Защита прав
Острог
Ирина ГРЕБНЕВА
В конце июля в редакцию поступило тревожное сообщение от третьих лиц о голодовке в Чугуевской колонии
Я обратилась за разъяснениями и комментариями к начальнику управления исполнением наказаний полковнику Анатолию Фридриховичу Завадскому.
Голодовку в Чугуевской колонии он отрицал и предложил мне съездить туда через неделю вместе с ним. Но поскольку я стремилась узнать хоть что-то срочно, к очередному выпуску газеты, мне разрешили встретиться с заключенным этой колонии Юрием Жаворонковым в СИЗО №1 г. Владивостока. Ничего хорошего от этой встречи я не ждала, тем более, что меня предупредили, что разговаривать со мной он не желает.
Юрий сказал, что отбывал наказание в СУС (строгие условия содержания) за якобы отказ делать физическую зарядку, что сам он отвергает. Как раз в СУСе все и произошло. 29-го июля заключенных вывели из помещения для обыска. У многих попортили и позабирали вещи. 30-го они объявили голодовку из-за этого, и тут же 7 человек забрали и увезли во Владивосток. В отряде многие болеют, а санчасть на ремонте уже четыре месяца. Кормят отвратительно. В рационе прописано мясо, но они его видят редко. Никаких овощей и фруктов нет, только квашеная капуста. Теплыми вещами и постельным бельем в основном из дома снабжают.
Для меня остался неясным один вопрос (возможно потому, что я вообще очень мало значения придаю вещам): стоило ли затевать голодовку из-за домашних передачек? Голодовка - крайняя мера...
За три дня до поездки мне позвонили по телефону. Незнакомый мужской голос сообщил мне, что заключенные в колонии уже знают о моем приезде и ждут меня.
Материалы для строительства
В среду 9 августа я отправилась в Чугуевку вместе с полковником Завадским и начальником организационного управления полковником Вёрсткиным. Рустам Абдужаббарович Бакиров исполняет обязанности начальника колонии совсем недавно. Анатолий Фридрихович признался, что отстранил прежнего руководителя за бездеятельность. Что ж, Рустама Бакирова бездеятельным никак не назовешь! Многие помещения уже сияли свежими стенами, полами, окнами. В других вовсю кипела работа.
Работают, конечно, заключенные, и не только “для дома”, но и на заказ. Чугуевская колония - лидер по изготовлению лотков, поддонов, срубов, банек и даже легких вагончиков, которых выпускали до десяти штук в сутки. У предприятия есть своя делянка для заготовки леса.
Я спросила, сколько зарабатывают заключенные. Рустамов ответил, что около тысячи рублей каждому работающему колония ежемесячно переводит на его лицевой счет после всех удержаний. Через пять минут мне разрешили побеседовать с двумя заключенными, которые ремонтировали кабинет. Сергей Гузанов и Руслан Шамсутдинов честно старались не сказать ничего плохого про заведение, в котором обитают: кормят очень хорошо, всегда бывает мясо, одежду, обувь и постельное бельё - всё получают. Но откуда им знать, что там начальник сказал в кабинете? Они сказали мне совсем другое: работают с 8 утра до 18 вечера, перерыв - 1 час на обед, зарабатывают по 200 рублей в месяц.
Для кого все это?
Мне показали необыкновенно чистую просторную спальню для заключенных с удобными двухъярусными кроватями - очень похоже на то, что я видела в солдатских казармах. Банное помещение, прачечную и даже умывальник-душ-туалет, в котором, впрочем, была только холодная вода, и то под слабым напором. Жаркую кухню, полностью оснащенную необходимым для приготовления пищи оборудованием, и целую плеяду вспомогательных комнат с аккуратными надписями: “Для разделки рыбы”, “Для разделки мяса” и так далее.
Побывали и в столовой, где уж совсем неожиданно я увидела двух человек на сцене, играющих на гитарах. Их неживые отрешенные лица больно резанули меня по сердцу. Попыталась поговорить с ними. Младший молчал, сохраняя свой прежний вид. Старший несколько оживился и сказал, что в колонии есть самодеятельность и они здесь часто репетируют.
Меня берегли от заключенных
Я увидела группы заключенных на улицах, отделенных металлическими сетками, которые напряженно следили за нашим шествием с начальством во главе. Полковники посоветовали мне не останавливаться и не разговаривать с ними, ибо это опасно. Но одной из таких групп мне удалось вручить газеты, которые мгновенно были разобраны между заключенными. Тогда один из офицеров забрал у меня сумку с оставшимися газетами под предлогом помочь их носить. Через 10 минут он с милой улыбкой заявил, что уже все газеты раздал по назначению.
Я обратилась к Анатолию Фридриховичу с просьбой посетить СУС, где и возник конфликт между руководством колонии и заключенными. Он не повел меня туда, показал бетонный пол и стены в коридоре и сказал, что в СУСе так же серо. Заверил, что к сентябрю для проштрафившихся заключенных будет выстроено другое помещение, с более щадящими условиями жизни.
