Политика
Исход в Москву или поход на Москву?
Надежда АЛИСИМЧИК
К 150-летию (1861-2011 гг.) отмены крепостного права в России
Третий этап крепостного права, начавшийся 10 лет назад, отличается от двух предыдущих тем, что на этот раз крепостные бегут не просто из сел в города.
Теперь бежит вся Россия исключительно в один город – в Москву! Там уже живет каждый десятый россиянин и, надо полагать, каждый десятый эсэнгэшник тоже. По неофициальной статистике, в Москве сейчас 17 миллионов. Не считая питерцев, разумеется!
Лубянская садистка
Дом серийной убийцы и садистки, помещицы Дарьи Салтыковой, находился в Москве на углу улиц Большая Лубянка и Кузнецкий Мост. Именно на этом месте позже были построены здания, принадлежащие ныне ФСБ России. Кроме этого дома у крепостницы был еще и «филиал» Лубянки – усадьба (ныне посёлок Мосрентген), где она тоже совершала убийства и истязания крепостных.
Дарья Николаевна Салтыкова (11 марта 1730 – 27 ноября 1801) – столбовая дворянка, была замужем за ротмистром лейб-гвардии Конного полка Глебом Алексеевичем Салтыковым. Она родила ему двух сыновей и вела набожный образ жизни, делая пожертвования церкви и совершая паломничества к православным святыням.
Овдовев в двадцать шесть лет, Дарья получила в своё полное владение около шестисот крестьян в поместьях, расположенных в нескольких губерниях. Через полгода после кончины мужа Дарью понесло, она начала регулярно избивать прислугу.
Била первым попавшим под руку предметом, но чаще всего – поленом! Пристрастившись к насилию, лубянская садистка могла обварить жертву кипятком, поджечь ей волосы на голове. Таскала за уши горячими щипцами для завивки волос. Многие убитые ею крепостные, по словам свидетелей, не имели волос на голове: Салтычиха рвала волосы пальцами. Жертв морили голодом и привязывали голыми на морозе.
Жалобы на ее зверства оборачивались плетью и ссылкой в Сибирь самих жалобщиков. У Салтычихи было много влиятельных родственников, а также и денег, чтобы подкупать чиновников. Но двум крестьянам, Савелию Мартынову и Ермолаю Ильину, жён которых она убила, всё же удалось передать жалобу только что вступившей на престол Екатерине II. Причем, есть сведения, что у каждого из этих крепостных она замучила по три жены.
Началось расследование. Основываясь на данных домовых книг Салтычихи, был составлен список из 138 фамилий крепостных, судьбу которых предстояло выяснить. Согласно официальным записям, 50 человек считались «умершими от болезней», 72 человека – «безвестно отсутствовали», 16 считались «выехавшими к мужу» или «ушедшими в бега». В имении был произведен обыск, во время которого крепостные показали, что Салтычихой было убито 75 человек, в основном женщины и девушки.
Просвещенная Екатерина II решила провести показательный процесс в пользу новой законности. Салтычиху взяли под стражу. Был произведён повальный обыск и в ее лубянском доме, где были найдены бухгалтерские книги, содержавшие сведения о взятках чиновникам московской администрации. Взятки получали начальник полицмейстерской канцелярии Молчанов, прокурор Сыскного приказа Хвощинский, присутствующие Сыскного приказа Вельяминов-Зернов и Михайловский, секретарь Тайной конторы Яров, актуариус Сыскного приказа Пафнутьев.
Судебное разбирательство длилось более трех лет. В конце концов, судьи признали обвиняемую «виновной без снисхождения» в тридцати восьми доказанных убийствах и пытках дворовых людей. Однако сенаторы не стали выносить конкретного приговора, переложив бремя принятия решения на Екатерину II. Императрица несколько раз переписывала приговор.
В итоге Салтычиха была лишена дворянского звания и приговорена к пожизненному заключению в подземной тюрьме без света и человеческого общения. А также к отбыванию в течение часа «поносительного зрелища» на Красной площади – стоянию на эшафоте, прикованной к столбу, с надписью над головой «мучительница и душегубица».
Ее сообщников, священника села Троицкого и одного из «гайдуков» и конюха помещицы, сослали на каторжные работы.
Через 11 лет режим содержания был ослаблен, Салтычиху перевели в каменную пристройку к храму с окном. Но свой буйный нрав узница так и не утратила. Когда у ее окна собирались любопытные, она ругалась, плевала и совала палку сквозь открытое в летнюю пору окошечко.
Дарья Салтыкова провела в тюрьме 33 года. Похоронена на кладбище Донского монастыря, где была похоронена вся её родня.
Партийно-чекистское крепостное право
В 30-е годы прошлого столетия, к началу повальной коллективизации, Лубянка имела свои филиалы уже по всей стране. И потому крестьяне за очень короткий срок лишились нажитой собственности, превратившись опять в крепостных. Но теперь они были крепостными не конкретного помещика, а крепостными государства. А, стало быть, истязать их было можно сколь угодно, а пороть и судить за это было некого. Ну, не выпорешь же государство за истязание крестьян!
Коллективизация наиболее бурно проводилась с 1929 по 1933 годы. К ее началу в СССР проживали примерно 160 миллионов человек, из которых 130 миллионов составляли крестьяне. В одном только 1930 году через «тройки» органов ОГПУ прошло почти 180 тысяч человек, из которых около 19 тысяч были осуждены к расстрелу, и около 100 тысяч – к заключению в тюрьмах и лагерях.
Вот одна из типичных историй раскулачивания, которую приводит в своих исследованиях историк Кирилл Александров:
«Было мне тогда четыре года, когда пришли раскулачивать моих родителей. Со двора выгнали всю скотину и очистили все амбары и житницы. В доме выкинули всё из сундуков, отобрали все подушки и одеяла. Активисты тут же на себе стали примерять отцовские пиджаки и рубашки. Вскрыли в доме все половицы, искали припрятанные деньги и, возможно, золото.
С бабушки (она мне приходилось прабабушкой, ей было больше 90 лет, и она всегда мёрзла) стали стаскивать тулупчик. Бабушка, не понимая, чего от неё хотят активисты, побежала к двери, но ей один из них подставил подножку, и когда она упала, с неё стащили тулупчик. Она тут же и умерла.
Ограбив нас и убив бабушку, пьяные уполномоченные с активистами, хохоча, переступили через мёртвое тело бабушки и двинулись к нашим соседям, которые тоже подлежали раскулачиванию, предварительно опрокинув в печи чугуны со щами и картошкой, чтобы мы оставались голодными.
Отец же стал сколачивать гроб из половиц для бабушки. В голый и разграбленный наш дом пришли женщины и старушки, чтобы прочитать молитвы по новопреставленной рабе Господней. Три дня, пока покойница лежала в доме, к нам ещё не раз приходили уполномоченные, всякий раз унося с собой то, что не взяли ранее, будь то кочерга или лопата. Я сидела на окне и караулила – не идут ли опять активисты. И как только они появлялись, быстро стаскивала со своих ног пуховые носочки, которые мне связала моя мама и прятала под рубашку, чтобы их у меня не отняли.
В день, когда должны были хоронить бабушку, в наш дом ввалилась пьяная орава комсомольцев. Они стали всюду шарить, требуя у отца денег. Отец им пояснил, что у нас уже всё отняли.
Из съестного в доме оставалось всего килограмма два проса, которое мама собрала в амбаре на полу. Его рассыпали в первый день раскулачивания из прорвавшегося мешка, который тащили пьяные комсомольцы. Пока они рылись в доме, мама незаметно сунула в гроб, под голову мёртвой бабушки, наш последний мешочек с просом. Активисты, не найдя в доме денег, стали их искать в гробу у покойницы. Они нашли мешочек с просом и забрали его с собой».
Ограбленные крестьяне повалили в города, а интеллигенция – за границу. Федор Шаляпин в книге «Маска и душа» вспоминает: «Лёг спать… часа в два ночи… Молодые солдаты с ружьями и штыками, а с ними двое штатских, мне рапортуют, что по ордеру революционного районного комитета они обязаны произвести у меня обыск. Я говорю: «Недавно у меня были, обыскивали». – Это другая организация, не наша. Всё перерыли, нашли 13 бутылок вина, игральные карты и револьвер, на ношение которого имелось разрешение. Всё унесли! Остальное было экспроприировано ранее».
Опять пришли
Чем, собственно отличается партийно-чекисткая экспроприация в СССР от нынешней? Например, от грядущей экспроприации квартир за неуплату услуг ЖКХ? Да еще, принимая во внимание, что к этой уже непосильной плате единоросы готовят в Госдуме закон о налоге на недвижимость, т.е. налог на эти самые квартиры.
Интересно, как они будут исполнять этот закон? Ведь недвижимость – это то, что намертво стоит на земле, а наши-то квартиры висят в воздухе! Придомовых территорий в России приватизировано порядка 2%! Впрочем, наше правосудие всегда найдет выход в пользу крепостников, будь они помещиками, государством или просто бандитскими крышами.
И вот мы опять крепостные, но теперь уже коррупционно-криминальной системы исполнительной и законодательной власти, слившейся в экстазе вседозволенности с правоохранительными органами и судами. Только взятка, только деньги – единственный действующий закон этот системы. И полное подчинение единовластию этой системы.
Экспроприация опять идет полным ходом! Называй это хоть рейдерством, хоть госнуждами для строительства важных мостов и стадионов, а суть та же!
События в станице Кущёвской – эталон третьего этапа крепостного права. Ведь в Краснодарском крае практически все земли поделены между властью и бандитами. Наши хрущобы фактически тоже уже на грани завершения экспроприации членами ОПГ, именуемыми «ЖКХ» и «УК».
В Европе эту российскую крепостную «чуму» так и называют – экспроприация. Например, Стокгольмский арбитраж нашел три свидетельства заинтересованности российского правительства в экспроприации имущества «ЮКОСа»: избирательность преследования, метод налоговой проверки и распродажа ее активов.
Особенно впечатляет продажа «Юганскнефтегаза», принадлежавшего «ЮКОСу». Тогда победителем аукциона стала никому не известная ранее компания «Байкалфинисгруп», у которой не было даже офиса. Сразу как-то вспоминается экспроприация у крестьян при коллективизации дойных коров в целях извлечения молока из вымени.
В статье использованы материалы Википедии
Надежда АЛИСИМЧИК.
Об экспроприации многомиллионного хеджевого (англ. hedge fund – частный) фонда уроженца Чикаго БИЛЛА БРАУДЕРА, адвокат которого Сергей Магницкий умер в тюрьме, читайте на пятой странице «АВ».
Другие статьи номера в рубрике Политика:
