Политика
1937-й год и современность
Международное общество “Мемориал”, “Права человека в России”
37-й - это...
Семьдесят лет назад, по решению высших партийных органов, в СССР развернулась очередная кровавая “чистка”, длившаяся почти два года. В исторической публицистике эта репрессивная кампания нередко именуется “Большим Террором”; в народе же ее называют просто - “Тридцать Седьмой”.
Коммунистическая диктатура всегда - и до, и после 1937 года - сопровождалась политическими репрессиями. Однако именно Тридцать Седьмой стал в памяти людей зловещим символом системы массовых убийств, организуемых и проводимых государственной властью. По-видимому, это случилось из-за того, что Большому Террору были присущи некоторые из ряда вон выходящие черты, предопределившие его особое место в истории и то огромное влияние, которое он оказал - и продолжает оказывать - на судьбы нашей страны.
Тридцать Седьмой - это гигантский масштаб репрессий. В течение 1937-1938 по политическим обвинениям было арестовано более 1,7 миллиона человек. А вместе с жертвами депортаций и осужденными “социально вредными элементами” число репрессированных переваливает за два миллиона.
Это невероятная жестокость приговоров: более 700 тысяч арестованных были казнены.
Это беспрецедентная плановость террористических “спецопераций”. Вся кампания была тщательно продумана заранее высшим политическим руководством СССР и проходила под его постоянным контролем. В секретных приказах НКВД определялись сроки проведения отдельных операций, группы и категории населения, подлежавшие “чистке”, а также “лимиты” - плановые цифры арестов и расстрелов по каждому региону. Любые изменения, любые “инициативы снизу” должны были согласовываться с Москвой и получать ее одобрение.
Но для основной массы населения, незнакомой с содержанием приказов, логика арестов казалась загадочной и необъяснимой, не вяжущейся со здравым смыслом. В глазах современников Большой Террор выглядел гигантской лотереей. Почти мистическая непостижимость происходящего наводила особенный ужас и порождала у миллионов людей неуверенность в собственной судьбе.
Расправа с людьми, имена которых были известны всей стране (именно о них в первую очередь сообщали газеты) и в лояльности которых не было никаких причин сомневаться, увеличивала панику и усугубляла массовый психоз.
Тридцать Седьмой - это неизвестные мировой истории масштабы фальсификации обвинений. В 1937-1938 вероятность ареста определялась, главным образом, принадлежностью к какой-либо категории населения, указанной в одном из “оперативных приказов” НКВД, или связями - служебными, родственными, дружескими - с людьми, арестованными ранее. Формулирование индивидуальной “вины” было заботой следователей. Поэтому сотням и сотням тысяч арестованных предъявлялись фантастические обвинения в “контрреволюционных заговорах”, “шпионаже”, “подготовке к террористическим актам”, “диверсиях” и т.п.
Тридцать Седьмой - это возрождение в ХХ веке норм средневекового инквизиционного процесса. Вновь, как во времена инквизиции, главным доказательством стало ритуальное “признание своей вины” самим подследственным. Стремление добиться такого признания, в сочетании с произвольностью и фантастичностью обвинений, привели к массовому применению пыток; летом 1937-го пытки были официально санкционированы и рекомендованы как метод ведения следствия.
Тридцать Седьмой - это чрезвычайный и закрытый характер судопроизводства. Это непроницаемая секретность вокруг расстрельных полигонов и мест захоронений казненных. Это многолетняя официальная ложь о судьбах расстрелянных: сначала - о мифических “лагерях без права переписки”, затем - о кончине, наступившей будто бы от болезни, с указанием фальшивых даты и места смерти.
Тридцать Седьмой - это круговая порука, которой сталинское руководство старалось повязать весь народ. По всей стране проходили собрания, на которых людей заставляли бурно аплодировать публичной лжи о разоблаченных и обезвреженных “врагах народа”. Детей вынуждали отрекаться от арестованных родителей, жен - от мужей.
Это миллионы разбитых семей. Это зловещая аббревиатура “ЧСИР” - “член семьи изменника Родины”, которая сама по себе явилась приговором к заключению в специальные лагеря для двадцати тысяч вдов, чьи мужья были казнены по решению Военной Коллегии Верховного Суда. Это сотни тысяч “сирот Тридцать Седьмого” с украденным детством и изломанной юностью.
Наконец, Тридцать Седьмой - это фантастическое сочетание вакханалии террора с безудержной пропагандистской кампанией, восхваляющей самую совершенную в мире советскую демократию, самую демократическую в мире советскую Конституцию, великие свершения и трудовые подвиги советского народа. Именно в 1937 году окончательно сформировалась характерная черта советского общества - двоемыслие, следствие раздвоения реальности, навязанного пропагандой общественному и индивидуальному сознанию.
Наследие террора
И сейчас, семьдесят лет спустя, в стереотипах общественной жизни и государственной политики России и других стран, возникших на развалинах СССР, явственно различимо пагубное влияние как самой катастрофы 1937-1938 гг., так и всей той системы государственного насилия, символом и квинтэссенцией которого стали эти годы.
Ощущение ничтожности человеческой жизни и свободы перед истуканом Власти - это непреодоленный опыт Большого Террора.
Привычка к “управляемому правосудию”, правоохранительные органы, подчиняющие свою деятельность не норме закона, а велениям начальства, - это очевидное наследие Большого Террора.
Имитация демократического процесса при одновременном выхолащивании основных демократических институций и открытом пренебрежении правами и свободами человека, нарушения Конституции, совершаемые под аккомпанемент клятв в незыблемой верности конституционному порядку, - это общественная модель, которая впервые была успешно опробована именно в период Большого Террора.
Рефлекторная неприязнь сегодняшнего бюрократического аппарата к независимой общественной активности, непрекращающиеся попытки поставить ее под жесткий государственный контроль, - это тоже итог Большого Террора. К 1937 все коллективные формы общественной жизни в СССР - культурной, научной, религиозной, социальной и т.п., не говоря уже о политической, - были уже ликвидированы или подменены имитациями, муляжами; после этого людей можно было уничтожать поодиночке, заодно искореняя из общественного сознания представления о независимости, гражданской ответственности и человеческой солидарности.
Воскрешение в современной российской политике старой концепции “враждебного окружения” - идеологической базы и пропагандистского обеспечения Большого Террора, подозрительность и враждебность ко всему зарубежному, истерический поиск “врагов” за рубежом и “пятой колонны” внутри страны и другие сталинские идеологические шаблоны, обретающие второе рождение в новом политическом контексте - все это свидетельства непреодоленного наследия Тридцать Седьмого в нашей политической и общественной жизни.
Легкость, с которой в нашем обществе возникают и расцветают национализм и ксенофобия, несомненно унаследована нами в том числе и от “национальных спецопераций” 1937-1938, и от депортаций в годы войны целых народов, обвиненных в предательстве, и от “борьбы с космополитизмом”, “дела врачей” и сопутствующих всему этому пропагандистских кампаний.
Интеллектуальный конформизм, боязнь всякой “инакости”, отсутствие привычки к свободному и независимому мышлению, податливость ко лжи, - это во многом результат Большого Террора.
Безудержный цинизм - оборотная сторона двоемыслия, волчья лагерная мораль (“умри ты сегодня, а я завтра”), утрата традиционных семейных ценностей - и этими нашими бедами мы в большой мере обязаны школе Большого Террора, школе ГУЛАГа.
Катастрофическая разобщенность людей, стадность, подменившая коллективизм, острый дефицит человеческой солидарности, - все это результат репрессий, депортаций, насильственных переселений, результат Большого Террора, целью которого ведь и было раздробление общества на атомы, превращение народа в “население”, в толпу, которой легко и просто управлять.
Нужно покаяние
Разумеется, сегодня наследие Большого Террора не воплощается и вряд ли может воплотиться в массовые аресты - мы живем в совершенно другую эпоху. Но это наследие, не осмысленное обществом, и, стало быть, не преодоленное им, легко может стать “скелетом в шкафу”, проклятием нынешнего и будущих поколений, прорывающимся наружу то государственной манией величия, то вспышками шпиономании, то рецидивами репрессивной политики.
Что требуется сделать для осмысления и преодоления разрушительного опыта Тридцать Седьмого? Последние полтора десятилетия показали, что необходимо публичное рассмотрение политического террора советского периода с правовых позиций. Террористической политике тогдашних руководителей страны, и, прежде всего, генерального идеолога и верховного организатора террора - Иосифа Сталина, конкретным преступлениям, ими совершенным, необходимо дать ясную юридическую оценку.
Только такая оценка может стать точкой отсчета, краеугольным камнем правового и исторического сознания, фундаментом для дальнейшей работы с прошлым. В противном случае отношение общества к событиям эпохи террора неизбежно будет колебаться в зависимости от изменений политической конъюнктуры, а призрак сталинизма - периодически воскресать и оборачиваться то бюстами диктатора на улицах наших городов, то рецидивами сталинской политической практики в нашей жизни.
В 2005 Государственная Дума Российской Федерации исключила из преамбулы Закона о реабилитации 1991 года единственное в российском законодательстве упоминание о “моральном ущербе”, причиненном жертвам террора. Необходимо просто вернуть слова о моральном ущербе в текст Закона. Это надо сделать не только во имя памяти погибших, но и ради самоуважения. Это надо сделать и для того, чтобы загладить оскорбление, нанесенное нескольким десяткам тысяч глубоких стариков - выжившим узникам Гулага, и сотням тысяч родственников жертв террора.
Однако правовая оценка террора - это важный, но недостаточный шаг. Необходимо обеспечить благоприятные условия для продолжения и расширения исследовательской работы по истории государственного террора в СССР. Для этого нужно, прежде всего, снять все ограничения доступа к архивным материалам, связанным с политическими репрессиями. Создать, наконец, школьные и вузовские учебники истории, в которых теме политических репрессий и, в частности, Большому Террору, было бы уделено место, соответствующее их историческому значению.
Необходимо создать общенациональный Музей истории государственного террора, соответствующий по своему статусу и уровню масштабам трагедии, и сделать его методическим и научным центром музейной работы по этой теме. История террора и Гулага должна быть представлена во всех исторических и краеведческих музеях страны, так, как это делается, например, в отношении другой грандиозной исторической трагедии - Великой Отечественной войны.
Необходимо, наконец, воздвигнуть в Москве общенациональный памятник погибшим, который был бы поставлен государством и от имени государства. Такой памятник нам обещают вот уже 45 лет; пора бы и выполнить обещание. К сожалению, во многих городах дело увековечения памяти жертв до сих пор не двинулось дальше закладных камней, установленных 15-18 лет назад.
В стране должны появиться памятные знаки и мемориальные доски: сохранившиеся здания следственных и пересыльных тюрем, политизоляторов, управлений НКВД и Гулага и т.п. Также в местах дислокации больших лагерных комплексов, на предприятиях, созданных трудом узников, на дорогах, ведущих к сохранившимся руинам лагерных зон.
Необходимо убрать из названий улиц, площадей и населенных пунктов имена организаторов и активных участников террора.
Необходима государственная программа подготовки и издания во всех субъектах Российской Федерации Книг памяти жертв политических репрессий. Такие Книги памяти выпущены только в части регионов России.
Разработать и осуществить программу поиска и мемориализации мест захоронений жертв террора. Это проблема не столько образовательная и просветительская, сколько нравственная. На территории бывшего СССР - многие сотни расстрельных рвов и братских могил, где тайно закапывали казненных.
Все это помогло бы выработать устойчивый иммунитет к тоталитарным стереотипам.
Сказанное выше относится, в первую очередь, к России, в столице которой располагался центр управления механизмами террора, на территории которой находилась основная часть империи ГУЛАГа.
История террора понимается и трактуется в сегодняшних пост-советских государствах по-разному. Память о терроре - это общая память наших народов. Эта память не разъединяет, а объединяет нас - еще и потому, что это ведь не только память о преступлениях, но и память о совместном противостоянии машине убийств, память об интернациональной солидарности и человеческой взаимопомощи.
Мука цивилизации
События Большого Террора наложили отпечаток не только на советскую, но и на всемирную историю. Гулаг, Колыма, Тридцать Седьмой - такие же символы ХХ века, как Освенцим и Хиросима. Они становятся свидетельством хрупкости и неустойчивости человеческой цивилизации, предупреждением о возможности будущих катастрофических рецидивов варварства. Поэтому дискуссия о Большом Терроре должна также выйти за рамки национальной проблематики. Но инициатором и средоточием этой дискуссии обязана стать, разумеется, общественная мысль в России.
К сожалению, именно в России готовность общества узнать и принять правду о своей истории, казавшаяся в конце 1980-х достаточно высокой, сменилась в 1990-е безразличием, апатией и нежеланием “копаться в прошлом”. Есть и силы, прямо заинтересованные в том, чтобы никаких дискуссий на эти темы больше не было.
Эти тенденции нашли свое выражение в официальной, хотя и не всегда четко формулируемой концепции отечественной истории исключительно как “нашего славного прошлого”.
Нам говорят, что мы должны помнить, в первую очередь, о героических достижениях и подвигах народа во имя великой и вечной Державы. Нам говорят, что народ не хочет иной памяти, отвергает ее.
И в самом деле, значительной части наших сограждан легче принять удобные успокоительные мифы, чем трезво взглянуть на свою трагическую историю и осмыслить ее во имя будущего.
Но мы уверены: без принятия на себя этого, в самом деле - тяжелейшего, груза ответственности за прошлое у нас не будет никакой национальной консолидации и никакого возрождения.
В канун одной из самых страшных годовщин нашей общей истории “Мемориал” призывает всех, кому дорого будущее наших стран и народов, пристально вглядеться в прошлое и постараться понять его уроки.
Международное общество “Мемориал”, “Права человека в России”, Интернет-портал.
(В сокращении)
Другие статьи номера в рубрике Политика:
