Незавидна судьба поэта. Видимо, он должен пережить, перестрадать за свою короткую жизнь всю народную боль, чтобы передать её, как назидание, потомкам.
Вот уж действительно, Господь выделил Николая Пермякова из толпы и сказал: «Ты — другой. Ты — поэт». И понёс Николаич (так звали его в народе) свой дар-крест по самому краю земли транзитом Кавалерово – Владивосток. Верной спутницей стала гитара, а в рюкзаке за плечами уместилось скромное имущество бродяги, где самое драгоценное — недочитанная книга и потрёпанная тетрадь со стихами.
Приморский бард Николай Пермяков принимал участие в фестивалях авторской песни, а ещё... любил погонять на катамаране по горной речке, и чем сложнее пороги, тем были ярче песни.
Мечтал получил профессию геофизика. В 1991 году поступил в ДВПИ. Проучился 3 курса, и жизнь, на грани фола, покатилась под откос — кровавые 90-е сбросили Николаича с насыпи...
12 июня 2013 года похоронили друга в Казанке...
Наталья БРИЗ
Я ХОТЕЛ БЫ ПРОЖИТЬ СТО ЛЕТ
Я хотел бы прожить сто лет,
Да вот кто же мне столько отмерит?
Ведь рождаемся мы на свет,
Только чтоб замещать потери.
Ведь рождаемся мы на свет,
Чтобы телом закрыть пробелы.
Всё исправить, наделать бед,
И для смерти причин наделать.
И в тот год, и в тот час, и день
Всё останется так же на свете,
Неотвязчива мысль и тень,
Ночь темна, и подвижен ветер.
Плюс к тому, тоже в этот год,
Белый снег, прошуршав: «Терпи!»,
Аккуратно меня заметёт,
Коль замёрзну один в степи.
От сгоревшего мозга дым
Пеленою затянет сердце,
Это плохо, когда один...
Не с кем жить, чтоб в мороз согреться.
МНЕ НА ПЛЕЧИ ЛЕГЛА УСТАЛОСТЬ
Мне давно уже не с кем спеться,
Разошлась на всю жизнь толпа.
И печаль мне легла на сердце,
А под ноги легла тропа.
Мне немного совсем осталось...
Этот год для меня – века.
Мне на плечи легла усталость,
А на белый листок — строка.
Я полжизни отдал перекуру,
И вдруг понял, что не у дел.
Кто-то лёг на мою амбразуру,
Кто-то вместо меня сгорел.
За меня расстреляли друга,
И спасти я его не смог.
Оказалось, что слишком туго,
Прикрутил меня к жизни Бог.
Что теперь? Может быть, стреляться?
Знаю, первый патрон холостой.
Вот такие дела творятся
На земле… А как там – за чертой?
Коль назад возвращаться случалось
Рассказали бы, как жить там?
Мне немного совсем осталось...
Так пошлите ко всем чертям.
В РЕСТОРАНЕ
Как надоел мне шум и гам,
И звон бутылок в ресторане,
Где счёта не ведут деньгам,
Где всякий мусорит деньгами.
Где я играю свой сонет,
Хоть часто тянет на романсы.
Здесь «высший свет» и много лет:
Бетховен, Kingston, виски, танцы.
Бывает, просит джентльмен,
Мол, заплачу, сыграй для леди.
Я брал червонец за рефрен,
И под рояль о жизни бредил.
На километр магнитных лент
Накручен я. Берите, нате!
– I love you but good bay, my friend! –
Сказал последний мой приятель.
Мне кто-то вяло подпевал,
Как будто одолён истомой.
А сзади пёрышком играл
Какой-то фраер незнакомый.
Он, может, мясо ест с пера,
Да слишком часто смотрит в спины,
Ему работать до утра.
Кем? Не отвечу – есть причины.
Меня целует дама треф.
Ну, а иные – раза по три.
Мне всё, как должное, а шеф?
Чёрт знает, как на это смотрит.
Плевать, что любит «высший свет»:
Бетховен, Kingston, виски, танцы.
Я доиграю свой сонет.
Я так люблю играть романсы.
МОИ СТРУНЫ МОЛЧАТ
Я уже перестал всем мозги полоскать,
Ведь уже отгорел, а теперь дотлеваю.
Всё. Бросаю писать. Улетаю.
Далеко ли? Не знаю. Плевать.
Я не предал друзей и врагов не простил,
И теперь провожать вам меня не накладно.
Где-то краски сгустил… Это ладно.
А костюм свой парадный «на балке» спустил.
Мне уже не взлететь ни с каких автострад,
Ни аккорда не взять, не закончить программы.
А по свету летят телеграммы,
То покинули дамы Мой сад.
Мои струны молчат. Могут тайны хранить,
Ухмыляется смерть, ох, настырная, стерва.
Жизни тонкая нить – тоньше нерва.
Где надежда? Где вера? Забыть.
Я привык отступать, это ведь не позор.
А агрессия – грязь на луче, мне поверьте.
А когда слишком зол – пью до смерти.
Льют за ворот мне черти бензол.
Я взамен корешей продал автомобиль.
И на скалах своих кровь оставил по краю.
Не на них оверкиль я сыграю,
А в миру оставляю лишь пыль.
Я на нервах играю всегда в унисон,
Не приходят тогда благородные мысли.
Чтоб забыть обо всём, нужен выстрел.
Я всё в прошлом подчистил – и в сон.
Я НЕ БЫЛ НА ВОЙНЕ
Сейчас последние досматриваю сны,
И вечно б их не видеть, мне поверьте.
А кореш мой обедал у войны,
И ужин ждёт его уже у смерти.
Я не был на войне,
Хотя со смертью водку пил.
Но спохватился, пригубил
И вновь ушёл на нет.
Я то же, что и он мог видеть в снах,
Мы с детства на бессонницу плевали.
В парней сейчас стреляет Карабах,
А заодно двойник его – Цхинвали.
Я сжал кулак во сне,
Но всё же веки расцепил.
Опять со смертью водку пил,
Сведя наш спор на нет.
Коль кореша сменю, кто будет рад?
Не передать бы эстафету сыну.
Неужто подрастёт мой младший брат,
И так же примет пулю в грудь иль в спину?
ЧУЖОЙ
Об ушедшем не вспомните,
И скажу об одном:
Я чужой в этой комнате,
Вот за этим столом.
Да и надпись в альбоме
Успеваю забыть...
Я чужой в этом доме,
Мне пора уходить.
Исчезает за горы день,
Вслед осталось сказать:
Я чужой в этом городе
И пора уезжать.
Мне за вечер расплата –
Наступивший рассвет.
Я здесь лишний, ребята.
Ухожу. Всем привет...
ВАКУУМ
Кружусь, как белка в колесе,
Не успеваю ничего
Берусь за всё и вся, и все,
И убегаю от всего.
Сам убегаю от себя,
Вскрываю вены, пью вино,
По мне вчерашнему скорбят,
А может, бросили давно.
А кореша мне говорят:
– Ну, Николаич, ты погнал...
Да я и сам уже не рад,
Что так легко, так низко пал.
И путь наверх уже закрыт,
Я упираюсь в потолок,
И только друг мне говорит:
– Не отступай. Ты ж раньше мог! –
Но от «вчера» я отрешён.
Да и друзья уже не те,
Я смело в вакуум вошёл
И оказался в пустоте.
А там – ни друга, ни врагов.
Все равнодушны – и плевать!
Там тонны денег и долгов,
И, странно, нечем отдавать.
И я замкнулся на себе,
Всё остальное – ерунда.
Ни злости нет, ни сил к борьбе,
Когда победа – есть беда.
Нет смысла быть, пусть для меня
В аду местечко застолбят.
Я, сбросив маску в пасть огня,
Впускаю вакуум в себя.
ГОВОРЯТ, ЧТО СМЕРТИ НЕТ...
Ну ладно, мне сегодня уходить,
Ещё вчера собрал я свой рюкзак.
С сегодняшнего дня бросаю пить,
Да и курить бросаю натощак.
И будут горы молча ждать меня, надеясь,
Что я сегодня здесь закончу год.
Пока же в чистое оденусь и побреюсь,
Допью вино и докурю «Аэрофлот».
На смерть сегодня будет наплевать,
Но всё-таки за жизнь придётся мне
Бороться и суметь переиграть
Все хрупкие зацепки на стене.
И пусть внизу стоит та самая, с косою,
Пора и ей подумать о себе.
Ну, а пока закат багровой полосою
Кровавый след оставит на моей судьбе...
***
Отпевайте. Пора.
Разрешается свечи зажечь.
И одна в изголовье пускай оплывает свеча.
Мачты сломаны, в днище корвета пробоина, течь.
Кто-то нетерпеливо ногою мне в дверь постучал.
Вспоминайте меня
не в дни смерти, а лишь в дни рождений.
Можно поздней весной иногда
или осенью ранней.
В дверь стучится ко мне
разрушительница наслаждений,
В дверь стучится ко мне
разлучительница собраний.
Солнце скрылось на западе. Ночь затеняет восток.
Но глаза мои снег залепил, и не видно ни зги.
Все мосты сожжены, но в активе мой шаткий мосток
Он – начало пути, ну, а ветер – начало пурги.
Вспоминайте меня...