Вселенная
Храни мою любовь
Зоя ШАДРИНА
Из письма Зои Шадриной Вере Аксеновой:
«Верочка, дорогая моя, здравствуй! Что я могу сказать о себе? Всё, что могла, я сказала в моей «…Варваре». Там и жизнь, и откровение выше некуда… Иногда мы относимся к словам людей скептически, с усмешкой. В молодости мы можем себе это позволить. Но наступает момент, когда слова возвращаются к нам философскими раздумьями.
Михаил Васильевич Пискун. Учитель физики и рисования, учитель от Бога. Его уже давно нет с нами… Седьмой выпускной класс в Боголюбовской школе. Это в Приморье, в Красноармейском районе. Я получила аттестат с отличием. Он остановил меня словами: «Ты знаешь, кому дано, с того спросится. Много дано – много спросится. Я не знаю, сколько тебе дано, но точно знаю, что с тебя спросится». Я, конечно же, не придала значения, да и просто не поняла его скорбно-философскую, слегка пафосную речь. Я танцевала, прощалась с друзьями. Просто запомнила слова учителя как необычные, и всё тут. Может, и память мне дана цепкая, без изъяна тоже не просто так?
А вот много позже, когда писательский зуд не стал давать мне спокойно жить, я вспомнила Михаила Васильевича и его пророческие слова. Кто-то теперь говорит, что я неправильно распорядилась своим даром, что зря стала электриком – столько времени потеряла! А я так не думаю. Всё, что делала в своей жизни, всё так и должно было быть.
«Не радовалась я чужому горю,
не научилась подличать и красть,
чтоб в мире этом вес иметь и власть».
Да и личная жизнь сложилась так, что мало не покажется.
А ещё я думаю, если действительно существует какая-то таинственная субстанция – как бы её ни назвали – Вселенским Разумом или Всевышним Провидением – она закономерно руководит миром. Ещё маленькой девочкой я исколесила Россию от Урала до Приморья и обратно, сменила 6 школ (в связи с семейными обстоятельствами). А это не только новые друзья-товарищи и учителя, но и новое место жительства с соседями, с их проблемами, радостями-печалями, это жизнь моей страны. Кто-то уже тогда решил показать мне очень много, в надежде, что я не только запомню для себя, но и сумею рассказать другим. Не думаю, что мои размышления или умозаключения ты примешь за бахвальство…
Тут у нас, у ветеранов, чаепитие состоялось. Все давно хотели, чтобы я почитала свои стихи. Ну, я и оторвалась. Все пили чай, только мне было не до чая. Я считала, что «Венок сонетов» не для большого собрания, но когда я прочитала первый сонет, все притихли. Я поглядывала на слушателей, в основном женщин, и тихо спрашивала: «Читать?». Все только усиленно кивали головами. Может, потому, что мой «Венок» бабский? Я и назвала его «…Храни мою любовь».
Попросили почитать посвящение мужу. А я, как тогда в вагоне, пела о нашей с Санюшкой любви-печали светлой. Знаешь, Верочка, я иногда думаю: «Для чего или для кого я всё это пишу?». А после таких собраний-чаепитий понимаю, что всем нам надо иногда и поплакать, и погрустить, и порадоваться. Наверное, без этого человек - не человек…
БАБА ГРУНЯ
Сказать, что Груня была совсем уж одинока, нельзя. Правда, она одна жила в своей покосившейся избёнке. Когда-то в деревне был колхоз, и Груня работала в колхозных яслях. Муж погиб. Пьяный попал под комбайн. Груня вырастила двоих детей. Дочь с мужем живёт в Амурской области. Сами снимают угол у людей.
Дочь плакалась матери: «Мы бы тебя с радостью взяли к себе. Ты бы за нашими сопливыми где присмотрела. Но мы и сами-то жмёмся в комнатушке, – невесело усмехнулась: – Нам с Михаилом и прижаться друг к другу, как мужу к жене, негде. Всё на виду, как в открытом поле. Была бы у вас тут работа, приехали бы мы к тебе. Избушку бы подлатали, да и жить остались. Но, пока у Миши работа есть, страшно срываться».
Вдруг нотки отчаяния зазвучали в голосе дочери: «Знала бы, что всё вот так повернётся, ни одного не родила бы! Сами не живём, а маемся, да ещё таких же горемык на свет пустили».
Сын бабы Груни хоть и жил поближе, тоже мать забрать к себе не мог. Квартиру в Фокино купили. Взяли в банке кредит под большой процент. Да и квартира не ахти какая. Маме в ней места не хватило.
И сын, опустив глаза, печалился: «Мам, мне кажется, я этот долг за квартиру и детям передам. А на большее жильё и рассчитывать нечего. Я вот думаю, Лёнька подрастает. Им с Наташкой по разным комнатам надо жить. А где их, эти комнаты-то взять. Спят пока на двухъярусной кровати. Во, изобретение! Но ты не переживай. Если что, если совсем занеможешь, мы тебя не бросим». Голос звучал уверенно.
Обещание сына не бросить её в предсмертный час, только усилило печаль старой женщины. Она всю жизнь возилась со своими, а больше с чужими, ребятишками. И сейчас Груне хотелось дожить свой век среди самых близких ей людей. Внуков сын привозил редко. Они дичились бабушки и уезжали с облегчением, словно с осознанием выполненного долга.
