Иван Давыдов

Современная российская пропаганда — это не только бесконечный рассказ о зверствах украинских фашистов, Содоме современной Европы, сатанинском коварстве Штатов и мудрости нашего руководства, взявшего курс на открытое противостояние всему вышеперечисленному злу. Это также — Путь, по которому идут многие и многие люди в надежде добраться до сияющих высот, оказаться в телевизоре, где настоящая слава и настоящий, жирный Корм. Путь, предполагающий работу над собой, постоянное стремление к совершенствованию определенных навыков и постижение неписаных правил игры, нарушение которых может отбросить идущего на несколько ступеней назад.
На этом пути есть свои обязательные остановки, и я, пожалуй, рискну набросать карту.

Путь пропагандиста прям. Путь пропагандиста — это анфилада комнат, и чем дальше пропагандист продвигается, тем ближе он к хозяйской половине. Это важно вдвойне. Во-первых, для настоящего пропагандиста степень близости к хозяевам и есть показатель успеха; во-вторых, Корм поступает именно с хозяйской половины, и чем дальше ты от заветной двери, тем меньше тебе достанется.

Думаю, приоритеты расставляются именно так: пропагандисты люди духовные, и правильные мысли для них все-таки важнее. Тут, вернее, царит гармония: правильные мысли способствуют продвижению по комнатам, и чем правильнее мысли, тем Корм жирнее.

По комнатам гуляет сквозняк. Пропагандисты начинающие, подающие надежды и взамен получающие лишь ничтожные подачки, какие-нибудь крохи, а то и просто возможность на Корм издали посмотреть и понюхать, толпятся у крыльца. До них доносятся и речи тех, кто уже дошел до заветной двери, за которой сидят хозяева. Услышав эти речи, они соображают: о, значит, так теперь можно! И в меру сил своих развивают обрывки чужих идей, как правило, доводя их до абсурда.

Но и пропагандисты, достигшие высот, в свою очередь, слышат невнятное бормотание тех, кто у крыльца толпится. Более того, это бормотание они уже, похоже, искренне принимают за голос народа, пожав плечами: ну, раз народ этого желает, не будем спорить, ведь глас народа — известно чей глас. Так количество абсурда растет, иногда, на радость уцелевшим гегельянцам, переходя в новое качество абсурда. В общем, легко сообразить, что это замкнутая система, в которой набор смыслов очень беден, но зато количество операций, которые можно с этими смыслами производить, практически бесконечно.

Простой пример: где-то на самом дне этого нечистого моря рождается (в формате «сам слышал, как мужик с утра в маршрутке рассказывал, что его жене письмо прислали, а там») история мальчика, распятого в Славянске карателями хунты. История — передаваясь из уст в уста,  обрастая подробностями — доходит до самого верха и попадает в новости на одном из метровых каналов. Ага! — восклицают собравшиеся у крыльца, — и это канает? И тут же появляется герой-антифашист, повешенный воскресшими гитлеровцами на воротах церкви. Однако повешенному антифашисту везет меньше, чем распятому мальчику: до телевизора он не добирается, потерявшись где-то по дороге. Но процесс уже запущен, и нет повода для сомнений: рано или поздно какой-нибудь ветеран всех войн, которому отрезали голову наемники Коломойского, попадет-таки в телевизор, сжимая, как святой Денис, отрезанную голову в руках, и лично даст интервью солнцеподобному Дмитрию Киселеву.

Сказанного, пожалуй, достаточно, можно уже переходить к карте.

Итак, дно. Оно же крыльцо. Начало пути. Социальные сети. И нет, речь не о наемных троллях, которые за малую мзду бегают по «Фейсбуку» или «Лайвджорналу», оставляя однотипные комментарии. Эти не идут по пути пропагандиста, обменяв великий шанс на жалкие гроши. Не зря ведь выше было сказано, что настоящий пропагандист — существо высокодуховное, и правильные мысли для него важнее сиюминутных материальных благ.

Здесь нужно выделиться, тем более что ограничений вообще нет. Настоящая свобода — говорить можно все, если только это правильное все. В чести — вопли, речи малосвязные и метание кала, стандартные, то есть, приемы людей божьих, юродивых. Здесь нужны надрыв и подкупающая искренность. Здесь не стоит бояться быть радикальным. Можно требовать немедленно повесить Шендеровича (он же Макаревич) и пулеметами разогнать «марш детоубийц». Признать необходимость в стране политических заключенных. Можно (и нужно) заходиться в эротическом восторге, поминая по именам вождей Новороссии. Плакать от осознания непостижимой мудрости государя нашего. Пророчествовать о неизбежном завоевании Вашингтона. И у того, кто вопит громче прочих, есть шанс увидеть однажды, как приоткрывается дверь. Там, за дверью, людская. Там уже раздают Корм, мало и порченый, но раздают.

Стоит, наверное, сказать, что есть еще этапы промежуточные — мусоросборники, наполненные в основном текстами, более или менее честно украденными из разных мест. Но это порочный  вариант для подающего надежды пропагандиста. На таких сайтах чаще всего толпятся люди, побывавшие даже и в дальних комнатах, но по недостатку таланта или такта списанные в тираж. Там уныние и тоска. Зайдите, например, на «Русский обозреватель», и сами все поймете. Мы же двинемся — вслед за теми, кто не потерял надежды на успех, — в людскую.

Эталонный пример здесь — раздел «Колумнисты» на сайте «Комсомольской правды». Да, конечно, для почтенной желтой газеты это рубрика второстепенная. Да, легко затеряться среди штатных сотрудников — Ульяну Скойбеду не перезвездишь. Скойбеда однажды пообещала согражданам, что ради возрождения советского величия придется вскорости штопать колготки и строгать мебель. Поди-ка придумай такое.

Нет, меня на самом деле завораживает это обещание — строгать мебель. Связь между штопкой колготок и возрождением величия я еще могу уловить, но мебель? Зачем вообще ее портить?

Да, непросто стать заметным на фоне больших людей вроде Захара Прилепина, которые тоже «Комсомолкой» не брезгуют. Но это все же шанс. Это настоящая газета, серьезная аудитория, а главное — возможность открыть следующую дверь. Следует только соблюдать правила, а они просты.

Правила игры — почти как в блогах. Вопи громче. Но чти законы. Никаких призывов к расправам — могут ведь и засудить. Впрочем, пообещать при случае дать в морду какому-нибудь негодяю, конечно, позволительно. Язык должен быть примитивным до крайности — мудреные слова не в чести. За исключением, может быть, уродливого гибрида — «креакла». Звучит мерзко, читатель думает, что это такое ругательство, все довольны.

(В скобках не могу не заметить — журналист Павел Пряников, изобретатель «креакла», сослужил читающему человечеству великую службу: в девяноста девяти процентах случаев автор, употребляющий в письменной речи слово «креакл», — просто дурак, и вдумываться в его текст не стоит; такие маркеры заметно облегчают жизнь.)

Эта несложная работа над собой уже предполагает награду — как минимум ярлычок «публициста», не самопровозглашенного, как в социальных сетях, а настоящего, из газеты.

Жизнь путанее схем, тут тоже есть, разумеется, зоны переходные — вроде газеты «Взгляд» или портала евразийской духовности «Культура». Но пока не будем на них останавливаться экономии времени ради.

Ярлычок «публициста» вполне может оказаться пропуском в лакейскую. Здесь собираются люди степенные, иные даже господ вблизи видели пару раз. Тут уже и звания раздаются посерьезнее, но и требования соответствующие. Чтобы понять, как устроен мир лакейской, рассмотрим раздел «Мнения» в газете «Известия».

Итак, прежде всего, солидность. В худшем случае известинский пропагандист числится «публицистом». Но чаще он — «политолог» (отличное слово: что значит, доподлинно неизвестно, и ко всякому человеку при желании приложимо, ибо в политике, как в футболе, разбирается каждый). Но есть и «писатели», ни одной книги не написавшие, и «философы», отлично изъясняющиеся на языке подворотен. Здесь допустимы мудреные слова и недопустимы истерики. Идейных противников принято жалеть и журить, походя показывая читателю всю их, противников, ничтожность и даже вредность. Можно цитировать иностранных писателей, а самым заслуженным из обитателей лакейской прощается даже латынь.

Один человек признался в «Известиях», что любит черную икру, и ничего ему за это не было.

Лакейская — это средоточие интеллектуальных достижений пропаганды, перевал на пути в переднюю. Там, где телевизор и настоящий Корм.

Из передней могут поманить, и надо бежать с криком «чего изволите». Но, увы, чтобы просто постоять среди людей, из которых иные могут даже оказаться хозяевами. Ну, или почти хозяевами. Такие, кто хозяев видит чуть ли не ежедневно. Там депутаты, а то и заместители министров. Вгоняющие в трепет, пахнущие не просто духами, но еще и властью.

Почему постоять? Да потому что из лакейской пробиться можно только в ток-шоу. А там, по странной традиции, приходится стоять за этакими конторками. Жанр политических ток-шоу на волне украинских событий невероятно процвел. «Воскресный вечер с Владимиром Соловьевым», например, на «России-1» стал ежедневным и долгое время назывался без лишних изысков — «Воскресный вечер с Владимиром Соловьевым в понедельник», «во вторник» и так далее. Потом, уловив легкий аромат безумия, спохватились и переименовали: теперь в будни это просто «Вечер с Соловьевым», и только в воскресенье — «влоскресный».

Есть еще «Политика» с Петром Толстым на Первом, нечто маловразумительное на ТВЦ, и с недавних пор — «Структура момента» с Валерием Фадеевым, тоже на Первом. Фадеев, кстати, бунтарь: у него участники не стоят, а сидят. Но в остальном все шоу друг от друга неотличимы. Хотя, конечно, Соловьев жеманен и самолюбив (еще бы, человек «Евангелие» написал, о чем — не знаю, читать не довелось, но, предполагаю, автобиография); Толстой вальяжен, а Фадеев пока растерян.

Здесь происходит странное возвращение к истокам. В каком-то смысле российское политическое ток-шоу — это экранизация происходящего в социальных сетях. Участники просто стоят и вопят, комбинируя три-четыре слова: Новороссия! Хунта! Путин! Фашизм! В последнее время модно стало приглашать на такие камлания какого-нибудь добродетельного либерала из людей старинных, то есть заведомо безвредных,  — Гозмана или Надеждина, например, и всей толпой на него набрасываться.

Пока, впрочем, не бьют, а только ругают хором, но, надо полагать, скоро догадаются, как добавить передаче зрелищности.

Так завершается путь, а прямая оборачивается замкнутым кругом: достигший высот пропагандист приходит к тому, с чего начал. Стоит в ряду прочих, красный, гневный и от прочих этих самых неотличимый, ревет с умеренной членораздельностью: Хунта! Фашизм! Путин! Новороссия! Новороссия! Хунта! Фашизм! Путин! Наша матушка Россия всему свету голова!

А дальше идти некуда. Дальше — ведущие еженедельных аналитических программ, люди штучные, их не подсидеть. Они уже нечто среднее между пропагандистом и настоящими хозяевами. Они не без презрения смотрят на прочий пропагандистский мир. У них за спиной — маленькая дверца, а за дверцей — сами хозяева. И, разумеется, Корм.