Защита прав
Под пытками сознаешься! даже в убийстве собственной бабушки
Наталья ФОНИНА
«ОНИ СКАЗАЛИ, ЧТО Я ЭТОГО НЕ ВЫДЕРЖУ»
«Мама, я не знаю, кто убил бабушку. Меня подставили, и опять же не знаю, за что, потому что я никому ничего плохого не сделала, – пишет в своем письме матери Ксения Николаева, – В милиции мне заклеивали скотчем рот. После этого надевали поли-этиленовый пакет на голову.
Но это было только начало. Через несколько мгновений меня били по голове и лицу ноутбуком, со всей силы наносили битой удары по животу. Били через куртку, поэтому следов побоев почти нет.
А уж потом началось что-то ужасное... Надев противогаз, с его обратной стороны вставляли сигарету. От этого я задыхалась и теряла сознание. Всё это «следственное мероприятие» сопровождалось матерными словами, как мне казалось, обезумевших истязателей-полицейских. Я тебе потом всё расскажу.
Они мне говорили, что я сука и если не возьму вину на себя, то ко мне применят такие пытки, которых я не выдержу. Мне было страшно».
Откровение матери
Ксения была единственным и долгожданным ребенком в семье Хавиловых. Семья жила в общежитии под названием «Серая лошадь», которое представляло собой жилье по типу студенческих и семейных общежитий советского времени. Стирали белье в специально отведенной прачечной.
– В семье не складывались отношения, – рассказывает мама Ксении Валентина Хавилова. – Муж оскорблял и морально уничтожал меня, надолго пропадал из дома. Я думала, что спасу положение, потому что на тот момент у нас родился ребенок. Но ничего не получилось.
Мы развелись, хотя я продолжаю по сей день носить фамилию бывшего мужа.
После развода моя судьба сложилась более удачно. Я не вспоминала о прошлом. С родными бывшего мужа я и моя дочь никогда не общались. Сначала здоровались, встречаясь на улице, но уже спустя несколько лет бывшие родственники избегали встречи со мною, не желая поддерживать отношения.
Ксения выросла, обзавелась своей семьей. Она жила отдельно от нас, вместе с мужем в собственной квартире. Жилье я выхлопотала для дочери давно. Так бы мы и жили, если бы не трагическое событие, произошедшее в ноябре 2008 года.
Дальнегорск – небольшой провинциальный городок. И слухи о жестоком убийстве пенсионерки Надежды Хавиловой поползли по городу. Об этом жутком известии Валентина Хавилова узнала от знакомых в ателье. Они описывали в подробностях, что бабушку, Надежду Хавилову, зарубили топором в собственной квартире.
В это время ее муж уехал на рыбалку. И когда возвратился, увидел ужасное зрелище: его жена лежала лицом к полу в луже крови. Очевидно, что преступник обладал незаурядной силой и жестокостью.
Пожилые люди посторонних в дом не пускали, и поэтому сразу возникло предположение, что убийство совершил кто-то из родственников. И началось расследование.
Сначала к Валентине Хавиловой пришел сотрудник прокуратуры и попросил проехать с ним для беседы.
– Я давала показания, стараясь помочь следствию. Сетовала, что наши отношения с семьей Хавиловых расстроились, ведь всё же не чужие люди. Потом, придя домой, я узнала, что Ксению тоже вызывали в прокуратуру. Позже дочь рассказывала, что там она узнала об убийстве бабушки.
Прошло больше месяца. Никто из полицейских не беспокоил нас. Но неожиданно следственная карусель завертелась вновь.
Внезапно в нам домой пришел оперативник. Он появился, когда я ушла из дома. В квартире остались мой муж и дочь. Нежданный гость из оперативно-розыскной части спросил Ксению, настаивая на том, что ее нужно еще раз опросить.
Я слышала много откровений о том, как порою следственные действия полицейских перерастают в пыточные эксперименты. И потому не раз просила мужа об одном: не отпускать дочь в полицейский участок одну. Следуя моим наставлениям, муж ответил оперативнику, что Ксении нет дома.
Муж не успел захлопнуть за оперативником дверь, как неожиданно вышла Ксения и спросила, кто приходил. Только что покинувший кваритиру оперативник ворвался обратно в квартиру, чуть не выломав дверь, и принялся кричать. Видимо, он услышал голос Ксенни и понял, что в квартире помимо моего мужа есть еще кто-то.
Ксению выволокли из квартиры несколько оперативников. Затем ее усадили в машину и увезли.
Я пришла домой и узнала, что дочь забрали. И сразу же направилась в прокуратуру. Но меня не впустили в кабинет.
Впрочем, я не думала, что вся эта неразбериха приобретет серьезный оборот. Думала, что дочь опросят, она выйдет из кабинета, и мы пойдем домой. И я ждала.
Из кабинета, где опрашивали Ксению, то и дело выходили какой-то сотрудник. Одетый по гражданке, он суетливо сновал из одного кабинета в другой и, судя по всему, был чем-то озадачен. Наконец он подошел ко мне и сказал: «Вы знаете, что ваша дочь воровка?» И тут же, повернувшись ко мне спиной, опять возвратился к привычной рабочей суете.
Я не могла понять, о чём он говорил, потому что дочь, как я полагала, забрали для беседы по поводу убитой бабушки. О том, что она в чём-то виновна, до этого момента никто не вел речи.
Проходил час за часом. А Ксению не выпускали из кабинета. Когда стрелки на часах приблизились к 22:00, я постучалась в дверь. Но нарвалась на грубость. Из кабинета вышел один из сотрудников и, схватив меня за руку, поволок к лестнице, ведущей на нижний этаж.
Пока я сидела в коридоре, встретила Володю Хавилова, родственника убитой. Он шел в сопровождении всё тех же оперативников. Чуть позже вышел следователь, как я узнала позже, по фамилии Хаснулин.
И я принялась объяснять ему, что у Ксении дома маленький ребенок, и я не могу так долго сидеть под дверью кабинета. Но он был неумолим. Тогда я отдала следователю деньги на проезд для дочери, потому что час был поздний и возвращаться пришлось бы на такси.
Следователь миролюбиво разговаривал со мною. Я подумала, что ничего не предвещает беды, и спокойно отправилась домой. Я даже предположить не могла, что в этот момент происходило в кабинете следователя. О том, каким следственным «экспериментам» подвергли мою дочь, я узнала позже. На прощание следователь произнес, что Ксению скоро отпустят. И я ушла.
В эту ночь дочь домой не возвратилась. Мы волновались, мучительно коротая часы до утра. Следующий день тянулся еще медленнее. Легкое волнение овладевало мною. С утра я позвонила в отделение милиции и мне ответили всё той же банальной фразой: «С ней работают. Скоро отпустят». В течение дня я звонила несколько раз и меня обнадеживали, что всё хорошо.
Вечером, не выдержав, я сменила миролюбивый тон. Набрав номер дежурной части, начала говорить, что мою дочь не имеют права так долго держать в оперативной части. На очередной мой звонок, уже поздним вечером, на другом конце провода ответили, что мою дочь отпустили.
«Как отпустили? – возразила я, – Ее по-прежнему нет дома». Мы с мужем поехали искать дочь, заезжали к ее знакомым и друзьям.
И вот наконец, приехали на квартиру к Макушевым, где иногда проводила время Ксения. Увидев Виталия Макушева, я пришла в ужас. Его лицо было изуродовано: на нем отчетливо выделялись ссадины и синяки.
Я спросила его, что случилось. Ответила его мать. Она объяснила, что сына избили в милиции, причем так, что отбили почки, отчего он еле ходит по квартире. Я предложила Виталию Макушеву пойти в травмпункт и взять справку о побоях. Но он отказался. «Ксюша ваша тоже там», – многозначительно добавила мать Макушева. Я еле сдержала волнение.
Мы приехали домой утром и вновь набрали номер телефона дежурной части: «Вы сказали, что Ксению Николаеву отпустили, но она не пришла домой», – выпалила я. Какой-то сотрудник, представившийся майором милиции, произнес уверенным голосом: «Вашу дочь задержали по подозрению в преступлении».
Начались поиски адвоката. Мы заключили договор с Натальей Валерьевной Ерновской. После ее визита в СИЗО я пришла к адвокатскую контору.
«С дочерью что-нибудь сделали? Ее били?» – поинтересовалась я. Наталья Валерьевна сказала: «С ней разыграли шоу».
От адвоката я узнала, что над дочерью издевались. К ней применяли пытки, не давали есть и пить несколько суток. А когда Ксению выводили в туалет, она пыталась вскрыть себе вены. Дальше адвокат шокировала еще больше:
«Кража не подтвердилась. На нее хотят повесить убийство». Очевидно, под пытками Ксения написала явку с повинной.
Через два месяца к нам домой вновь приехали из милиции. Они требовали показать вещи. Искали, во что была одета Ксения, когда якобы совершала убийство.
По настоянию адвоката я отвезла вещи на экспертизу. На тот момент дело по убийству Хавиловой передали следователю Байрамову. Он обещал мне отправить вещи на экспертизу во Владивосток, говорил, что экспертиза поможет выяснить, виновна ли моя дочь. «И если невиновна, то Ксению отпустят», – повторял следователь.
На одежде убийцы, судя по обстоятельствам, указанным в деле, должны остаться следы преступления. Весь пол в квартире убитой был залит кровью. Убийца перешагнул огромную лужу крови. Ксения маленького роста и, если она убийца, то пятна крови должны остаться на ее одежде и обуви.
Мы с надеждой ждали результатов экспертизы. Но с ними затягивали. Результаты экспертизы были готовы через четыре месяца. И они показали, что никаких следов преступления на одежде нет. Но никто этого не принял во внимание.
Следователь будто отрекся от своих прежних слов. Он говорил уже по-иному: отсутствие следов крови и других элементов – не доказательство того, что преступление совершила не Ксения.
Отголоски российских концлагерей
Легко, одним росчерком судейского пера решаются судьбы.
Говорят, что никто не застрахован от ошибок. Страшнее, когда российские правоохранители и судьи эти ошибки не видят в упор. И посадить невиновного человека за решётку считают обычным делом, даже рядовой работой? Удобно всем – и работникам правосудия, и особенно убийцам и бандитам?
Плохо только обычным гражданам, которые становятся жертвами либо убийц, либо правоохранителей.
Наталья ФОНИНА
Другие статьи номера в рубрике Защита прав:
