Вселенная
Как Пятаков стажера женил
Владимир Янов
ИЗ СЕРИИ «ПРИКЛЮЧЕНИЯ КАПИТАНА ПЯТАКОВА И СТАЖЁРА КОПЕЙКИНА»
ЗДРАВСТВУЙТЕ!
Весной по краю был объявлен литературный конкурс среди произведений о милиции «Доброе слово», на который представил свои рассказы и писатель из Находки Владимир Янов. Пятакове заняли первое место, и их направляют на участие во всероссийском конкурсе в Москве. Хочется верить, что в Москве их тоже заметят.
Через некоторое время ему позвонили из краевого МВД и сообщили, что в крае его рассказы о капитане
Скучное дневное дежурство подходило к концу. Пятаков полулежал на привычном кожаном диванчике и в который уже раз перечитывал своего любимого Бредбери. Звонки в дежурной части были частые, но какие-то несерьёзные – то чья-то жена выясняла, нет ли в кутузке её куда-то подевавшегося благоверного; то жена майора Полтинника интересовалась, придёт ли Сам на обед; то один чудик позвонил и спросил, не знают ли они адрес Президента, но тотчас исчез, когда у него грозно спросили его собственный адрес, и прочие бестолковые вопросы. Пятаков слушал этот бред вполуха, но когда прозвенел этот звонок, он бросил штудировать «Марсианские хроники» и прислушался.
Дежурный впился в трубку и зачастил:
– Да. Да. Сколько? Да. Да. Сейчас будем, – и крикнул в комнату: – Товарищ капитан! Ограбление на МЖК. Студентку почистили. Сняли золото и часики японские отобрали. Она ждет на квартире.
До МЖК через гаражи рукой подать, и через пять минут «дежурка» подкатила к гордости Находки – 16-этажной высотке. Скрипящий и кряхтящий старичок-лифт вознёс опера на двенадцатый этаж. Железную дверь квартиры ему открыла заплаканная студентка Аня Соколова. Взглянув на неё, Пятаков почувствовал нечто вроде шока: настолько она была хороша в буйстве своей юной свежести. У Пятакова просто защемило сердце от досадного мужского сожаления, что вот эта абсолютно совершенная, дразнящая и вызывающая красота создана уже не для него.
Но, не подав виду о своих смятённых чувствах, Пятаков, не торопясь, вошёл в квартиру, в прихожке, у зеркала пригладил шевелюру затем прошел в комнату и внимательно осмотрел её. Обстановка была проста, но заманчиво опрятна. Сама хозяйка с глубокими чёрными, но заплаканными очами встретила его шмыганьем мокрого носа и усадила на проваленный диван.
– Вы – потерпевшая? – участливо спросил её капитан, всё ещё смущённо отводя глаза от невыносимой красоты. – Расскажите, пожалуйста, как было дело?
А дело было очень просто. Сегодня в сумерках потерпевшая Аня Соколова приехала из института на автобусе номер 9, сошла у АЗС и пошла домой по тропочке. Но её вскоре нагнали два молодых парня, которых она приметила ещё в автобусе. Они спросили, как найти дорогу в храм. Аня не приветствовала разговоры на улице. Сейчас она с ненавистью вспоминает их пронзительные воровские взгляды по сторонам, и широкую напряженную улыбку явного предательства на лицах.
Тогда она бегло, на ходу, рассказала им, как пройти к церкви, и добавила, что уже очень поздно, что отец Василий уже не принимает, и хотела свернуть на тропку к своему дому, но они грубо впихнули её в проём между какими-то строительными плитами, откуда их уже не было видно, деловито сняли с шеи подаренные мамой две тонюсенькие золотые цепочки, вынули (спасибо, что не сдёрнули) рубиновые серёжки из ушей, сняли с руки изящные «Сейко»–папин подарок к совершеннолетию, выхватили из сумочки кошелёчек с мелочью, зло прошипели:
– Заявишь, хуже будет. Поймаем, и не то сделаем, – и скрылись за развалинами долгостроя.
– Товарищ капитан, мне не столько побрякушек жалко, сколь обидно. Ведь я им поверила, хотела им искренне помочь, думала, что они правда церковь ищут, мало ли кто и с чем обращается к Богу, а они вот так – в распахнутую душу с грабежом, – всхлипывала зарёванная Анечка.
– Аня, это молодые циничные, безжалостные, жалкие воры. Очень может быть, что и наркоманы. Им неведомо слово «душа». Однако мы их обязаны найти и оградить от них общество. И вы должны нам помочь. Ибо, кроме вас, их никто не видел при грабеже. Пожалуйста, соберите всё своё внимание и опишите их. Вы их хорошо запомнили?
– Да я их хорошо запомнила, товарищ капитан. Я их, подлецов, и через двадцать лет узнаю. А можно я их вам нарисую?
– А вы хорошо рисуете? – не веря ещё в свою удачу, спросил Пятаков.
– А как же! Я же на дизайнера во ВГУЭСе второй год учусь.
