Защита прав
Нравственное служение
Марина ЗАВАДСКАЯ
На исходе брежневского времени нас в универе обучал научному коммунизму (был такой предмет) умный, довольно-таки ловкий (он перебежал от научного коммунизма в иную специальность еще до начала перестройки) и относительно молодой человек. Научный коммунизм он нам впаривал красиво и отрабатывал положенное честно.
Не боялся он и «острых» вопросов (да что такого острого могли знать 20-летние дурочки?), о диссидентах говорил «правильно», но прилично. Он сказал, что Сахаров – великий ученый, а всё зло от его жены: не надо было, типа, пускать ее в приличную тусовку, чтоб они не познакомились – и всё было бы хорошо.
Потом случилось как в песне: «Но если кто-то в октябре у нас помрет…» И мы узнали, что не было никакой встречи на научной или тому подобной тусовке. И Андрей Сахаров, и Елена Боннэр самостоятельно пришли к диссидентству и встретились в 1970 году не на элитной тусовке, а в Калуге во время суда над Р. Пименовым и Б. Вайлем. Через два года они поженились и были вместе до смерти Андрея Дмитриевича в 1989 году.
Когда Сахаров и Боннэр были диссидентами, их деятельность сопровождала официальная ложь, во время перестройки и чуть позже – правда и известность, а затем – молчание и забвение. Нашисты, выведенные на проспект имени академика Сахарова, не смогли ответить, чем академик Сахаров прославил страну – не потому, что это они такие тупые, а потому, что молодежи об этом не рассказывают. Елена Георгиевна эти 22 года после смерти Андрея Дмитриевича не молчала, но слушали и читали ее только те, кто помнит Сахарова без напоминаний. Можно сказать – единомышленники.
Почему? «По одной простой причине: в новой России, едва началась первая чеченская война, диссидентство снова было практически приравнено к измене родине, – справедливо пишет Илья Мильштейн на «Гранях.ру». – Разве что приговоры старым правозащитникам выносились помягче: не лагерь, не ссылка, но забвение и «черные списки». Для того чтобы про Елену Боннэр вновь заговорили на Первом, РТР и НТВ, она должна была умереть».
И вот телевидение показывает видеоролики, фотографии, рассказывает ее героическую биографию… Вспомним и мы.
Вот какими словами Елена Георгиевна приветствовала участников конференции «Идеи Сахарова сегодня» 14 декабря 2009 года:
«Сегодня на смену ушедшим или отошедшим по возрасту пришло новое поколение. Очень хочется приветствовать его словами поэта: «Здравствуй, племя младое, незнакомое!». Но одолевают сомнения. Помнит ли это новое племя, что они работают на поле, которое было очищено и распахано для них теми, кого в советской печати называли «жалкой кучкой отщепенцев»? Понимает ли оно, что правозащита это не просто работа, но еще и нравственное служение?
Сегодня в России более 140 тысяч зарегистрированных, признанных государством правозащитных организаций. В каждой из них работают несколько человек (а зачастую и десятки людей). Это не менее миллиона профессионалов-правозащитников. Но влияние их на жизнь страны ничтожно мало по сравнению с тем, каково было моральное влияние их предшественников.
Трудно ответить на вопрос, почему так получилось. Почему слово «демократ» воплотилось в свою противоположность – в «дерьмократа»? Ведь не только потому, что известные стране люди, публично на телевидении рвавшие свои партбилеты, и бывшие комсомольские вожаки внезапно превратились в миллиардеров, в нефте- и газомагнатов.
Почему неформальные, незарегистрированные объединения – та же «Солидарность» – вызывают зачастую раздражение у зарегистрированных государством правозащитников? Не проявляется ли в этом стремлении к сотрудничеству с государством их политизированность и так называемая политкорректность?
Государство лжет своим гражданам ежедневно, ежечасно и по любому поводу. Государство фактически отняло у страны основной инструмент демократии – право выборов, отказалось от своей главной задачи – защиты населения от воров (само ворует), от убийц (само убивает), вконец разрушило судебную систему. Социальная и экономическая политика государства привела к резкому росту числа людей, живущих за чертой бедности. А беспризорных детей сейчас в стране больше, чем было после войны. Но правозащитники считают возможным сотрудничество с этим государством.
Так правозащитники пусть неформально, но стали частью государственного аппарата, чиновниками от правозащиты. Это зачеркнуло их моральную правоту и отторгло от них почти всё население страны. И только очень небольшая часть правозащитников смогла удержаться от такой пагубной трансформации».
Сурово? Она имеет на это право. Имела.
Марина ЗАВАДСКАЯ
Другие статьи номера в рубрике Защита прав:
