Арсеньевские вести - газета Приморского края
архив выпусков
 № 7 (726) от 14 февраля 2007  
перейти на текущий
Обложка АрхивКонтакты Поиск
 
Политика

Пожалуйста, любите лошадей

Валерий КУЦЫЙ

Это только кажется, будто мы выбираем, где нам жить. В действительности все зависит не от нашей воли, а от обстоятельств, из которых, как дом из кирпичей, складывается судьба человека.

Полвека назад, поселившись во Владивостоке, для чего была снята рублей, по-моему, за двести в месяц комнатка в шлакоблочном домишке портового грузчика Ильи, употреблявшего для утоления жажды любую жидкость не слабее 40 градусов, я не сомневался, что мое пребывание в краевом центре – всего лишь кратковременная остановка перед отъездом на родную Украину. По прошествии пятидесяти лет стало окончательно ясно: Всевышний посмеялся над моими планами и все решил по-своему.

Каким я помню Владивосток 1957 года? Спокойным провинциальным городом, не очень ухоженным, но сравнительно тихим и уютным для морского порта, еще без панельных жилых микрорайонов, без троллейбусов, фуникулера, но куда более зеленым и с гораздо более чистым воздухом, чем сейчас. Последнее было следствием чрезвычайно малого количества автомобилей на улицах, зато изредка встречались еще запряженные лошадьми подводы.

К лошадям у меня отношение особое, уходящее корнями в далекое детство. Где-то в глубине памяти сохранились не только телеги, но даже двуколки и извозчичьи фаэтоны, разъезжавшие по Киеву. На легковой «газик» все оглядывались, а появившиеся позже начальственные «эмочки» и вальяжные ЗИС-101 и вовсе казались чудом техники.

Лошади были ближе, понятней. Мы, мальчишки, входя в образ буденовцев и чапаевцев, мчались в атаку на воображаемых конях и воображаемыми шашками рубили воображаемых белых. В моем альбоме до сих пор хранится пожелтевшая фотография, сделанная в те годы отцом: я сижу на игрушечной лошадке с колесиками и целюсь куда-то из игрушечного ружья.

Много позже, однако, мне стало известно от моего дяди, воевавшего в Гражданскую в знаменитой 25-й Чапаевский дивизии, что была она стрелковой, то есть пехотной, но нам-то виделся прославленный начдив из кинофильма в развевающейся бурке на боевом коне…

По-настоящему я полюбил лошадей в 41-м, когда вовсю шла война. Немцы бомбили Киев каждую ночь, и железнодорожники сформировали состав, которым отправили свои семьи в Куйбышев. Мои родители были знакомы с двумя братьями-машинистами, и отец, уже одетый в военную форму, перед отправкой на фронт попросил, чтобы их семьи взяли с собой и меня. Ни до какого Куйбышева мы не доехали, состав понадобился для выполнения более важных задач, а нас высадили и развезли по селам.

Вместе с семьей старшего из братьев я месяц жил в хате с соломенной крышей и глиняным полом, и владелица этой хаты – злющая старуха, потерявшая при раскулачивании всех родственников, большой дом и зажиточное хозяйство, - мстительно говорила нам: «Ось прыйдуть нимци, воны вам покажуть». Мы, городские, отождествлялись в ее глазах с грабительской властью, порушившей привычный крестьянский уклад.

А я быстро сошелся с деревенскими мальчишками, вместе с ними помогал старшим в различных второстепенных работах, до отвала ел вишню в огромном колхозном саду, купался и купал в речке колхозных коней. Наверное, если в жизни у меня было счастье, то именно тогда, и тогда же я научился любить лошадей.

Беззаботная жизнь длилась недолго. Фронт неумолимо приближался, над нашими головами пролетали немецкие самолеты, откуда-то явственно доносился орудийный гул. В село приехал уполномоченный райкома партии. Он собрал народ на хоздворе, рассказал, что надо вывезти, что уничтожить, не забыл распорядиться насчет нас: «Дайте эвакуированным лошадей и подводы, пусть уезжают». После этого все забегали, что-то куда-то несли, везли, катили, волочили, и я не помню, как наши две семьи оказались далеко от села, на пыльной дороге, посреди бескрайной украинской степи.

Наша группа состояла из двух жен машинистов, двух их сестер, троих детей, старенького дедушки, меня и гнедой кобылки по кличке Маруся, кроткой, послушной, запряженной в повозку. Мы старались облегчить Марусе работу, в повозке ехали только скромные наши пожитки, двое ребятишек трех и пяти лет, жена старшего брата с грудничком и управлявший кобылой дед. Три женщины и я, девятилетний мужчина, шли пешком, держась руками за борта нашего экипажа. Нам повезло – дедушка еще в царской армии был то ли кавалеристом, то ли ездовым в артиллерии, так что с Марусей он сразу нашел общий язык. Что стало с другими семьями, не знаю; скорее всего, не умея обращаться с лошадьми, они остались в селе.

Сейчас мне уже не припомнить, сколько дней длилось наше путешествие, сколько осталось позади телеграфных столбов, расстояние между каждым первым и каждым двадцатым из них принималось за километр. Конечной целью был город Харьков, куда, как явствовало из телеграмм, перебрались вместе со своими паровозами братья-машинисты в преддверии сдачи Киева.

Мы шли от села к селу, вдохновляемые примером неутомимой Маруси, нас приятно согревали лучи нежаркого сентябрьского солнца, и в степи стояла такая тишина, что казалось, нет на свете никакой войны, нигде не падают бомбы, не рвутся снаряды, не гибнут люди. На ночь мы размещались в каком-нибудь сельсовете, в колхозной конторе или клубе, ужинали купленным у селян хлебом и молоком, а кобылка наша питалась бесплатно. Ей давали сколько угодно и свежего сена, и овса – чего жалеть, все равно ведь немцы отберут. Прежде чем улечься спать, я непременно навещал Марусю, делился с нею своей порцией хлеба, и она деликатно брала его губами у меня с ладошки. Утром мы уточняли маршрут и, только что не молясь о здоровье своей лошадки, снова пускались в путь.

Так добрались до города Днепродзержинска, и здесь предстояло переправиться паромом на другой берег Днепра. Переправились, отдав, правда, кому-то лошадь и подводу. Я тихонько плакал, когда Марусю уводил чужой человек, и она тоже смотрела на меня печально, словно не понимала, зачем нужно что-то менять, если нам вместе было так хорошо.

Не стану рассказывать о своих дальнейших приключениях, они, может быть, довольно любопытны, но это уже другая история. Поэтому хочу вернуться во Владивосток конца 50-х, когда хозяевами улиц были пешеходы, даже не подозревавшие, что не в столь уж отдаленном будущем их станет беспощадно давить и отравлять выхлопными газами великое множество автомобилей. Тем не менее становилось ясно, что так называемый гужевой транспорт доживает свои последние дни. Да, запряженные в телеги лошадки еще изредка появлялись на улицах. С одной из них я был лично знаком. Она состояла на балансе ресторана гостиницы «Челюскин» (нынешний «Версаль») и доставляла к этому предприятию общепита разного рода продукты.

Я же, выполняя общественную нагрузку, был агитатором в доме по ул. Ленинской, 3, то есть через дорогу. Люди моего поколения помнят, как нас заставляли заниматься этой ерундой – проверять списки избирателей, в день выборов обходить квартиры и морочить людям головы уговорами проголосовать как можно скорее и т.д.

Зато компенсировалось сие муторное занятие тем, что я нередко видел возле «Челюскина» гнедую лошаденку, чрезвычайно похожую на дорогую моему сердцу Марусю. Когда возчика возле нее не было, я переходил улицу, вежливо здоровался и желал всего наилучшего. А ее глаза были такими грустными, будто она знала, что совсем скоро станет никому не нужна и на смену ей придет фыркающее бензиновой гарью бездушное чудовище.

Существованию человечества на планете Земля отпущено не так уж много времени – какие-нибудь пять миллиардов лет. И то при условии, что в нас не врежется гигантский метеорит, что мы не устроим себе ядерную катастрофу, глобальное потепление с повсеместным таянием льдов, не вырубим леса, не отравим воздух вредными испарениями, океаны, моря и реки – нефтью и так далее.

А вы посмотрите, что происходит нынче на нашей голубой планете, насколько участились всяческого рода ураганы, наводнения, цунами, торнадо, как резко меняется климат в разных частях света. Неизмеримо возросшими промышленными выбросами в атмосферу, погоней за комфортным существованием, безудержной автомобилизацией, всей своей экономической деятельностью мы слишком долго испытывали терпение природы, и она решила показать, кто в доме хозяин. И что всего удивительнее, никакие уроки не идут нам впрок. Обратимся хотя бы к нашим приморским делам.

Привычными, как утренний бутерброд, становятся сообщения о разливах мазута, о браконьерской вырубке лесов, о лесных пожарах, вызываемых «человеческим фактором», а проще говоря – преступным разгильдяйством людей. Об этом пишут, говорят, принимаются какие-то нормативные акты, но позвольте, где же результат?

Прав был мой командир отделения младший сержант Бербеницкий, когда говорил: «Если нарушителю воинской дисциплины каждый раз дают наряд вне очереди на кухню, а он нарушает и нарушает, так, может, ему там нравится?»

Или еще. Одно время пресса подняла тревогу по поводу строительства коттеджей в лесопарковой зоне Владивостока. Сейчас об этом все молчат. Может, всё, как говорится, приведено в соответствие? Как бы не так! Строили и продолжают строить. Но скажите, кто из этих «заслуженных строителей» и из тех, кто выделяет им земельные участки, наказан? Никто. Сколько снесено незаконных строений? Ни одного. А значит – очень добрые у нас природоохранные органы, и остается лишь догадываться, с чего бы такая доброта.

Другой пример. За превышение должностных полномочий при строительстве колумбария привлечен к уголовной ответственности бывший градоначальник Владивостока Юрий Михайлович Копылов. Согласен, валютные потери допущены солидные.

А как измерить ущерб для здоровья и жизни людей от лесоповала, учиненного Юрием Михайловичем в краевом центре? Это вам не несколько миллионов долларов, это нечто куда более ценное и чаще всего невозобновимое. Вот за что я привлек бы экс-мэра к ответу, да так, чтобы другим неповадно было.

А то ведь лесоповал, хотя и в скрытой форме, продолжается. Пилят деревья – и строят супермаркеты; пилят – и строят элитные дома. Интересно, а сажать-то когда будем? Я имею в виду – сажать деревья; тех, кто их истребляет, достаточно очень и очень крепко штрафовать.

Наконец, о самой грозной опасности, которая может нависнуть и над природой, и над населением Приморского края. Признаюсь, услышав программу развития края, обнародованную губернатором Сергеем Михайловичем Дарькиным, я сперва решил было воспользоваться старыми связями, чтобы заранее раздобыть в личное пользование противогаз, но подумал: нет смысла, лучше белые тапочки.

Но давайте по порядку. То, что через нас пройдет нефтяная труба, вопрос решенный, тут ничего не изменишь. С атомной электростанцией дело несколько сложнее, когда-то от нее отбились, однако теперь это вряд ли удастся, президент Путин и губернатор Дарькин, похоже, ударили по рукам. Ладно, согласимся, нынешние АЭС вроде бы надежней прежних. Но дальнейшие планы Сергея Михайловича буквально повергают в ужас.

Он хочет построить алюминиевый завод. Как сказал Александр наш Сергеевич Пушкин, «и лучше выдумать не мог». Да ведь производство алюминия считается одним из самых «грязных»! И это еще не всё. В перспективе – нефтеперерабатывающее и химическое производство.

Если все эти грандиозные проекты осуществятся, Приморье можно будет по справедливости зачислить в категорию самых гибельных российских регионов. Тогда появится смысл трансформировать известный дарькинский слоган «Нам здесь жить!» в более подходящий к случаю – «Пусть земля нам будет пухом!».

И опять возвращаюсь к лошадям. Ах, как было бы здорово, если бы люди стали уделять им, прирученным нами пять тысяч лет назад, хоть немного той любви, которой обласканы навороченные тачки, доставляющие зачастую своим владельцам неизмеримо больше неприятностей, нежели удовольствия! Для меня и стройный, гордый конь, скачущий по арене цирка или преодолевающий препятствия в конкуре, и скромная трудяга, привыкшая к хомуту и оглоблям, - неотъемлемая часть мироздания, живой природы и всего того, что нас окружает, - широких ковыльных просторов, хрустальных вод, таинственных лесов, прозрачных березовых рощ, чистого голубого неба, не замутненного промышленными выбросами.

И это еще не все. Напомню, что Гулливер, побывавший в стране лошадей, восхищался их благородством, чувством собственного достоинства и умом. И если уж начистоту, то нам есть чему у них поучиться. Например, кто не знает о вреде курения, о том, что даже капля никотина способна убить лошадь. И тем не менее многие люди дымят с таким усердием, будто им за это платят. Но вы хоть раз где-нибудь и когда-нибудь встречали курящих лошадей?

Валерий КУЦЫЙ.

P.S. Очередную радостную весть донесли до нас российские СМИ: президент Путин подписал указ, которым служителям Фемиды в очередной раз повышена зарплата. Отныне она у рядового судьи находится на уровне ста тысяч рублей. Теперь, говорят, люди в мантиях уж точно не будут брать взяток.

Это одновременно и греет, и наводит на раздумья. Каким образом нам, пенсионерам, убедить родное государство и его президента, что и пенсии следует повысить не на жалкие проценты, которые уже заранее съедены инфляцией, а хотя бы до прожиточного минимума?

Донести такую простую мысль до ума и сердца властей предержащих весьма затруднительно, потому что инвалиды и старики не занимают должностей, позволяющих запускать руку в чужие карманы.

В.К.


Другие статьи номера в рубрике Политика:

Разделы сайта
Политика Экономика Защита прав Новости Посиделки Вселенная Земля-кормилица



Rambler's Top100