысяч подписей.
Марьяна Торочешникова: И куда же делись эти депутаты, которые обещали рассматривать петиции, если под ними больше 100 тысяч подписей?
Светлана Айвазова: Подписи были отправлены и в правительство, и в Госдуму.
Мари Давтян: И сейчас мы ждем отзыва правительства по этому поводу. Надеюсь, они учтут, что общественное мнение на нашей стороне. Объективно говоря, в нашей стране нет никаких традиционных ценностей, которые бы разрешали насилие, поэтому наш законопроект точно не идет вразрез ни с какими ценностями.
Марьяна Торочешникова: Недавно на официальном радио ООН, в российской версии, была опубликована, на мой взгляд, чудовищная информация: сотрудникам ООН стало известно, что в России, на Кавказе, в частности, в Дагестане, возобновилось женское обрезание. И сейчас Комитет активно собирает свидетельства этих чудовищных практик, чтобы можно было каким-то образом противостоять им.
Светлана Айвазова: Помимо того, в сети стали распространяться сообщения, что происходят даже не просто случаи насилия, а случаи убийств отцами семейств своих дочерей, которые ведут себя не так, как надо (убийства чести). Вот это еще страшнее! Но это у нас особая территория.
Мари Давтян: Сложность еще в том, что это никогда не было традицией. Ну, не было там никогда женского обрезания! Этой практики в мусульманстве не было, она пришла от африканских племен, то есть это никак не связано с религией. И нигде в Коране вы не найдете информации об убийствах чести. У нас на территории Северного Кавказа есть замечательные коллеги, которые очень хорошо объясняют, что на самом деле мусульманство всегда было против убийств.
Светлана Айвазова: Мусульманство изначально, если читать текст Корана, очень предрасположено к идее равноправия мужчин и женщин. А все то, что пошло потом, это наносное, это уже редакция текста.
Марьяна Торочешникова: В последнее время все чаще можно видеть отсылки некоторых особо оголтелых "верующих" к Домострою, к традициям и скрепам. А в Домострое, как они говорили, не только вполне разрешается, но и благословляется избиение жены плетью, не слишком сильно, кулаком в каком-то случае... Это что такое? Это маргинализация общества?
Светлана Айвазова: Это называется архаизация.
Мари Давтян: Тогда я вспомню, что в тот период времени существовал такой законодательный акт, как "Русская правда", и фальшивомонетчикам тогда вливали олово в горло. А тех, кто воровал, наказывали избиениями на площади. Мы согласимся на такие наказания и вернемся в те века? Мы всю цивилизацию за все эти годы перечеркнем?
Марьяна Торочешникова: Такое ощущение, что к этому все и стремится...
Мари Давтян: Обычно мне на это отвечают: нет, ну мы же не об этом...
Светлана Айвазова: Помимо Домостроя, есть еще Нагорная проповедь Христа, где сказано совершенно четко: "И уравнены будут там, в горних высях перед лицом Господа Бога и мужчины, и женщины, и эллины, и иудеи..."
Марьяна Торочешникова: Ну, так это в горних высях, а на земле так не получается.
Светлана Айвазова: Для того, чтобы это происходило в горних высях, надо, чтобы и на земле было соответствие. Все-таки в двоемыслии мы Нагорную проповедь не будем упрекать.
Марьяна Торочешникова: Почему только 3% дел о домашнем насилии доходит до суда? Действительно женщины этого не хотят и терпят, потому что им некуда идти, или полиция не принимает эти заявления?
Мари Давтян: Ситуация еще сложнее. У нас полиция, к сожалению, не имеет права даже возбуждать такие дела самостоятельно. Большинство таких дел - это побои и легкий вред здоровью. Все начинается с пощечины, с одного удара, а потом со временем приводит к более тяжелым последствиям. И по этим первым звоночкам полиция у нас не возбуждает уголовные дела, не расследует их. Так написан закон.
Марьяна Торочешникова: То есть для того, чтобы дело было возбуждено, сама жертва должна...
Мари Давтян: Жертва должна обратиться в мировой суд. Большого смысла в этом нет, потому что наказание в 90% случаев - небольшой штраф. А бремя, которое пострадавшая будет нести, очень тяжело. Мало того, что она должна правильно написать заявление, обладать просто юридическим образованием, чтобы это сделать, она должна знать Уголовно-Процессуальный кодекс, чтобы собрать доказательства. А теперь представьте ситуацию: вы живете с человеком в одном доме, собираете против него доказательства и ведете уголовное дело. Это очень опасно! Никаких мер защиты нет. Соответственно, на каждое судебное заседание вы должны ходить, а дело может идти полгода или год. И после заседания суда вы приходите домой, где муж в соседней комнате или даже в той же...
Светлана Айвазова: У нас дела реально расследуются только тогда, когда заканчиваются убийствами.
Марьяна Торочешникова: Но в Уголовном кодексе Российской Федерации есть же такая статья, как "Угроза убийством".
Светлана Айвазова: Она не работает.
Мари Давтян: Она очень тяжело сформулирована. И угроза убийством должна - по крайней мере, так это разъяснил это Верховный суд - иметь обстоятельства, подтверждающие, что эта угроза может быть реализована. То есть слова недостаточно. Вот если он на вас кинулся с ножом и сказал: "Сейчас я тебя убью!", то это надо как-то зафиксировать.
Марьяна Торочешникова: Видеокамеру на лбу носить…
Светлана Айвазова: Да, носить с собой.
Марьяна Торочешникова: Вот в этом законопроекте, который никак не рассмотрит Государственная Дума, оговорены ли специально такие случаи? И с какого момента должны реагировать правоохранительные органы?
Мари Давтян: В этом и заключается основная задача - чтобы правоохранители реагировали сразу. Как только поступил звонок от пострадавшей, правоохранители должны приехать. Эти дела должны быть переведены в категорию публичного обвинения, потому что на жертве несоразмерное бремя.
Марьяна Торочешникова: Я поясню: публичное обвинение - это когда правоохранительные органы могут сами возбуждать эти уголовные дела, и прокуратура будет вас поддерживать, если дело дойдет до суда.
Мари Давтян: Да, и в этом весь абсурд. Если у вас украли кошелек, это публичное дело, полиция будет его расследовать, прокурор в суде потом будет поддерживать обвинение, а если вам сломали нос, то вы сами должны собирать доказательства, сами идти в суд и так далее. Наверное, это основное препятствие для всех пострадавших от домашнего насилия, и мы стараемся его урегулировать в этом проекте закона.
МВД нас не поддерживает с переводом в публичное обвинение, говорит, что это не так общественно опасно. Но при этом участковые на местах устали от всего этого. Кому первому звонят? Участковому. А он не имеет права возбудить уголовное дело.
Марьяна Торочешникова: А что же это тогда за профанация обязательств Российской Федерации, прописанных в Конституции - что высшей ценностью является жизнь каждого человека?
Светлана Айвазова: Да, право на жизнь - это первое из прав человека!
Марьяна Торочешникова: А проволочки с принятием этого закона связаны с нерасторопностью чиновников или представителей МВД, или это как раз связано с тем самым сексизмом, который уже настолько укоренился в мозгах больших чиновников, что они не хотят смотреть на проблему с точки зрения защиты прав человека?
Светлана Айвазова: Конечно, чиновники все разные, но преобладает, конечно, эта позиция.
Мари Давтян: Мне тоже так кажется.
Светлана Айвазова: У нас мужская власть, у нас в парламенте сидят 86% мужчин, они тоже могут дома применять силу и не видят в этом проблемы. И они никогда не были в этой шкуре. Из 100 случаев семейно-бытового насилия 85-90 приходится на женщин, насилию подвергаются дети и пожилые люди. Как правило, в последней категории тоже преобладают женщины: сыновья стали бить матерей. И с этим вообще никто ничего не делает, потому что мать на сына жаловаться не идет, и он продолжает систематически над ней издеваться.
Марьяна Торочешникова: А в случае принятия этого закона о профилактике бытового насилия пенсионеры, оказавшиеся в такой ситуации, смогут получить какую-то защиту с помощью того же охранного ордера?
Светлана Айвазова: Конечно!
Марьяна Торочешникова: А в чем суть этого охранного ордера?
Мари Давтян: Их два вида. Согласно проекту закона, ордера могут вносить полицейские, и главная задача полицейского - быстро отреагировать и дать этот охранный ордер нарушителю, чтобы продемонстрировать, что государство наблюдает за тобой, говорит, что так действовать нельзя, и если ты этот ордер нарушишь, ты совершишь преступление против государства и будешь наказан по всей строгости закона. Насилие только усиливается от безнаказанности.
Светлана Айвазова: Это очень важная воспитательная мера.
Мари Давтян: Будет также судебный ордер более длительного характера, предусматривающий, в том числе, выселение на определенный срок.
Марьяна Торочешникова: Кому выдается этот ордер?
Мари Давтян: И нарушителю, и жертве насилия. То есть нарушителю мы показываем, что ему запрещено делать, а потерпевшему - на что он имеет право. Они имеют право сообщать об этом ордере в школу, в местную полицию, работодателю и так далее. Сегодня это самый эффективный механизм.
Светлана Айвазова: Да, и это просчитано уже во всем мире, почти в 150 государствах.
Мари Давтян: Одна из задач - быстро среагировать, сразу ударить по рукам, чтобы больше таких действий не было.
Марьяна Торочешникова: А российские полицейские готовы сразу ударить по рукам? Если даже с делами по изнасилованиям невозможно ничего сделать…
Светлана Айвазова: Мы работали с участковыми уполномоченными из самых глухих сельских регионов - это нормальные люди, и они готовы с этим бороться.
Мари Давтян: Не стоит думать, что введем ордера - и все, будет рай на земле. Нужна система. И в этом суть закона - выстроить систему: дать определение домашнего насилия, создать систему образования полицейских, медиков, соцработников, просветительскую кампанию...
Марьяна Торочешникова: Вы сейчас говорите, как представители Комитета ООН по правам человека, которые ровно на это обратили внимание российских властей. А российские власти, готовя ответы для совершенно другого комитета, уже написали, что все есть, что обучают, и вы сказали, что сами готовили эти программы.
Мари Давтян: Мы готовили эти программы, и за год мы обучили порядка 120 сотрудников полиции. А сколько их всего?
Марьяна Торочешникова: Больше 100 тысяч.
Мари Давтян: Мы сами не сможем обучить 100 тысяч, у нас нет таких ресурсов. Эти программы должны быть постоянными. Если говорить об опыте других стран: например, Казахстана, Киргизии, Таджикистана, - то у них полицейские даже не начинают работу, пока не пройдут такое обучение. И это должно быть везде! Это должно быть у медиков, потому что медики очень часто просто не умеют работать с пострадавшими, неправильно описывают травмы, и после этого все дело рассыпается. Соцработники тоже должны понимать, что существует домашнее насилие.
Марьяна Торочешникова: Но большинство медиков и соцработников в России - как раз женщины, казалось бы, они должны проявлять какое-то сочувствие…
Светлана Айвазова: Женщины живут по тем же стереотипам.
Марьяна Торочешникова: «Сама виновата, нарвалась»?
Светлана Айвазова: Конечно. И к сожалению, вся политика у нас выстроена так, что мы должны учитывать традиционные нормы, тогда как Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации совершенно четко подчеркивает: если традиционные нормы действуют вопреки положению о равных правах и возможностях женщин и мужчин, то государство обязано их преодолевать.
Марьяна Торочешникова: А что это за традиционные нормы? Ни одна официальная религия не приветствует насилия. Тогда почему мы говорим о том, что это традиционные нормы, которым нужно противостоять? Это виктимность женщин, населяющих шестую часть суши, что вот они сразу говорят...
Светлана Айвазова: Да, «от рождения виноватая». Действует это, к сожалению.
Мари Давтян: Я еще ни разу не услышала, что же имеется в виду под этими традиционными ценностями, которым так противоречит закон о домашнем насилии, как считает ряд церковных и общественных представителей. Это небольшое количество людей, но они очень активно высказываются, что этот закон якобы нарушает традиционные ценности. Я задавала вопрос напрямую: какие ценности нарушает этот закон? Ответа не дал ни один человек. Я не знаю, что это за ценности - бить ребенка, бить жену, бить мать, бить брата или сестру. Я таких ценностей нигде не знаю.
Марьяна Торочешникова: Тем не менее, и сами эти социальные работники, и врачи, и судьи-женщины, которые рассматривают эти дела, находятся во власти стереотипов, основывающихся на традиционных ценностях.
Светлана Айвазова: Не все, но многие.
Мари Давтян: Я бы не сказала, что это традиционные ценности. Это наши обычные классические стереотипы - что просто так не могут ударить, наверняка сама спровоцировала.
Марьяна Торочешникова: И что делать женщине в такой ситуации при действующем сейчас законодательстве? Вот есть муж, которые ее лупит...
Светлана Айвазова: Уходить.
Марьяна Торочешникова: Куда?
Светлана Айвазова: Да, уходить некуда. Именно поэтому и нужен закон!
Мари Давтян: Как минимум, надо обратиться в ближайший кризисный центр, и там определят план безопасности. Это первое, что должна сделать женщина - определить свой план безопасности, потому что просто так обращаться за помощью в полицию иногда просто опасно.
Марьяна Торочешникова: А что такое план безопасности?
Мари Давтян: Во-первых, исходя из ситуации, психолог поймет, насколько человек агрессивен, насколько он готов к преследованию, объяснит, что нужно взять документы, где находится ближайшее убежище для женщин, какие вещи с собой взять, как бежать, как быть с ребенком. Либо, например, если ситуация крайне опасная, а уходить некуда, то, может быть, объяснит, что не надо дальше нагнетать.
Марьяна Торочешникова: Сиди, молчи, терпи?
Мари Давтян: Нет, дело не в этом. Вот вы сейчас вызовете полицию, она приедет и уедет, а вы останетесь в этой ситуации. У нас бывали такие случаи, когда при этом доходило чуть ли не до убийства. Главная задача на сегодняшний день - обеспечить безопасность пострадавших любым путем. Государство этим не занимается. Этим занимаются психологи, мы, юристы некоммерческих организаций, но не государство.
Светлана Айвазова: Весь ужас в том, что даже очень известные люди не знают, куда им в приткнуться в такой ситуации. Вот знаменитый случай с Башаровым. Жена, актриса с большими связями, обратилась на телевидение, и посмотрите - на него ничто не произвело никакого впечатления.
Марьяна Торочешникова: А она, напротив, подверглась обструкции.
Мари Давтян: Она смогла уйти, и это тоже хорошо. Все это не значит, что нужно сидеть на месте, ничего не делая. Выход из ситуации - длительный, тяжелый и очень болезненный, но он есть. И чем раньше пострадавшие начинают из этой ситуации выходить, тем быстрее, легче и проще это заканчивается.
Марьяна Торочешникова: Вы говорили, что женщину могут устроить во временное убежище. Россия бодро отчиталась перед Комитетом ООН, что такие убежища есть. А сколько их сейчас существует в России? Правильно ли я понимаю, что только в Москве и Петербурге они существуют на бюджетные ассигнования?
Мари Давтян: Есть и в Сибири, но там одно убежище на большой город-миллионник - в Екатеринбурге. Трудно сказать, сколько их, потому что есть государственные и не государственные. Государство сейчас создает их больше, чем раньше. Пять лет назад были вообще единицы. Но их все равно недостаточно. Мы далеки от европейских или американских стандартов.
Марьяна Торочешникова: А каков стандарт?
Светлана Айвазова: На город Торонто (2 миллиона), например, приходится 8 убежищ.
Марьяна Торочешникова: А на это чиновники вам могут сказать: видите, это они там у себя в Торонто страшные насильники и агрессоры, а в России и не надо, все хорошо.
Светлана Айвазова: Но мы приводим цифры, и они сами их приводят: 40 процентов тяжких насильственных преступлений в отношении женщин, детей и пожилых людей совершается в семье. Что еще нужно?
Кстати, некоторые церковные деятели говорят, что не надо употреблять само понятие "домашнее насилие".
Марьяна Торочешникова: А почему эти религиозные деятели так говорят, если в христианских традициях – «возлюби ближнего своего», любовь, сострадание и милосердие в основе веры?
Мари Давтян: Это вопрос не к нам. Причем в то же время, когда одни не поддерживают, другие открывают кризисные центры. Недавно был открыт кризисный центр при женском монастыре, и они достаточно хорошо работают.
Марьяна Торочешникова: То есть, в принципе, не так уж и много нужно сделать - ввести охранные ордера, добавить полномочий полицейским… Но, может быть, это требует каких-то серьезных финансовых вложений, поэтому сейчас депутаты сидят и думают, что в стране кризис, а они будут заниматься этими ордерами?
Мари Давтян: Вообще не требуется дополнительных вложений. В бюджетах всех регионов и в федеральном бюджете уже давно есть все те строчки, которые нам нужны. Есть финансирование социального обслуживания, и при каждой социальной службе можно сделать 2-3 места, там уже есть психологи и так далее. Мы можем охватить практически всю страну, не вкладывая денег, а просто немножко перестроив работу. Полициейских у нас достаточно - дайте им полномочия и пару лишних листов бумаги.
Марьяна Торочешникова: Но их же все-таки нужно обучить.
Мари Давтян: Да. В каждом регионе есть центр есть по повышению квалификации. И найти специалистов, которые это сделают, можно в каждом регионе.
Марьяна Торочешникова: В общем, сейчас остается только дождаться того, чтобы в правительстве, где застрял отзыв на этот законопроект, кто-то начал шевелиться и понял, что пора это сделать. Может быть, кстати, это итоговое заключение Комитета ООН по правам человека каким-то образом подтолкнет российское правительство? Ведь там, в этом заключении, в рекомендациях ясно говорится, что "государству следует активизировать свои усилия по предотвращению и борьбе со всеми формами насилия в семье, в том числе принять без неоправданной задержки закон, запрещающий насилие, обеспечить прохождение сотрудниками правоохранительных органов, медицинскими и социальными работниками необходимой подготовки для рассмотрения дел о насилии". Я, как и мои гости, надеюсь, что в самое ближайшее время в России появится специализированный закон, который будет противодействовать домашнему насилию.