Вселенная
“Я жив… тобой и Господом храним”
Маргарита Пархоменко
“Наконец то я встретил вас!”
Он увидел ее на экране во французском фильме “Колдунья” по мотивам повести Куприна “Олеся”, очаровательную диву, звезду мирового кино – Марину Влади. И полюбил. Может быть, она представилась ему, как герою повести то лукавой, то с сияющей нежной улыбкой.
Я смутно помню этот фильм, но образ милой, со славянской притягательностью девушки, с длинными белокурыми волосами, рядом с вольным норовистым конем, готовым унести в запредельные дали всадницу, стоит у меня перед глазами четко и незыблемо. Владимир, влюбившись в Марину с первого взгляда, позвал , заколдовал и притянул ее к себе через пространство времени. Я потом прочитала у Мопассана в новелле “Магнетизм” о соединение душ через огромное пространство, тайном влиянии одного существа на другое.
В 1967 году Марина Влади приехала в Москву на фестиваль, ее пригласили посмотреть репетицию спектакля “Пугачев”, пообещав, что она увидит одного из самых удивительных актеров, некоего Владимира Высоцкого. “На сцене неистово кричит и бьется полураздетый человек. От пояса до пояса он обмотан цепями. Ощущение страшное …. Я была потрясена силой, отчаяньем, необыкновенным голосом актера. Он играет так, что основные действующие лица постоянно растворяются в тени. После спектакля в ресторане ВТО краешком глаза я замечаю, что к нам направляется невысокий, плохо одетый молодой человек. Я поворачиваюсь к нему, он подходит, молча берет мою руку и долго не выпускает. Потом целует ее, садится напротив и уже больше не сводит с меня глаз. Мы смотрим друг на друга, как будто всегда были знакомы. Ты не ешь, не пьешь. Ты смотришь на меня. Наконец то я встретил вас.” Вот оно – Чудо! Слава Господу, что они есть, эти Чудеса.
Откровения Марины Влади.
Так начиналась история любви, которая определила всю жизнь Марины на 12 лет. И вот, после семилетнего отсутствия, Марина Влади вернулась на сцену со спектаклем, посвященным Владимиру Высоцкому. Он создан на высокой творческой ноте, где речь не о барде, а о Поэте. Все определено судьбой, даже выбор театра “Buffes du Nord”.
Марина выходит на сцену в длинном платье жемчужного шелка. На плечи наброшена шаль. Узкий занавес, той же материи, спускается сверху. На нем время от времени возникает проекция глаз Высоцкого на сцене театра Питера Брука. Марина рассказывает: «Сидя на полу на больших подушках мы смотрели “Тимона Афинского” Шекспира в мастерском исполнении актеров Питера Брука. Несколько лет назад театр сгорел, и после пожара остались лишь голые стены, здание не стали восстанавливать, только заново настелили пол и все пространство превратилось в огромную сцену, где актеры как бы смешиваются с публикой, и от этого зрители напоминают детей, усевшихся в круг, что бы послушать сказку. Ты в восторге, ты кричишь: “Браво!”. И когда зал пустеет, невысокий человек с всклокоченными седыми волосами направляется к нам , ты бросаешься его обнимать. Потом Питер Брук просит тебя спеть. Теперь приходит твоя очередь краснеть от удовольствия.… В опустевшем театре громче звучит твой голос, заполняя пространство глухими раскатами русских слов. Актеры все как один застыли в напряженных позах, подались вперед, стараясь не упустить ни слова, ни ноты из песни. Но кто меня буквально потрясает – это сам Питер, – рассказывает Марина – в течение всего импровизированного концерта, он смотрит на тебя полными слез глазами и восторженно улыбается. И когда час спустя мы выходим из театра, ты говоришь мне: “Я впервые пел на Западе. Вот видишь – это вполне возможно, меня хорошо слушали”. Слушали и слушают. Что в России – это понятно: проникновенный, с хрипотцой голос, который трепетен от энергетики, всегда был созвучен русской душе.
Но вот в Париже на сцену театра Питера Брука выходит Марина Влади, с седыми волосами, слегка располневшая, актрисе сейчас 68 лет. Но вот проходит несколько секунд и Марина Влади перевоплощается на глазах, по словам журналиста Екатерины Богопольской. Красавица, с неподражаемым обаянием, женственная и грациозная. Прежняя, легендарная Марина Влади, но с помудревшей душой, очищенной в страданиях. Она пела песни Высоцкого и раньше, вместе с ним записана пластинка, но это было не глубинное лирическое прочтение текста поэта. На этом спектакле она поет дивно, внутренне преображаясь, то озорно, то бесшабашно по-цыгански – “Чуть помедленнее кони”, то с бесконечной грустью русских народных песен – “Я несла свою беду”. Ничто не случайно. Пока мы верим в свою мечту. И добиваемся своей цели и тогда Бог нам в помощь.
“Гамлет” в театре на Таганке шел редко. Владимир Высоцкий был то на съемках, то во Франции с Мариной Влади, то на гастрольных концертах. Он был единственным исполнителем роли Гамлета без дублера. Сейчас говорят, что это его лучшая работа на сцене прославленного театра под руководством Юрия Любимова. И – о Чудо! Мне посчастливилось побывать на этом спектакле, на который просто невозможно было попасть. Театралы-москвичи не могли. Вы только входите в зал, усаживаетесь на свое место, смотрите на сцену, где нет занавеса, а в глубине беленная кирпичная стена. Вам не по себе, вас кто-то рассматривает, в глубине пустой сцены сидит молодой человек, словно пришедший сюда с Таганской площади. Он смотрит на вас и перебирает струны гитары. Я своей спутнице: «Это Высоцкий”.
- Да что ты! – она бросает мне в ответ.
- Не может быть?!
- Да, Высоцкий, - уже с сомнением настаиваю я.
Еще не затих шум в зрительном зале, а молодой человек в черной водолазке и в темных бархатных брюках, поднимается и подходит к микрофону на авансцену. Точно. Это Владимир Высоцкий, он запевает, как песенный эпиграф, стихотворные строчки Бориса Пастернака о Гамлете: “Гул затих, я вышел на подмостки…”
В спектакле “Гамлет”, который я видела на Таганке, кроме означенных у Шекспира ролей был придуман режиссером еще один персонаж – это огромный, груботканный занавес, светло-серого цвета, который перемещался в разных направлениях на сцене. Красиво подсвеченный, он смотрелся то гигантской паутиной, в которой все увязли, то шалью, которая окутывала влюбленных, то продырявленной сетью, то парусом, который мотается по волнам жизни. Можете представить кипящие волны и сгусток энергии актера, который сливается с парусом и вот еще усилия, еще – и он выпрыгнет из бури “быть или не быть”.
Смертельно раненный, но отомщенный Гамлет говорит последние слова: ”Дальнейшее – молчание”. Актер, выложившийся до конца, как после схватки человека со штормом, лежит на сцене в полной темноте несколько минут и зрители, пронзенные страданьем, не встают со своих мест, кажется, и аплодисменты не уместны. Словно свою жизнь проживал на сцене актер Высоцкий, а не принца Датского, говорят, таким был каждый спектакль, а не только тот, на котором была я: в Париже, в Марселе, в Варшаве, в Белграде и т.д. Кто предполагал, что Гамлет станет его лебединой песней.
Вполне закономерно, что на парижской сцене спектакль о Высоцком начинается с записи фрагмента из “Гамлета”, самой блистательной роли актера. И завершится спектакль репликой уходящего за другие горизонты принца Датского, поэта вселенского: “Дальнейшее – молчание”.
Спектакль, сделанный Мариной Влади и с большим вкусом поставленный режиссером Жаном-Люком Тардье, звучит как единый страстный монолог, вдохновленный прощальными словами Владимира к Марине: «Я жив, двенадцать лет тобой и Господом храним”.
Маргарита Пархоменко (проект “Пространство культуры”)
Другие статьи номера в рубрике Вселенная:
