– Сережа, проснись! Сергей!!! Тебе снова кошмары снятся? Опять этот медведь проклятый? Ты так кричал, я испугалась…

– Что? Какой медведь? Ах… да… медведь… Представляешь, с самого детства, после того случая на охоте с отцом… так до сих пор и снится. Такой привязчивый, медведь этот… Спи, милая, все нормально. Я пойду воды попью.

Она обвилась вокруг него ногой и пробормотала, уже засыпая:

– Ты только быстро… не люблю без тебя спать…

Сергей выпростался осторожно из-под горячего тела, скинув на ходу мокрую насквозь майку, прошел на кухню. Долго, жадно, взахлеб пил холодную воду, но пересохшее горло все так же сводило судорогой.

Стоило закрыть глаза – и по векам растекались потоки горячей крови, смешанной с песком. Он видел их всегда, во сне и наяву, в любой день любого года, все эти десять лет.

Алая-алая кровь. И белый горячий песок. Свалявшаяся шерсть на верблюжьих горбах. Мухи, слепящее солнце, миражи и жажда. Постоянная жажда. Он вспомнил, как привык со временем к своему окаменевшему от сухости языку и даже приловчился внятно разговаривать, не имея доступа к воде сутками.

Песок был в берцах, за пазухой и даже во рту. От него слезились глаза и нестерпимо саднило горло. Иногда ему казалось, что царство песка затянет его своими сухими шершавыми щупальцами и он уйдет, неузнанный и неуловимый, разъеденный песком по пояс, по плечи, по самую макушку… Навсегда.

Пот заливал глаза, стекал за воротник, огибая прижатую к уху рацию солеными едкими струйками. Черный пластик вгрызался в перепонки треском помех. Он кричал, кричал, не слыша себя.

И Сашка тоже кричал:

– Ястреб, прием, я не слышу тебя!!!

– Медведь, Медведь! Сашка, мать твою! Сворачивай операцию! На исходные!!!

…Когда он нашел их – кровь уже свернулась и тускло отсвечивала черным. Андрей, Леха, Славик, Саня – как консервную банку набили до отказа своими мертвыми телами танк.

Как описать состояние всесильной беспомощности? Все тело, как гибкая пружина – в лучшей из своих форм, руки напряжены, палец на спусковом крючке. Не хватает только мишеней…

Сергей закусил губу… он не хотел плакать, видит Бог, он не хотел!!!! Кухонная стена впилась кафельным холодом в спину, он сползал все ниже, пока не уперся в пол. Дальше некуда. Дальше просто некуда.

Пунктиры, делящие материки на чужих и своих, в очередной раз поменяли очертания, и он уже не помнил, за что воевал. Он помнил только тошнотворный запах крови и вкус песка.

...Маленький человек большого роста на крохотной кухне – один, посреди Вселенной, наедине со своей памятью.