Полковник Завадский вызвал в кабинет к себе на беседу почти всех обитателей СУСа, и я благодарна ему за это.
“Красные” и “черные” заключенные
Первым был Павел Возницкий, который просил перевести его в другую колонию. Про конфликт сказал только, что у него пропала сумка с вещами. В СУС попал за то, что якобы не делал утреннюю зарядку, с чем категорически не согласен. На предложение Завадского писать прокурору жалобу ответил, что жалобы писал, как положено, отдавал в дежурку, но куда они потом деваются - неизвестно. Анатолий Фридрихович заверил заключенного, что вещи либо найдут, либо возместят ему все убытки, обсудил с ним, в какой колонии ему будет лучше, предложил немедленно написать заявление и разрешил перевод. Потом сказал Павлу Возницкому, что несмотря на 60 взысканий он вполне может рассчитывать на досрочное освобождение, если далее будет вести себя вполне прилично.
Потом привели Анатолия Антонова. Юркий парень очень быстро говорил, вспоминал неких общих с полковником Завадским знакомых. Парню 23 года. В 18 лет его посадили на семь лет. В отряде СУС с 2004 года. Оказалось, что он был в других колониях активистом, а здесь не сложилось, поэтому Анатолий Фридрихович посоветовал ему выходить на взаимодействие с администрацией. После ухода парня он пояснил мне, что этот парень - “красный”, тогда как первый относился к “черным”, то есть к тем, кто часто возмущается и протестует.
По лезвию ножа
Василий Скворцов был осужден сначала условно. Трижды не явился на проверку и оказался в колонии. В СУС попал год назад, участие в голодовке отрицает. Полковник советует ему работать, чтобы обеспечивать жену и дочь. Скворцов работать согласен, но утверждает, что ему не платили, когда он работал раньше. А в ответ на замечание Завадского, что на хорошей работе можно получать до 1400 рублей, пораженно восклицает: “Первый раз слышу!”
Первым рассказал о случившемся Евгений Курячев, 1982-го года рождения. Неоднократно судим, отсидки начинал с Находкинской детской колонии.
- 29-го в обед в отряд СУС заходит вся администрация, а за ними солдаты с собаками. Для обыска всех гонят в отстойник. Трех человек - Солодкина, Токарева и Лысенко - вывели, послышались крики - бьют. Шесть человек повели для беседы, а потом забрали их вещи и с вещами увезли. Собаки кусали Силаева, кинолог намеренно отпустил поводок. Один из осужденных видел в глазок, как с одного сняли штаны. Зачем? Насиловать? Бакиров сказал конкретно: умоетесь у меня кровью...
В ответ на гневный окрик, что всё это ложь, Курячев твердо заявил: “В СУСе сейчас сидит Ляпов, избитый”, и продолжил:
- У меня был постельный комплект, футболка, одеяло - всё пропало. Да, у меня была опись имущества, но она пропала вместе с имуществом. Начальник отряда приходит, и каждое его появление сопровождается провокацией. Меня за человека не считают, а когда я упомянул 12-ю статью, мне сказали: закрой пасть! У нас вот такие крысы по столовой бегают. Меня никто не поставил в курс о моих правах, только об обязанностях. Кормят только вонючей баландой. Я её жрать не буду.
Анатолий Фридрихович: - 3600 калорий вам положено...
- А их нет. В СУСе если баланда приличная на вид, значит, едет комиссия. Чтобы отовариться одному человеку в магазине, надо 10-20 заявлений писать.
Анатолий Фридрихович: - На каком учете состоишь?
- Почки болят, а анализы не берут у меня.
Я попыталась вручить Анатолию Курячеву свой телефон, но ему не позволили взять. После его ухода пришел работник колонии и сказал, что у этого заключенного было 500 рублей на счету, которые ему перевели родственники, и в августе он их отоварил. Анатолий Фридрихович распорядился привести заключенного Ляпова, но привели заключенного Дьякова. Неимоверно бледный и худой, говорит еле слышно, передвигается очень медленно. У него гепатит “С”, но никакой медицинской помощи не получает. Писал об этом прокурору, пока безрезультатно. В СУС попал за отсутствие на зарядке, хотя отсутствовал по состоянию здоровья.
Полковник Завадский вызвал медика, который заявил, что больных много и лекарства кончились. Тогда Анатолий Фридрихович распорядился отправить больного на лечение в межобластную больницу.
Два эпизода из арестантской жизни
Заключенный Бояревич Иван Иванович, сидит три года, а всего получил пять лет по ст. 162, ч. 1. Полковник Завадский напомнил Бояревичу про некоего заключенного Моцарского, который подбивал на голодовку, и с ним разобрались свои же ребята-арестанты.
Но в ответ Бояревич рассказал свой сюжет, как осужденному Солодкому, одному из голодающих, медик пытался насильно залезть в анальное отверстие резиновой перчаткой, чтобы проверить содержимое его желудка (как утверждает администрация, они оттуда вытащили сотовый телефон).
- Без моего присутствия мои вещи изъяли - заявил он.
- По каждому изъятию должен составляться акт. Обращайтесь к прокурору, - ответил начальник управления и заметил, что обыск может производиться в присутствии любых заключенных, не обязательно его самого.
- Двое осужденных не могут усмотреть, как двадцать сотрудников роются в вещах, содержимое которых им неизвестно, - возразил Бояревич, - Всё изъяли, хотя до этого все вещи были целы. Может, не надо опись писать? И как мне понимать угрозу начальника, что “вы все кровью умоетесь”?
Анатолий Фридрихович: - Почему вы не выполняете требование администрации написать объяснение?
- С меня никто не требовал.
Дмитрию Дементьеву всего лишь 20 лет, сидит за ограбление.
- Считаю незаконным, что меня посадили в СУС. Я сижу год без нарушений. Питание совсем не соответствует нормам. 29-го числа нас вывели всех, начали собаками угрожать. Собака укусила Силаева, и ему плохо стало с сердцем. Бакиров сам присутствовал, махал дубинкой и угрожал: все умоетесь кровью. За что у меня отобрали все вещи? Даже переодеться не во что. 28-го я получил передачу, но мне сознательно все привели в негодность, молоко разлили по сумке. В СУСе бетонные полы, нет вентиляции, люди болеют.
Анатолий Фридрихович ответил заключенному, что к 1 сентября будет новое, более благоустроенное помещение СУС, а по поводу испорченных вещей пообещал разобраться.
Потом привели Ляпова
Под глазами синяки, тщательно, впрочем, чем-то загримированные. Ходит с трудом, как-то левым боком. Стали с него снимать майку, чтобы показать отсутствие побоев, но до конца так и не сняли. Мне показалось, что под ней мелькнула кровавая рана в боку. Разговаривать с ним не стали, сказали поспешно: иди.
Анатолий Фридрихович тут же дал указание начальнику колонии провести служебное расследование, а если вещи заключенных были нарушены, всё восстановить.
И последняя беседа была с Александром Ли. Его не было в отряде во время обыска, он был на длительном свидании в гостинице. Уверяет, что когда вернулся в отряд, весь полог был залит кровью. Вещей своих не обнаружил. Сказал, что двое заключенных с 29-го числа сидят на голодовке.
Очень возмущался порядками в гостинице. Места для курения нет, два сотрудника ведут себя по-хамски: орут на родственников, матерятся, обыскивают, раздевая догола (здесь начальник колонии заметил, что эти двое - настоящие мастера обыска, но заключенные постоянно провоцируют их на ругань). В комнате для свиданий крысы погрызли продукты.
Потом стал говорить, обращаясь прямо ко мне:
- В изоляторе люди гниют, им никакой помощи не оказывают; там только бетон - ни света нет, ни вентиляции, ничего. Там они зарабатывают гайморит, простатит, чахотку - все букеты болезней. Я ходил на промзону, работал, деньги не платили. У меня там 31 или 54 рубля. Начальник сам орал: вы тут у меня кровью умоетесь!
Заключенного увели. На мою просьбу побеседовать с голодающим Шкляевым Завадский ответил категорическим отказом, так как принципиально не желает говорить с тем, кто объявил протест.
Только после всех этих бесед я вдруг поняла, почему заключенных так взбесила порча и пропажа вещей и продуктов: для них это вопрос жизни и смерти. Без них остается болеть и умирать от голода и холода на бетонном полу.
Версия руководства
Впрочем, у руководства колонии есть своя версия случившегося: заключенные сами попортили и разбросали свои вещи. А когда их заставляли убрать за собой, те отказались. Вот и пришлось собрать все по сумкам и унести. А Курячев вообще наркоман. У него сильно нарушена психика, он гвозди глотал. Поступило даже от кого-то из руководства предложение делать лоботомию подобным заключенным.
Что касается Ляпова, то он совершенно здоров, просто обкололся наркотиками.
Кстати, мне показали ужин, пиготовленный для заключенных: и запах, и вид вполне аппетитные.
Я слушала рассказ о трех тысячах заключенных, ушедших на досрочно-условное освобождение в первой половине этого года, о многочисленных прокурорских проверках и правозащитных комиссиях, которые без конца посещают колонии края, а перед глазами проходили лица заключенных. Любой из них на воле мог причинить и боль, и горе моей семье или моим знакомым. Любят ли они приврать? Конечно! Только говорили они явно с риском для жизни, поскольку находятся в полной власти руководства колонии.
Не могу не сказать еще об одной встрече в СИЗО Владивостока с заключенным Силаевым, которого якобы покусала собака. Силаеву осталось всего три месяца до освобождения. С его слов: конечно же, никакая собака его не кусала, обыск проводился в пределах нормы, а длился долго потому, что... долго вскрывали деревянные полы в помещении СУСа!
Ирина ГРЕБНЕВА.
Другие статьи номера в рубрике Защита прав:
