Посиделки
Улыбки Джоконд
Борис Мисюк.
Прямо на макушке выскочил у меня прыщ. Да странный какой-то, мягкий. Под кепкой однако не видно, ну и пёс с ним, думаю. Знакомый мужик амикошонски шлёпнул как-то меня «по лысине», то есть по кепке, и прыщ тот раздавил. Прижёг я это мокрое место одеколоном и забыл. Ан нет, зловредный прыщ довольно скоро вырос снова.
Ну и пёс с ним, думаю, не болит и под кепкой не виден. Но однажды, садясь в маршрутку, забодал головой дверной косяк, и снова лопнул противный мягкий прыщ. И когда он, как та птица на «ф», возник в третий раз, я показал его знакомому Айболиту, хирургу.
– Удалять надо, – объявил он безапелляционно. – Это кожный рог.
При слове «рог» я невольно вздрогнул и заоправдывался:
– Д-да вроде не наставляли мне...
Взглянув не то осуждающе, не то многозначительно: как знать, мол, как знать, Айболит назначил мне время на завтра.
Наутро я как штык был в больничке. Впрочем, это раньше, в эпоху бесплатной медицины, бытовали у нас одно-двухэтажные больнички, а сейчас... Ну да, семиэтажный храм Асклепия-Эскулапа с троекратным, как ура и эхо, названием «Краевой диагностический центр» за «больничку» может тебе и отомстить.
Задрав голову, я поймал кепку, едва не раздавив злополучный рог. Не зря говорится на Руси про высокие горы и колокольни: шапка с головы валится. В общем, проникся я и пошёл сдаваться.
Операционная оказалась аж на самом верхнем этаже. Айболит усадил меня на белый, в простынях, топчан, помазал плешь йодом, сделал укол, поколдовал надо мной минуты три – и все дела. Подошла медсестричка, повозилась на моей маковке, чем-то придавила сверху, крест-накрест заклеила пластырем и ушла. Не поворачиваясь, я спросил Айболита, знает ли он, что такое «крест-накрест». В его «нет» послышались мне усталость и грусть. Я обернулся и увидел его сидящим в кресле и буквально залитым моей кровью.
– На голове сосудов – как нигде, – словно оправдываясь, объяснил он.
– Крест-накрест – это значит: поп на санитарке, – выдавил я из себя смешной вроде бы «перевод», но Айболит мой тоже выдавил с трудом полуулыбку и велел мне лечь и полежать полчаса.
От укола или от потери крови я в самом деле забалдел и смирнёхонько провалялся на топчане целых полчаса, даже вздремнул слегка. Поднявшись, увидел зеркало, заглянул и подивился толщине марлевой нашлёпки на плеши. Вот те и прыщ! Поблагодарил сестру и, вспомнив, что забыл перемолвиться ещё об одном деле с Айболитом, узнал, в каком кабинете он ведёт приём, и двинулся на поиски с седьмого на первый. Каждый этаж храма Асклепия напоминал критский лабиринт, а меня и так пошатывало, как на кренящейся палубе, но вот наконец я увидел искомый номер на двери с табличкой: онколог-маммолог. По обе стороны на диванах сидело восемь печальных женщин. К онкологу, понятно, радостные не ходят. Эти бедняги явно готовили себя к страшному – к тому, чтобы расстаться, увы, как минимум с половиной самой нежной своей красоты. Я прислонился спиной к стене прямо напротив двери. Айболит мне нужен был всего на несколько слов, и я спросил, надеясь проскочить между А и Б, точнее между М и Ж:
– Там женщина или мужчина?
– Женщина, – тихонько буркнула одна. А сидящая рядом с ней, самая симпатичная, большеглазая и злая, выстрелила в меня глазищами и выкрикнула:
– Он же маммолог!
– Но он же онколог, – эхом отозвался я.
– Но он же маммолог! – немедленно последовал второй выстрел.
– Но он же и онколог, – попытался я, как представитель мужской половины человечества, взять на себя половину страшного груза, чувствуя в то же время, что становлюсь похож на какаду.
– Но он же маммолог!!! – прогремел контрольный выстрел в мою и без того раненую голову. Я выжил однако и даже вполне твёрдо промолвил:
– Он – три в одном: он – вот, видите, – я ткнул пальцем в толстую нашлёпку на маковке, – он ещё и мужикам рога спиливает!..
Муть в голове ещё не прошла, и я выговорил эти слова на полном серьёзе, тем более, что это было стопроцентной правдой. Поэтому реакция женской аудитории меня поразила: все как одна буквально в мгновение ока из мучениц превратились в весёлых красавиц! А особенно та, большеглазая расстрельщица. Она не просто сияла, а натурально лучилась радостью, точно с подругой делилась своими победами, от которых наверняка муж её стал смахивать на марала.
Меня без звука и даже, кажется, с удовольствием пропустили, как только вышла из кабинета больная. Через тридцать секунд вышел и я, поблагодарил женщин и удалился, провожаемый жизнерадостными улыбками.
Вот и всё! Айболит мой, я понял, останется сегодня без работы.
Борис Мисюк.
Другие статьи номера в рубрике Посиделки:
