Защита прав
«Из меня хотят сделать стрелочника»
Newtimes.ru, фото: gazeta.ru
30 октября в Тверском суде Москвы продолжится процесс по делу о смерти Сергея Магнитского. На скамье подсудимых — врач, бывший замначальника СИЗО «Бутырка» по лечебной части Дмитрий Кратов. Его обвиняют в халатности, которая привела к гибели юриста в СИЗО «Матросская Тишина». Почему он, врач другой тюрьмы, стал единственным обвиняемым на этом громком процессе, и кто на самом деле виноват в смерти Магнитского — Кратов рассказал The New Times
Дмитрий Кратов назначил корреспонденту The New Times встречу в офисе «Офицеров России» — эта организация взяла его под свою защиту, нашла адвоката, как только ему было предъявлено обвинение. Объяснение простое: во время первой и второй чеченских войн Кратов несколько раз был в командировках в Чечне, работал там военврачом.
– Сергей Магнитский умер в СИЗО «Матросская Тишина», а единственным подсудимым на процессе о его гибели оказались вы, врач Бутырки. Почему?
– Я не считаю себя виновным в смерти Сергея Магнитского. Мои действия не могли повлиять на его смерть. У нас в Бутырке Магнитский содержался менее четырех месяцев, из которых 39 койко-дней он провел в терапевтическом отделении. То есть медицинская помощь ему оказывалась, и это подтверждено документально. Я думаю, следствие решило, что легче судить человека по факту халатности, чем разбираться с тем, что произошло в СИЗО «Матросская Тишина».
– А что там произошло?
– Я лично убежден, что основными причинами смерти Магнитского стали физические страдания, физическая нагрузка и тяжелейший, сильнейший стресс, который он перенес во время применения спецсредств, резиновых палок и наручников в сборном отделении СИЗО «Матросская Тишина», куда его доставили (16 ноября 2009 года. — The Nеw Times) из Бутырки.
– Вы почти 20 лет работаете в тюремной системе. Объясните, почему сотрудники Матросской Тишины били Магнитского?
– Он был очень принципиальным человеком. И, может быть, когда его доставили в Матросскую Тишину, он начал предъявлять какие-то требования, был недоволен, что его вещи обыскивали. И со стороны сотрудников последовала такая реакция.
– Их могло раздражать то, что он качает права?
– Думаю, да. Я понял из жалоб, что во всех СИЗО, где он побывал (в трех, не считая Бутырки. — The New Times), он проявлял свою принципиальность.
– Давайте вернемся в 2009 год. Итак, 25 июля из СИЗО-99/1, которое называют ВИП-изолятором, где, например, содержался Ходорковский и где очень хорошие условия, в худшие условия, в Бутырку, переводят Магнитского. Это способ давления?
– Я слышал, что у руководства СИЗО-99/1 с Магнитским произошел конфликт. Когда его вели для обследования в хирургическое отделение СИЗО, он не держал руки за спиной. Это зафиксировали камеры видеонаблюдения. Ему объявили строгий выговор, он протестовал, писал во все инстанции. Кстати, в хирургическом отделении Матросской Тишины ему провели УЗИ и поставили диагноз «хронический холецистит», назначили плановую операцию.
– Повторное УЗИ ему было назначено через месяц. Мать Магнитского рассказала: 3 сентября 2009 года на приеме вы говорили, что написали рапорт начальнику УФСИН Москвы генералу Давыдову о переводе ее сына в Матросскую Тишину. Это так?
– Я этого не помню. Я, конечно, не могу спорить, если мама говорит, что так было, но я не помню. Единственное могу сказать, что в то время необходимости в проведении УЗИ Магнитскому не было.
– Вы же не специалист в области диагностики. Вы — стоматолог.
– Я окончил медицинский институт, у меня специализация «стоматология», но я прошел полный курс обучения в мединституте.
– Почему из СИЗО так трудно вывезти заключенного на медицинское обследование?
– Легче вывезти по экстренным показаниям. А в плановом порядке это сделать очень проблематично.
– Почему?
– Трудно найти конвой и трудно получить разрешение от оперативной службы УФСИН. А когда жизни человека угрожает опасность, проблем с вызовом не бывает. Но вывозят неохотно — только когда есть угроза для жизни. Боятся ответственности: был один случай, когда из СИЗО-5 вывезли подследственного в поликлинику, а он попытался взять заложников.
– Кто дает разрешение на вывоз заключенного в больницу?
– Когда речь идет о плановой госпитализации, то нужно спрашивать разрешение у оперативников.
– Мог следователь Олег Сильченко, который вел дело Магнитского, давать указания операм из Бутырки, начальнику СИЗО Дмитрию Комнову, чтобы Магнитского не переводили в больницу Матросской Тишины?
– Я об этом ничего не знаю.
– А могут ли следователи или оперативники влиять на медицинский персонал СИЗО?
– Нет. Не было случаев, когда оперативные работники или следствие запрещали нам оказывать медицинскую помощь кому бы то ни было.
– 16 ноября 2009 года Магнитскому стало плохо, и вы приняли решение о его экстренной госпитализации в больницу Матросской Тишины. Есть видео, как он из Бутырки выходит с двумя сумками к машине скорой помощи. Но нет видео, как он заходит в СИЗО «Матросская Тишина». Не странно ли это?
– В этом СИЗО по всей территории, безусловно, установлены камеры видеонаблюдения.
– Почему же ни правозащитникам, ни следствию не предоставили это видео?
– Видно, Матросской Тишине надо было что-то скрыть.
– На судебном процессе стало известно, что хирург Гаус из Матросской Тишины посчитала, что у Магнитского психоз, вызвала к нему психиатра, которого долго не пускали в СИЗО, а пустили, только когда Магнитский умер. Что было сделано неправильно?
– Мы его направляли в хирургическое отделение Матросской Тишины. Но он был брошен в камеру-бокс без медицинского наблюдения.
– У него действительно был психоз?
– В тот момент у Магнитского не было психоза. Это не только мое мнение, оно подтверждено и мнением психиатра Корнилова, который заявил на суде то же самое. А вот врач Гаус считала, что психоз был. Согласно закону о психиатрической помощи, она не должна была оставлять Магнитского одного в боксе. И не должна была разрешать применять в отношении него резиновые палки и спецсредства. Это было неправильно.
– Вас обвиняют в том, что вы поставили Магнитскому неверный диагноз и не заметили, что у него были серьезные проблемы с сердцем. Вы с этим согласны?
– Только в нашем изоляторе, а не в Матросской Тишине Магнитскому была сделана ЭКГ, в которой явной патологии заболевания сердца выявлено не было. Три первые медэкспертизы показали, что между действиями медиков и смертью Магнитского нет причинно-следственной связи. А потом в четвертой и пятой экспертизах вдруг появляются неизвестно откуда взятые диагнозы — сахарный диабет и гепатит. И нас обвиняют, что мы не обнаружили эти болезни.
– Знали ли вы, по какому делу проходит Магнитский и кто он такой?
– Ни я, ни начальник Бутырки Дмитрий Комнов не знали, кто такой Магнитский и почему после его смерти поднялся такой шум. Я был в морге на вскрытии его тела. Меня поразило, что у него были травмы на кистях, на голени, на колене. А также очень странно, что в СИЗО «Матросская Тишина» ему сделали укол в подъязычную область.
– Вы помните Сергея Магнитского?
– Помню плохо, редко видел, мне он не запомнился, я не являлся его лечащим врачом. Он не жаловался на здоровье. Жаловался, что не было горячей воды, и просил кипятильник.
– Говорят, вы положили Магнитского в больничку, потому что пожалели, что вот, интеллигентный человек находится в плохой камере. Правда?
– Да, это правда. Он находился в том корпусе, где были плохие условия. Там всего несколько камер функционировали, остальные пустовали. Там условия были гораздо хуже. Мне стало жаль Магнитского, когда я его там увидел, я захотел ему условия улучшить. У нас только в больнице получают диетическое питание, а он в этом питании нуждался. Мне сотрудники сообщили, что у него холецистит, и я решил, что его надо перевести в больницу.
– А вы не боялись, что вас обвинят в коррупции?
– Побаивался, но что делать.
– Заключенные, выйдя на свободу, рассказывают, что в Бутырке можно за деньги получить хорошую камеру, мобильный телефон, свидания с родными. Вы что-то об этом слышали?
– Нет. О коррупции в нашем СИЗО я узнал из книги Ольги Романовой «Бутырка».
– В чем специфика работы врача в тюрьме?
– Тюремный врач — не самостоятелен. Надо мной, например, стоял начальник СИЗО.
В гражданской больнице врач в любое время может назначить пациенту процедуры, в любое время по мере необходимости может его осмотреть, направить в другую больницу. В тюрьме же врач не может без разрешения сотрудников службы режима зайти ни в одну камеру. У тюремных врачей гораздо меньше возможностей по оказанию медицинской помощи. Да и к тому же в СИЗО не хватает узких специалистов.
– Вас послушать — работать врачом в тюрьме невозможно. Что держало вас почти 20 лет на этой адовой работе — большая зарплата?
– Нет, зарплата маленькая. Я не получал доплат за совмещение вакантных ставок — я иногда одновременно выполнял обязанности начальника психиатрической больницы и фельдшера медицинского кабинета сборного отделения. Я руководствовался чувством долга. За это и поплатился.
– Как вы относитесь к тому, что вас внесли в «список Магнитского»? Скоро вы не сможете ездить ни в США, ни в страны Шенгена.
– Госдеп США включил туда людей, которых он считает причастными к коррупции, и арестовал их счета. Я к таким людям не отношусь. Я никогда не был ни в одной зарубежной стране. Я живу с семьей в общежитии.
– Чего вы ждете от суда? На что надеетесь?
– Судя по тому, как велось следствие, я не надеюсь, что суд будет справедливым. Руководство изолятора тоже не считает меня виновным. Мои коллеги не признают меня виновным. Все считают, что из меня хотят сделать «стрелочника». Надеюсь больше на Божий суд.
– Есть что-то, что вас мучает?
– Меня мучает то, что тюремная медицина находится не на должном уровне.
Сергей Калинин: «Кратов — это человек, который выдавал липовые справки, ставил неправильные диагнозы, отправлял больных людей на суд. Я могу привести свой пример. Мое состояние здоровья позволяло меня актировать (освободить по болезни. — The New Times) — я был лежачим больным, но мне выдавались справки о том, что я могу участвовать в судебных заседаниях. И меня возили в суд на носилках. Я считаю, что Кратов и другие тюремные врачи нарушали клятву Гиппократа. Для них даже медицинские документы ничего не значат: только указание вышестоящего начальника и следователя. То, что сейчас происходит с Кратовым, — закономерный процесс. Кратов не признает своей вины. А зря. Он должен был бы признать вину, а он действует, как обычный заключенный, пытается что-то доказать. Что он докажет, находясь в системе? Ничего не докажет».
Newtimes.ru, фото: gazeta.ru
Другие статьи номера в рубрике Защита прав:
