фото

фотоЛично у меня к социализму претензий нет. В самом деле, с войны живу, и вроде бы ничего. И образование получил, и спортом зани­мался, и в самодеятельности учавствовап. И всё бесплатно, даже зубы дергал без всяких омсов, и тоже бесплатно.

Ну, голодали, ко­нечно, и в войну, и после, так все же голодали. Но, оказывается, и социализм на нашей необъятной родине не везде и не для всех был одинаков, и голодали везде по-разному. А были, которые и не голодали вовсе.

Работая на флоте, стоял я вахту мотористом со старшим механик­ом (ныне покойным). Беседовали о разном. Сам он родом из глухого сибирского райцентра, названия не помню. Иногда он рассказывал о своём детстве, которое пришлось на военную пору. Сибирская глубинка, война, голод – привычное состояние. Причём, голод мучительный: всё для фронта, всё для победы!

Путь в школу, где он учился, проходил мимо райкомовской сто­ловой, где кормились бесплатными обедами партийные труженники местной популяции, от запаха борща из этой столовой мальчик иногда терял сознание. Одним из наиболее глубоких впечатлений его детства были эти самые партийцы, вышедшие покурить после сытного обеда, плотно обтянутые френчи на жирных плечах, почти у всех бритые головы и особенно розовые складки шеи, выпирающие через тугие воротни­ки френчей. При этих воспоминаниях у него белели не только гла­за, но и подрагивали губы. От любви к Советской власти, разу­меется.

И всё же это было не самым глубоким воспоминанием его "счастли­вого" детства. Были и более сильные впечатления. Вот одно из них: на местном элеваторе, где хранилось зерно, отобранное у всего района, это самое эерно загорелось. Нет, оно не заполыхало, как Собор парижской Богоматери, просто произошёл перегрев зерна вы­ше допустимых пределов. Такое случается при нарушении режима ра­боты элеватора.

Так вот это зерно, 15000 (пятнадцать тысяч) тонн, спешно вывезли из элеватора и свалили в громадный бурт на пустыре, поставили часо­вых. Ни одного зёрнышка не позволили взять голодным людям. Стре­ляли, правда, не на поражение, но всё равно страшно. Через некоторое время подвезли в бочках керосин, облили и подожгли на глазах у голодающих людей.

Но это всё в райцентре. А ведь были ещё глухие деревни, а в них колхозы, из которых эти, во френчах да с портфелями, да с розовыми загривками выколачивали всё, что они производили рабским трудом своим, где трудодни иногда оплачивали лебедой вместо хлеба, т.к. весь хлеб выгребали с помощью нквд эти откормленные уполномочен­ные.

В школу зимой там ходили далеко не все дети. Во-первых, не в чем. Одна пара валенок на всю семью. А во-вторых, как пойдёшь? Отец на фронте или в ГУЛАГе, мать на трудовой повинности (считаю, особо изощренная форма рабства, присущая только социализму, тема, до сих пор опасная для исследования), ты – старший в доме, на тебе дом, хозяйство, голодные малыши, не до школы.

«Хряки с голоду выли, как волки, ну а трубка горланила: пЛАН!» Евтушенко чуть-чуть приоткрыл завесу той части социализма, о которой говорить, а тем более писать, было небезопасно. Есть фильм «Кубанские казаки», вот и смотрите жизнь советской деревни.

Что же подвигло меня на этот невесёлый мемуар? В газете «Трудовая Россия», № 1 (стр. 17) прочитал в рубрике «Рот Фронт» гневный панегирик безвестного автора (который, видимо, стыдливо спрятал авторство, как под чадрой, скромной подписью: «по материалам «рот Фронт») по поводу кончи­ны известной правозащитницы Людмилы Алексеевой и оказаных ей по­смертно почестей.

Озаглавлено категорично: «Для Путина – кумир; для народа – враг». Вот так-то. Оставим пока в стороне, кого стеснительный автор подразумевает под словом народ, мутной пеной брызжет он в адрес тех, кто осмелился показать ис­тинную суть социалистического строя и защищать его жертвы. Не всех, правда, зацепил, но досталось и Алексеевой, и Солженицину. называл их и диссидентами, и врагами народа, и, разумеется, лже­цами на самый передовой государственный строй.

Автор даже кокетливо лягнул Путина, мол, знай наших! Я так думаю, автор этого фонтана злобы на отважных и благородных людей (в нашей стране до сих пор небезопасно защищать обездолен­ных) – прямой потомок тех, в партийных френчах, с розовыми загрив­ками, которые при помощи блата (полагаю, всегда был выше наркома) или липовых справок о плоскостопии, избежали отправки на фронт и рьяно занялись партийной работой. А заключалась она в выколачивании из народа пос­ледних соков...

фото

И чем больше они давили народ, тем жирнее и розовее становились их загривки. По моему мнению, это сословие трутней всегда жило в своём социализме, и только себя они считали народом, у них всегда были только права, а у всех остальных – только обязанности, в том числе и перед ними.

Впрочем, одну обязаность они чтили и свято ей следовали: это нра­виться начальству и доказывать ежечасно свою беззаветную предан­ность строю, лично товарищу Сталину. Любовь к Родине – их основная профессия, «мы не пашем, ни сеем, ни строим, мы гордимся общест­венным строем».

Есть ещё одна разновидность любителей Родины, для которых люди вроде Солженицина и Алексеевой – кровные враги, т.к. посягают на их уютный мирок, который обеспечивал им существовавший строй. Это вер­тухаи всех рангов, цепные псы режима, их кредо: «мы не из тех, кого сажают, мы из тех, кто сажает».

Считаю, полная безнаказанность формирует из них патологических садистов, в их действиях, какими бы они ни были, прокурор не найдёт повода для прокурорского реагирования, а судья не найдёт состава преступления, они тоже народ, врагами которого, по словам автора вышеупомянутого письма, являются люди, подобные Алексеевой и Солженицину. Возможно, войну они мужественно перемогали на ГУЛАговских вышках в двойных тулупах и в валенках. Власть своих цербе­ров голодом не морила, потому и морды у них были, зачастую, как валенки. Они тоже яростно защищали свой Социализм. Так что автор письма мог быть и из этой среды.

И тем, и другим Алексеевы, Солженицины, Политковские и все те, кто погиб в борьбе с мракобесием в нашей стране или вынужден был её поки­нуть, чтобы не погибнуть – классовые враги, так как посягают на их социализм, всему остальному народу враждебный, на их «самые широкие слои общества». Кстати, по моему мнению, именно эти «слои общества» обеспечивают Путину его заоблачный рейтинг. Другие слои общества для них, полагаю, не су­ществуют.

Вероятно, не участвовали эти люди в военных действиях на фронте, тем не менее, у этих любителей Родины наград полные груди, и они важно и с достоин­ством выступают на встречах с ветеранами войны...

После войны многие искалеченные фронтовики, брошенные властью на прои­звол судьбы, мыкались по стране, выживая, кто как может. И зачастую, чтобы выжить, про­давали свои награды. Ушлые мерзавцы, не нюхав­шие пороху, скупали их по дешёвке. Были сведения, что у тех фронтовиков, кого Сталин спрятал после войны в ГУЛАГ, вертухаи вымогали ордена за пайку хлеба... Видимо, вот этими наградами и побрякивают до сих пор эти «ветераны». Когда у такого «ветерана» спрашивают, где и на каких фронтах он воевал и заслужил эти награды, то, как правило, слышишь: «Я защищал интересы Родины на вверенном мне партией участке». Вот так!

Как-то сложилось у нас, исторически что ли, что Родина и интересы Роди­ны оказались на разных табуретках. Родину защищали в окопах, а интере­сы Родины, порой загадочные, в тиши партийных кабинетов или на вертухайских вышках.

В своих воспоминаниях бывшие японские военнопленные (а их лагеря как раз в Сибири находились), пишут о том, что местное население голодало го­раздо больше, чем они. И японцы подкармливали детей. То же самое гово­рят и старожилы Сибири, рядом с которыми находились японские лагеря. А дети ловили и поставляли им наших лягушек...

Но вот нигде ни читал, ни слышал, чтобы какой вертухай или партийный любитель Родины поделили свой паёк с голодным ребёнком...

Геннадий Иванов.

Фото Autogear.ru

Фото и Коллаж Twitter.com