Через пятнадцать минут перед Пятаковым лежали два великолепных карандашных наброска молодых людей, изображенных юной художницей в полутонах, причём с явным присутствием на их лицах следов прогрессирующих пороков.
– Да, – восхищенно протянул Пятаков, – такие рисунки нужно не в дело шить, а на выставку отправлять. Молодец, Анечка. Глаз у вас соколиный, рука твёрдая, а память далеко не девичья. Одного я вроде бы даже вспоминаю, видимо, у нас в ориентировках уже успел побывать. А в разговорах между ними вы никаких имён не слышали?
– В конце, когда они уже убегали, вот этот, который повыше, буркнул другому: «Сейчас к Штымпу, а потом ко мне на хазу, и заляжем до полного штиля».
– Вот это уже совсем горячо, – обрадовался капитан. – Где тут у вас телефон?
Капитан торопливо бросил в трубку:
– Архивный отдел? Пятаков. Мне срочно ориентировку по Штымпу.
Едва он успел выпить чашечку крепчайшего «Нескафе», как зазвонил телефон, и ему передали данные по бандиту, скупщику краденого. Пресловутый Штымп, в миру Иван Криворученко, давно был на примете в «уголовке», но никак его не могли зацепить с поличным. Но теперь Пятаков почувствовал, что крепко сел ему на криминальный хвост.
Попрощавшись с хозяйкой и поблагодарив её за кофе, Пятаков вернулся в машину и приказал заехать в отделение, где, взяв стажера Копейкина и ещё двух бойцов из группы захвата, на максимальной скорости отправился на Трудовую, где Штымп снимал дом. Воровская хата скрывалась за высоким забором. В доме горел свет, и за занавеской колыхались какие-то тени.
Пока менты соображали, как действовать, дверь дома открылась, и на крыльцо вышли все трое подельщиков. Двух жуликов Пятаков сразу узнал по рисункам Анечки, а Штымпа он знал и ранее по ориентировкам отделения. Штымп подошёл к калитке, сбросил щеколду, и в то же мгновение оказался на земле с руками в наручниках. Молодые жульманы кинулись было бежать, но одного уже держал за хлипкую шею свирепый Пятаков, а второго профессионально настиг в три прыжка поднаторевший в этом за время практики Копейкин.
На следующий день вся группа принимала поздравления, но Пятаков был чем-то недоволен.
– Стажёр, – позвал он Копейкина, – дело закончить надо. Поезжай на МЖК к потерпевшей Соколовой, возьми с неё подробные показания об обстоятельствах дела. У меня по горячим следам совсем не было времени расписывать всё, как положено.
Весь вечер суровый стажер снимал показания с повеселевшей потерпевшей, но на следующий день Пятаков опять был хмур и озабочен:
– Копейкин, это безобразие. У вас заканчивается практика, а вы не можете нормально оформить простейший допрос потерпевшей. Возьмите инструкцию, перечитайте её и сегодня же возьмите показания с потерпевшей ещё раз, но как положено.
Недоумевающий стажер до самого вечера ворошил инструкции, а после работы опять отправился к студентке, где вновь едва не до полуночи снимал показания. Однако Пятаков опять был недоволен.
– Стажер Копейкин, где подписи под рисунками? У вас не указано точное время, не описана подробно одежда подозреваемых. Дело в суде без этого может сорваться. Делаю вам замечание и требую сегодня же устранить все упущения в оформлении протокола.
Неунывающий стажёр опять провёл вечер в гостях у очаровательной Анечки.
Когда Пятаков, наконец, с пятого раза принял у него злосчастный протокол, то стажёр был этим даже несколько раздосадован. Он уже привык к вечерним посещениям потерпевшей Соколовой. Однако он сразу повеселел, когда ему позвонила сама потерпевшая и пригласила на вечерний чай с пирогами.
Через месяц совсем одуревший от любви пятикурсник юридического факультета стажёр Василий Копейкин и не менее влюблённая студентка второго курса факультета дизайна Анна Соколова отнесли в городской ЗАГС заявление на регистрацию их личных отношений. А ещё через месяц всем отделением сыграли шумную образцовую ментовскую свадьбу, где тамадой на свадьбе был не кто иной, как капитан милиции Вячеслав Пятаков, который в своих многочисленных тостах не раз отмечал особый талант жениха в оформлении протоколов дознания, и сравнивал его стиль изложения с манерой великого Бредбери.
Свадебная пара была великолепна, но особенно хороша была невеста в белоснежном подвенечном наряде, с двумя золотыми цепочками на лебединой шее, с рубиновыми сережками на розовых ушках, и с японскими часиками «Сейко» на левой руке.
А ещё через месяц стажер Копейкин, сдавая в архив дело об ограблении студентки Соколовой, нашёл в папке со своими протоколами показания своей Анечки, великолепно снятые и оформленные капитаном милиции Пятаковым в день ограбления. Он всё понял, покачал головой и благодарно улыбнулся.
Владимир Янов.
Другие статьи номера в рубрике Вселенная:
