Владислав Иноземцев, доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества

Противостояние России и Запада приобретает не только новую остроту, но и все более гротескные формы. Установление ограничений и запретов на импорт продовольственных товаров из стран, введших в отношении России санкции, может быть оценено по-разному, но несомненно то, что этим шагом власть показала свое полное пренебрежение к российскому предпринимательскому классу как таковому.

Сегодня оценки этой меры разнятся. Известная своей скромностью Русская православная церковь утверждает, что народу «нужно учиться умеренности, самоограничению, достаточности в потреблении, умению довольствоваться малым». Некоторые политологи отмечают, что удар по западным аграриям — это сильный ход России, так как он вызовет давление европейского сельскохозяйственного лобби на политиков и породит дополнительные требования отмены санкций против Москвы. Экономисты начинают оценивать потенциальный рост инфляции и иные макроэкономические последствия. И при этом мало кто обращает внимание на «оборотную сторону» проблемы.

Введение запрета на ввоз западного продовольствия окажется одним из мощнейших демотиваторов роста. Предложившим его чиновникам нужно сегодня же присвоить звание героев Украины или какие-нибудь иные высшие награды наиболее критично относящихся к России стран. Потому что за, казалось бы, небольшими цифрами скрывается иная реальность.

Итак, российское эмбарго затрагивает импорт из ЕС на сумму около €12 млрд (по оценкам ЕС) и на $2—3,5 млрд из США, Канады, Австралии и Швейцарии. Это не более 0,1% ВВП ЕС и совершенно незначительные цифры для остальных затронутых стран. Общий объем только прямых сельскохозяйственных субсидий в Европе в 2012 году составил более €42 млрд, так что обеспечить дополнительную помощь своим фермерам на несколько миллиардов европейцы смогут. С российской стороны сложности будут больше: на запрещенные к ввозу товары приходится, например, более 10% потребляемой в России свинины, рыбы и фруктов. Да, здесь возможны дефицит, рост цен, перебои с поставками и т.д., которые, учитывая работу наших таможни и логистики, будет сложно преодолеть. Но опять-таки важно совсем не это.

В среднем в мире закупочная цена сельскохозяйственной продукции составляет от 15 до 35% розничной цены. Продажа этих товаров высокомаржинальна: то же австралийское или американское мясо стоит в московских элитных магазинах до 3000 руб. за килограмм, рыба — от 700 до 4000 руб. за килограмм. Значительную часть этой суммы составляет прибыль магазинов. Доля импортных товаров в таких сетях, как «Азбука вкуса» или «Глобус Гурмэ», может достигать 90%, в «Седьмом континенте» — 45—60%. Наивно предполагать, что патриотически настроенные арендодатели завтра резко снизят этим магазинам платежи за аренду, а транспортники будут доставлять отечественные товары бесплатно. Элитные торговые сети могут стать убыточными уже через несколько месяцев, а вымывание ассортимента рассеет сообщество их клиентов. Но не только их. «Ашан» и Metro тоже подвергнутся удару: доля импорта на их прилавках превышает 40%, и на него приходится до 70% валовой прибыли (хотя это не только продовольственные товары). Отняв у европейцев десяток миллиардов евро на оптовых поставках, мы можем отнять у «своих» значительно больше.

Но и это не все. В 2000-е годы в России быстрыми темпами — до 14% в год — рос сектор общественного питания. А ресторанный бизнес в премиум-сегменте — крупнейший потребитель европейского продовольствия. Перейдут ли рестораны группы Новикова с нежной австралийской на подошвоподобную дагестанскую ягнятину? Куда денется бизнес оптовика и ресторатора La Marée? Я не говорю о том, что только в Москве и Санкт-Петербурге насчитывается до 200 магазинов, специализирующихся на продажах дорогих импортных продуктов и сопутствующих товаров — от наборов для открывания устриц до подставок для хамона. Вряд ли посетители этих бутиков и клиенты дорогих ресторанов перейдут на алтайский сыр, утиную требуху от «Петелинки», а свои бизнес-встречи перенесут в «Шоколадницу» или «Чайхону №1».

Разумеется, этот сегмент не так значим для российской экономики, как розничная торговля, и здесь не идет речь о большом сокращении ВВП — но, повторю еще раз, важно нечто совершенно иное.

На протяжении того десятка лет, когда российская казна переливалась через край из-за притока нефтедолларов, а отечественные таможенники, санэпиднадзор и пожарные жировали, облагая коррупционным налогом торговцев и рестораторов, сотни тысяч людей вели свой частный бизнес. Развивали торговые сети, создавали точки общепита и маленькие магазины. Не просили от власти ничего, но порождали рабочие места и платили налоги. Введя в начале августа запреты на импорт продовольствия, государство твердо и ясно сказало этой части предпринимательского класса: вы для меня пустое место, абсолютное ничто. Хотя многим это было ясно давно, еще с дела ЮКОСа. Тем же, кто не смог понять этой логики в середине 2000-х, новый шанс представился после возвращения Владимира Путина в Кремль.

Формально не очень значительная мера по блокированию импорта грозит сокращением российского ВВП, ростом безработицы и нанесет серьезный удар по предпринимательской инициативе в крупных городах. Едва ли правительство, вводя эти ограничения, думало о том, что их итогом могут стать сжатие рынка рекламы, сокращение поступлений налогов в местные бюджеты, а то и рост напряженности в среде трудовых мигрантов. Рост цен, который в итоге все равно случится, еще больше сократит сумму среднего чека, уменьшит посещаемость кафе и ресторанов, сократит потребление.

Сфера розничной торговли и доступного общепита серьезно подталкивала экономический рост в России на протяжении многих лет, когда промышленность стагнировала. Может быть, в Кремле и впрямь считают, что сейчас, когда планируется производить с каждым годом все больше вооружений и локализовывать высокие технологии, рост в этом секторе больше не нужен. Может быть, в качестве действенной меры по борьбе с грядущей безработицей рассматривается только что анонсированное двукратное увеличение численности войск ВДВ. Может быть, правительство и далее будет изымать пенсионные накопления, считая, что никто этого не заметит, а текущее финансирование бюджетников поддержит спрос. Возможно. Но более вероятно, что эти надежды не оправдаются — и в крупных городах активная часть населения поймет, что нынешняя власть готова соблюдать «общественный договор» только с социально незащищенными слоями населения и собственными служащими и что остальной народ, его инициатива и таланты, его бизнес-усилия и расположенность к потребителю власти попросту не нужны.