Мать никогда не упрекала детей, что одна подымала их, что отдавала им свою материнскую любовь. Это она позволила себе иметь детей, значит, и заботу о них взяла на себя добровольно. Ей хотелось получить взамен хоть толику внимания.
Сын опять извинялся: «Мам, деревня совсем одичала. Дом стоит у пыльной дороги. Твой телевизор ловит только две программы. Видика нет. А современные дети привыкли фильмы смотреть с кассет. Да и у тёщи место рядом с морем. Детям море необходимо».
Замолчал сын, уставился взглядом в окно: «Я перед тобой постоянно оправдываюсь. Понимаю, что в чём-то не прав, а исправить эту кривую не могу. Загнали сами себя в угол и отбываем наказание добровольно. В жизни так всё перевернулось. Раньше предприятие своим рабочим жильё строило, а сейчас, слава Богу, если есть работа, то и не жалуйся. Сколько молодых не могут семью создать. Живут как пустоцвет. Сбегутся на время, природа-то своё требует, а чтоб жениться, детей родить – это не для них, – загрустил: – Я не обвиняю молодых. У них всё временно, всё неустойчиво, как на вулкане все живём».
У Груни телефона не было. Всё хотели провести, но так и не провели. Год назад сын оставил матери дешёвый сотовый телефон, показал на какую кнопку нажимать, когда он ей позвонит, и как ей самой позвонить при нужде. Сын говорил назидательно, со знанием дела: «Мам, телефон не для праздной болтовни с подругами. Каждая минута разговора стоит приличных денег. Но мне спокойней, держи связь».
Однажды Груня услышала, как запела трубка. То ли растерялась от неожиданности, то ли забыла на какую кнопку надо нажимать, разговор не получился.
На следующий день приехал сын. Узнав, что с матерью всё в порядке, что она просто не умеет пользоваться современной техникой, отчитал матушку за то, что ему пришлось срочно к ней ехать. Так сын, неостывший и недовольный, умчался на своей старенькой иномарке, не напившись у матери даже чая.
Достала Грунюшка бутылку самогонки, что гнала для хозяйственных нужд. Вспашут ей огород – давай бутылку, привезут дрова – тоже бутыль. В тот день что-то оборвалось в ней самой. Она напилась до рёву, до беспамятства… А потом каждый вечер её тянуло выпить вонючего зелья, чтобы обмякнуть душой, чтобы не помнить, что живёт тут при дороге, как сорная, высохшая на ветру трава.
Когда Галина с Ромкой попросились к Груне на постой, она не сразу согласилась. Ей казалось, что чужие люди нарушат устоявшееся в избе одиночество, что при них она не сможет вот так, без свидетелей расслабиться самогонкой, сесть у телевизора и вспомнить былое, пожалеть себя. Она привыкла к одиночеству.
Почему Груня не отказала женщине с подростком? Может, глянули ей в душу светлые детские глазёнки? А может, в глазах женщины увидела боль, сходную со своей собственной? Что тронуло душу бабы Груни?
Так или иначе, но просителям она не отказала. Правда, в первый же вечер предложила жиличке выпить за знакомство. Галина не отказалась, хотя и пила чисто символически, чтобы не обидеть хозяйку.
Может, и хорошо, что Галина вовремя поняла причину Груниной печали, и однажды взяла из её рук бутылку, убрала в шкафчик, обняла за плечи старую женщину и запела про ямщика, что замерзал в степи: «А жене скажи слова прощальные, передай кольцо обручальное. А ещё скажи, что в степи замёрз, и любовь её я с собой унёс. Да скажи ты ей, пусть не печалится, кто понравится, пусть венчается».
Она пела песню на свой мотив, меняя слова на свой лад. Мелодия лилась так трогательно и печально, что обе женщины вскоре пели старинную песню, обливаясь слезами. Что унесли слёзы из души каждой? Вряд ли они смогли бы ответить вразумительно.
С того дня долгими вечерами, уложив Ромку спать, женщины сидели на стареньком диване, поджав под себя ноги, и говорили друг другу такое, чего и самой-то себе не всегда скажешь. Наверное, эти разговоры спасли Груню от запоя. Они говорили, словно на исповеди, учились мыслить вслух, анализировать…
Зоя ШАДРИНА.
| ЗДРАВСТВУЙТЕ!  Сегодня мы гостим в Лучегорске, у Зои Михайловны ШАДРИНОЙ – автора замечательных книг: «Варя, Варенька, Варвара», «На грани веков», «На круги своя», посвящённых исконно русским семьям, их укладу, который вместе с Отчизной претерпевает изменения на протяжении веков. Её герои, выходцы с Урала, любят, страдают, радуются, борются с невзгодами и поднимают детей вместе со своей страной. Мужественно противостоят ударам судьбы и свято берегут своё наследие. Язык повестей, чистый и светлый, радует своей незамутненностью, а простые, казалось бы, сюжеты раскрывают глубины русской души.
Свои книги Зоя Шадрина выпустила в рамках народной просветительской программы «Новая книга», которая осуществляется при поддержке Приморского отделения Российского Фонда культуры и Морского государственного университета имени адмирала Г.И.Невельского. |
Другие статьи номера в рубрике Вселенная:
