Защита прав
Бездомные в третьем поколении
Анастасия Попова
В школе дочь Дины Родионовой ходит сонная. Когда девочку спрашивают, почему она не сделала уроки, она отвечает: «Нет условий». 11-летняя Яна и 6-летняя Аня спят на ящиках в комнате, где температура около 15 градусов. У самих девочек, у их мамы и бабушки страничка в паспорте с графой «Регистрация» пуста.
Вы подумаете, что речь пойдёт о какой-то семейке бичей... Нет, Родионовы – самая обычная владивостокская семья с проблемами, которые, наверное, есть у каждой второй городской семьи. У них нет квартиры. Нет и никогда не было.
– Моя мама – воспитанница детского дома, – говорит Дина Родионова. – До моего рождения мама воспитывалась на Камчатке. Какие-то люди из Москвы забрали группу детей и увезли их в Москву. Среди этой группы была и моя мама. Им предоставили училище. Жилья не дали – дали что-то вроде казармы. Кто выживет, тот выживет.
В Москве сухой климат, когда я родилась, мне он не подошёл, мама вернулась на Камчатку. Во Владивосток мы приехали, когда мне было 20 лет. Потом я родила Яну, через пять лет Аню. Я в то время устроилась на работу. Мне дали временное жильё, но регистрации не дали. Как мне сказали, детей регистрировать тоже не будут.
Вот так, по временным жилищам семья таскается всю жизнь. В 2004 году администрация города поставила Родионовых на очередь по распределению жилья. Как говорит Дина, сначала она была в очереди 650-ой, но очередь двигалась быстро, в итоге за несколько лет она стала 174-ой, но в конечном итоге её поставили в общую очередь города, а там около 5000 человек.
– Нас, матерей-одиночек, бросили в обычную очередь. Я сказала: «Я не согласна, я живу одна». Мне ответили: «Может, вы живёте одна, но некоторые из-за льгот живут с мужчинами, не расписываясь», – вспоминает Дина.
Сначала Родионовы проходили по адресу на Толстого, 38. Хозяйка квартиры уезжала в Корею. Когда она вернулась, Дине пришлось искать друге жилье. Нашла частный дом на улице Всеволода Сибирцева. Дом попал под снос из-за строительства моста.
– Раньше я жила и временно регистрировалась по этому адресу – на год, на три года. Дом пошёл под снос. Хозяйке квартиры что-то дали. Я обратилась в мэрию в связи со сносом дома, просила оказать содействие. Но мне не предоставили ничего.
В администрации Владивостока Дине так и заявили: «Мы тебе помогали, теперь решай свои проблемы сама».
Хотя я не пойму – в чём ей помогали, если с людьми, которые давали Родионовым пожить и на Толстого, и на Всеволода Сибирцева Дина договаривалась сама.
Это были просто добрые люди – знакомые. Администрация Владивостока, как получается во многих сложных ситуациях – ни к чему и ни за чем. Так. дорогостоящая иллюзия суеты в пользу граждан... А на деле – обыкновенная бездонная бочка, в которой пропадают деньги налогоплательщиков.
– Сейчас мы живём у знакомых. Я случайно нашла этого человека через одну благотворительную организацию, а потом выяснилось, что она знает мою дочь Яну.
Сейчас вокруг жилья, где остановились Родионовы, происходят судебные споры. Человек, который дал им пожить у себя, участвует в спорах за квартиру. Родионовых пустили, чтобы не отдать жилплощадь «врагу». Как только суды закончатся, им опять будет негде жить.
Как говорит Дина, у девочек проблемы логопедического характера. И, возможно, они могли бы претендовать на инвалидность, но...
– Инвалидности у детей нет. Даже если есть проблемы, из-за прописки я не могу её оформить, – говорит Дина. – Маме 57 лет, она всю жизнь, в основном, жила в заброшенных деревнях, а потом мы поехали в город. Мама работает вахтёром в университете. Доход в семье маленький, квартиру снимать мы не сможем.
Дина судится с мэрией, потому что ей не предоставили маневренный фонд до выяснения, нужно ли семье жильё.
– Дома, где мы сейчас живём всё продувается, дети спят на коробках. Дети смирились. Хотят лучшей жизни. Хотят, чтобы была квартира и было всё, как у нормальных людей. Яна ходит в школу и говорит: «Мама, у меня нет жизненных условий».
Учителя спрашивают мою дочь: «Почему ты не сделала уроки?». Она отвечает: «У меня нет жизненных условий». В школе сидит полусонная, её спрашивают: «Почему ты спишь?» Она отвечает: «Я не высыпаюсь». Меня спрашивают: «Во сколько ребёнок ложится спать?» Я говорю: «Вы сначала посмотрите, на чём они спят, а потом спрашивайте, во сколько они ложатся».
Сосед снёс деревянную пристройку к дому, всё начало гнить, гниёт дверь, которая выходила на улицу. Если я куда-то выбегаю на работе, меня спрашивают: «Почему куртку не надела?» А какой смысл её надевать? Мы привыкли к холоду.
Дети стараются не обращать внимания на то, как живут другие дети. Им больно, но они стараются на этом не заостряться. Бывает, люди снимают жильё. Мэрия так и рассуждает, будто мы приехали из деревни, чтобы работать в городе. Но если бы это было так, я бы не обратилась в мэрию никогда.
У нас нет и не было прописки...
Дина плачет. Ей стыдно за свои слёзы. И стыдно за слёзы детей. И детям стыдно за то, как они живут. И горько, что выхода нет и не будет. Она завидует тем людям, у которых есть хоть какая-то прописка – хоть в самом глухом селе. Если у тебя есть прописка, тебя проще возьмут на работу. А если страничка с регистрацией вообще пуста – ещё не факт, что ты существуешь.
Готова ли Дина поселиться в самой заштатной деревне края? Это даже не обсуждается – город должен давать жильё только в городе. Заикнуться о крае – слететь с очереди.
Если Дина с матерью и детьми снова окажется на улице... Она соберёт все пожитки и сядет напротив мэрии. И будет сидеть. Во всяком случае, у неё сейчас такое желание.
Мы недавно писали про то, как продают «Бургер» возле Лазо. Дина как раз там работает. И недавно она и другие сотрудники подписали бумагу, что якобы они согласны с грядущими увольнениями.
Если она лишится работы, жить ей будет не на что...
В детстве я жила в бабушкиной трёхкомнатной квартире, читала Достоевского, и мне казалось, что это очень страшно – снимать конуру, зарабатывать проституцией, болеть туберкулёзом и алкоголизмом. Я вообще думала, что невозможно опуститься до такого дна, на котором живут герои Достоевского.
Но после того, как я сама снимала койко-место на кухне у одной бабули, после того, как моя подружка сделала аборт, потому что ей и её парню негде растить ребёнка, я поняла, что мы не просто достигли дна, а пробили его и сейчас проживаем в аду.
Да, история жизни Дины чудовищна. Однако её проблемы мало чем отличаются от проблем почти любого молодого человека любого крупного города.
Анастасия Попова
Другие статьи номера в рубрике Защита прав:
