Вопрос даже не в том, что страна погружается в состояние предкатастрофы, масштаб которой будет вполне сравним с 1991 годом, а может быть, и превзойдет те события. Напомню, что триггером развала Союза было исчезновение доходов от нефти и газа, подорвавшее бюджет и запустившее процессы, развивавшиеся предыдущие десятилетия. Выход из кризиса был обозначен через развитие рыночных отношений, главным выгодоприобретателем которых стали члены руководящих органов КПСС, ВЛКСМ и «красные» директора. Населению была дана возможность заниматься мелким бизнесом и приватизировать квартиры.
Но демократические свободы, необходимые имущему классу для переходного периода приватизации, противоречили его коренным интересам защиты собственности от масс неимущего населения. Демократичная смена власти с созданием многопартийной системы в режиме «либеральных демократий» означала, как минимум, налоговое распределение от богатых к бедным. Поэтому не прошло и года с момента распада СССР, как демократию начали сворачивать.
Современная система является не отрицанием «проклятых 90-х», а естественным и закономерным продолжением их. В 1993 году было расстреляно здание парламента и принята Конституция о сильной президентской вертикали. В 1996 году были сфабрикованы президентские выборы. Запрет забастовок в 2000 году, отмена выборов губернаторов в 2001 году, ликвидация Совета Федерации как палаты глав регионов и переход к однопартийной по сути Госдуме в 2003 году были очередными шагами к созданию вертикали, которая затем опустилась вниз вплоть до отмены выборов глав районов.
Строителям вертикали сильно повезло с ценами на углеводородное сырье – единственный товар, за счет которого в нулевые годы был насыщен бюджет и резко повышен уровень жизни. Стоимость барреля нефти выросла в начале нулевых с $10 до $40, а потом и до $100. Фактически, в большей части рост доходов граждан России был оплачен работниками европейских стран.
Но гражданам России достались сущие мелочи в сравнении с тем, что получила верхушка. В «проклятые 90-е» в стране не было ни одного долларового миллиардера. В 2004 году их было уже двадцать пять, а затем их число достигло ста.
При прямой поддержке руководства государства деньги вывозились из страны и выводились из под налогов. Только «Газпромом» было создано 13 офшорных фирм, чтобы не платить в российскую казну. Точно также поступали «Роснефть», «Аэрофлот» и все остальные. Когда на Кипре случился финансовый кризис и были заблокированы счета, Дмитрий Медведев находился в должности президента и заявил: «Там, на Кипре, грабят награбленное. Надо помочь нашему бизнесу». То есть президент страны помогал в выводе капиталов из-под российских налогов.
Пик этой политики был достигнут в 2014 году. Конфликт с Западом плюс исчерпание советского запаса прочности наложились на общую деградацию государственного аппарата. Выжигание политической конкуренции выхолостило не только исполнительную вертикаль, не только превратило парламент в придаток исполнительной власти, но и убило экспертное сообщество. Так называемых «экспертов» с налитыми кровью глазами и пеной на губах мы можем наблюдать в ежедневном формате на ТВ. С таким уровнем аналитики никаких агентов ЦРУ в правительстве не нужно.
«Энергетическая сверхдержава», абсолютно вторичная по отношению к западным экономикам, рано или поздно должна была прийти к завершению. Современные технологии, сланцевая нефть и зеленая энергетика не оставляли шансов продолжения прежнего курса.
Обозначенный Евросоюзом энергопереход, который должен был войти в решающую фазу в 2035 году, стал своего рода песочными часами, указывавшими на временные сроки, после которых для России наступало время глубокого кризиса. Ресурсы для технологического обновления страны были. По примеру Южной Кореи, Китая и Тайваня наша страна могла стать подрядчиком международных корпораций с развитием собственного технологичного производства и встраиванием в международную систему разделения труда на уровне более высоком, чем сырьевой придаток. Сильным подспорьем в таком развитии могли бы стать как раз нефтеевро, обеспечивая развитие инфраструктуры, внутреннего потребления, вложения в науку и образование.
Движение по новому пути требовало создания национального производства с высокой добавленной стоимостью, прекращения разворовывания бюджета, расширения собственного потребления, открытого экспертного обсуждения и восстановления политической конкуренции как института соревнования идей и концепций. Этот путь означал смерть вертикали. Но выбор между жизнью России и жизнью вертикали был сделан в пользу вертикали.
Страна оказалась слишком сложной для тех, кого вынесло в управление ей. Сложные системы построены на принципе развитых и независимых институтов (исполнительная власть, парламент, суды, партии, профсоюзы, СМИ и т.д.), делегирования полномочий, гражданской активности и регулярного обновления власти. Решения в таких системах принимаются медленно, но зато и ошибки минимизированы. Здесь надо убеждать, принуждать невозможно. Поэтому никакой Трамп не может причинить вреда: сумасбродные идеи будут отсечены конгрессом, Генеральным прокурором и Верховным судом, а останется только то, что не вызывает отторжения.
Куда проще ручное управление. Без нужды кого-то убеждать и «без раскачки». Но насколько оно проще, настолько и неэффективнее. Резко возрастает число ошибок и цена за их исправление. Не говоря уже о том, что большинство вызовов, вообще, остается без ответа и откладывается на бесконечное «потом», поскольку, чем меньше лиц, имеющих реальные полномочия, тем меньшее число вопросов они успевают решить.
Нельзя сказать, что ничего не делалось, но львиная доля средств уходила в мегапроекты типа Сочинской олимпиады и строительства трубопроводов в обход Украины и в Китай в условиях, которые исключили всякую окупаемость.
Степень отсталости России характеризует ситуация с промышленными роботами: на десять тысяч работников в Южной Корее имеется 630 роботов, в Испании – 160, в Китае – 68 и в России – три. Расходы на образование, науку и здравоохранение к ВВП все двадцать лет процветания держались на уровне вдвое ниже, чем в Польше или Швеции, то есть вертикаль просто проедала советское наследие и рано или поздно должна была полностью съесть его.
Постепенное исчезновение запаса прочности, рост вдвое себестоимости добычи нефти по мере исчерпания открытых в Союзе месторождений, неспособность терявшего квалификацию госаппарата освоить даже имеющиеся бюджетные средства исключали возможность продолжения такого спокойного фестиваля низкой компетенции.
Отсюда и завинчивание гаек, вплоть до перехода к «дистанционной электронной системе голосования», то есть отмене выборов как института, и поиск врагов, и развитие мифотворчества про «энергетическую сверхдержаву», «Европа замерзнет», «Китай – союзник», «Киев за три дня» и «можем повторить».
Льющийся из Европы поток нефтедолларов вкупе с полной неподконтрольностью населению по эту сторону границы и деградацией аппарата управления привели к тому, что правящая верхушка сама уверовала в те мифы, которые, очевидно, изначально предусматривались для управления общественным мнением.
Результат мы наблюдаем сегодня. В контексте бюджета и экономики, страна погружается в 90-е годы. Только в этом году ненефтегазовый сектор сократился на 10%, то есть встают те заводы, что уцелели за тридцать лет «рыночных реформ». Нефть продается по 57 долларов за баррель, притом что бюджет рассчитан из 80 долларов, и причина – не в мировой конъюктуре, а в разрушении выстроенных Брежневым отношений с Европой. Никакого ответа на вызовы времени у лиц, стоящих у руля, нет.
Они по-прежнему собираются прокладывать трубы, чтобы продавать углеводороды, хотя поставлять их больше почти некуда. Но и ресурсов для технологического обновления ни внешних, ни внутренних нет, и в этой системе не возникнет, прошедший год – тому ясное подтверждение.
Это тупик. Скатывание вниз будет долгим и отнюдь не вегетарианским. (Роскомнадзор) придет и сюда, хотя необязательно будет сопровождаться бомбежками и обстрелами, но безусловно выразится в виде длительного снижения уровня жизни, ускорении вымирания страны, фрагментации системы единого государственного управления и общей хаотизации.
Невозможно судить, чем и когда это закончится, но одно можно сказать определенно: нынешняя вертикаль вступает в период распада. Будет ли вместо нее много таких же вертикалей поменьше, или мы увидим переход к коллегиальным методам, но не пройдет и нескольких лет, как вокруг нас образуется абсолютно другое политическое пространство