Политика
Где-то на острове огненном...
Валерий КУЦЫЙ
слово в защиту смертной казни
На эту тему меня натолкнула телепередача о расположенной на острове Огненном колонии для приговоренных к пожизненному лишению свободы. На счету у каждого из двухсот заключенных, находящихся в этой колонии, не менее двух трупов.
Преступления, совершенные пожизненными сидельцами, порой настолько страшны, что кровь стынет в жилах, когда слушаешь о них. Да как же такое может быть, как может быть таким жестоким, таким безжалостным существо, которому наука дала наименование “гомо сапиенс” - человек разумный? Чего стоят все проповеди священнослужителей о доброте, о любви к ближнему своему, для чего писали свои проникнутые человечностью романы Достоевский и Толстой, если время не только не смягчает нравы, но ожесточает их? Смотрите: накладывая мораторий на смертную казнь, мы создали одну колонию для пожизненников, а сегодня их уже пять, причем, судя по динамике преступности, это далеко не предел.
И я, всегда стоявший на позиции отрицания того, что считал узаконенным убийством, начинаю склоняться к мысли об излишней категоричности своих взглядов на сей предмет. Попробую объяснить, что имеется в виду.
Наша милая голубая планета, даже не песчинка, а так, не заметная глазу пылинка, в полном соответствии с законами небесной механики безостановочно вращается вокруг Солнца и вместе со всей Солнечной системой несется Бог весть куда в пугающей бесконечности мироздания. Мало того, что при этом то и дело возникает опасность столкновения с каким-нибудь метеоритом, вдобавок еще и твердо установлено: светило наше со временем остынет, и жизнь на Земле прекратится. Что произойдет именно так, ученые не сомневаются, спорят лишь по поводу сроков - то ли случится это через четыре, то ли через шесть миллиардов лет.
Так или иначе, времени достаточно, чтобы хорошенько подумать и найти способ переселиться всем миром куда-нибудь в другое более подходящее местечко, где тоже есть атмосфера, вода, держится нормальная для нас температура. Пройдет неисчислимое количество веков, тысячелетий, миллионов лет, и наши далекие-далекие потомки будут в своих школах и университетах изучать историю неведомой им колыбели человечества - Земли, на которой люди не только пахали землю, проникали в тайны природы, писали стихи и ходили друг к другу в гости, но и, отдаваясь на волю звериных инстинктов, убивали, грабили, насиловали, то есть творили то, чему нет и не может быть прощения.
Преступления совершались всегда, и особенно заметны их приливы были на крутых поворотах истории, таких как войны, революции, дворцовые перевороты и тому подобные процессы, связанные с временным ослаблением власти. Когда же слабость эта приобретает постоянный характер, криминал выходит из-под контроля, преступность становится массовым явлением, для обуздания его требуются жесткие, даже жестокие меры. Почему?
Да потому, что когда общество раздроблено социальным неравенством, а государственные структуры безвольны и коррумпированы, перестает оправдывать себя концепция итальянского юриста Чезаре Беккариа и французского просветителя Жан-Жака Руссо: важно не то, чтобы наказание было жестоким, а чтобы оно было неотвратимым. Все верно, точно так же, как верно, что лучше лечиться таблетками, чем рассчитывать на искусство хирурга. Но если болезнь запущена, и таблетки уже не помогают, то что делать - приходится ложиться на операционный стол.
Иногда слышишь: был бы жив Сталин, он бы навел порядок. Ну да, навел бы. Но с помощью массового террора. Разве человеку легче оттого, что он будет безвинно расстрелян государством, а не убит уголовником или маньяком? Государство тоже может быть безжалостным убийцей, и это доказано не только Большим Террором сталинских времен.
Рабочая демонстрация в Новочеркасске была расстреляна уже при Хрущеве; по указанию того же Никиты Сергеевича была придана и применена обратная сила закона о смертной казни за незаконные валютные операции. А судебное и несудебное преследование правозащитников и диссидентов? Разве не продолжалось оно вплоть до прихода Михаила Горбачева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС? Нет уж, обойдемся как-нибудь без авторитарного правления, “минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь”.
Однако по зрелом размышлении я прихожу к однозначному выводу: при той распущенности нравов, при той безудержной жестокости, которые воцарились сейчас в обществе с одновременным отсутствием страха наказания, без восстановления института смертной казни нам не обойтись.
Что бы ни говорили, всем людям, исключая, может быть, самоубийц, свойственно всячески держаться за жизнь. Кто-то перебегает дорогу на красный свет, но большинство все-таки ждет, пока загорится зеленый. Так может быть, и грозящая за преступление смертная казнь послужит для многих тем красным светом, который удержит их от рокового шага.
О каких преступлениях, подлежащих исключительной мере наказания, я веду речь? Смертная казнь ни в коем случае не должна распространяться ни на государственные, ни на воинские, ни на должностные, ни на хозяйственные правонарушения. То же самое можно сказать о подавляющем числе остальных преступлений, предусмотренных уголовным законодательством. Количество “расстрельных” статей должно быть крайне ограничено. К ним я отношу: умышленное убийство двух и более человек; умышленное убийство, совершенное с особой жестокостью (понятие “особая жестокость” должно быть точно определено и не подлежать расширительному толкованию); умышленное убийство, совершенное для того, чтобы скрыть другое тяжкое преступление; умышленное убийство несовершеннолетнего (несовершеннолетней). Далее: изнасилование, совершенное при отягчающих вину обстоятельствах (перечень этих обстоятельств должен быть исчерпывающим); изнасилование несовершеннолетней (несовершеннолетнего). У кого-то может быть другое мнение, но я считаю, что это именно тот минимум и одновременно тот максимум преступлений, которые должны караться смертной казнью.
Конечно, милосердие выше справедливости, но какое же это милосердие, когда отец, дочь которого вместе с ее женихом в канун свадьбы была убита группой негодяев, с невыразимой горечью спрашивает: почему даже тот единственный совершеннолетний из группы, который организовал это убийство, будет есть, пить, разговаривать со своим сокамерником, смотреть телевизор, читать, если захочет, книги, а наши дети, стоявшие на пороге счастья, испытали боль и ужас смерти и уже никогда ничего не увидят?
Он прав, этот отец, я не знаю человека, который на его месте мог бы думать иначе. Давайте представим себе, что патологический убийца Чикатило был бы пойман и изобличен не до, а после введения моратория на смертную казнь.
Пусть не имея больше возможности удовлетворять свои дьявольские пристрастия, пусть испытывая неудобства, связанные с лишением свободы, но он сохранил бы главное - возможность существовать, и не исключено, что долгие годы, пользуясь всем необходимым, вплоть до медицинской помощи. А что делать со своей памятью родным и близким более чем пятидесяти женщин, девочек, мальчиков, которые в страшных, нечеловеческих муках погибли от рук этого садиста?
И вот парадокс. Мало кто из нас поддерживает линчевание, бессудную расправу с преступниками. Большинство справедливо считает, что никому не дано брать на себя роль прокурора, судьи и палача. Только по закону должно определяться наличие вины, степень ее тяжести, мера наказания, только уполномоченные на то органы должны приводить это наказание в исполнение.
Теоретически все так. На практике же дело нередко обстоит по-иному - когда следователи, судьи и прокуроры беспомощны или, того хуже, необъективны, наше сочувствие очень часто на стороне тех, кто решает сам воздать преступнику по заслугам.
В юности я знал парня, который убил собственного отца, отпетого пьяницу и тунеядца, дико, неописуемо издевавшегося над матерью и младшим братишкой моего знакомого. На все обращения в правоохранительные органы следовал стандартный ответ: дело семейное, нам серьезные преступления надо раскрывать, а не домашние ссоры разбирать. Зрелища одной из таких “домашних ссор”, когда издевательства дошли до предела, парень не выдержал. Он был гораздо слабее отца, двухметрового амбала, но под руку ему подвернулся топор...
Приговор - 8 лет лишения свободы - публика, собравшаяся в зале суда, встретила возмущенным ропотом.
Другой случай, о котором я прочел, не помню уж где, много лет назад. Некий субъект по фамилии, кажется, Дубенко, служивший во время гитлеровской оккупации полицаем, отсидел срок в лагерях и вернулся в родное село. Мужиков там почти не осталось - взрослых выбила война, а мальчишки еще не успели войти в возраст. И вот этот Дубенко пил, куражился над бабами, насмехался над немногими вернувшимися с войны фронтовиками-инвалидами.
Жалобы не помогали - в собутыльниках у гитлеровского прихвостня ходил сам начальник милиции. И тогда один из бывших фронтовиков разрядил в бывшего полицая тайком привезенный с войны “парабеллум”. Пистолет он утопил в болоте, а в ответ на расспросы следователя односельчане только разводили руками: спросите у кого другого, а мне ничего не известно. Знали, конечно, кто убил, но каждый считал возмездие заслуженным. И знаете, я присоединяюсь к этому мнению.
Да и сами скажите: к кому вы относились с симпатией, когда смотрели кинофильм “Ворошиловский стрелок” - к трем юным подонкам, которых спасал от наказания папа одного из них, милицейский полковник, или к деду изнасилованной девочки, вынужденному взять в руки оружие, чтобы защитить честь внучки и не дать преступлению остаться безнаказанным. Нет, не все просто во взаимоотношениях между преступником, его жертвой и правосудием. Простить любые прегрешения может лишь Господь, коли он существует, а мы люди, и наш гуманизм не беспределен.
Один из главных козырей противников смертной казни - ее необратимость и, следовательно, невозможность исправить судебную ошибку. А такие ошибки - кто спорит - случаются.
Был безвинно расстрелян человек по делу того же Чикатило. Еще раньше в Белоруссии казнили двух человек за преступление, которого они не совершали. Но, на мой взгляд, эти и другие примеры свидетельствуют не столько в пользу отмены смертной казни, сколько говорят о несовершенстве наших правоохранительной и судебной систем. Они бесспорно нуждаются в кардинальном преобразовании, в неизмеримо большей требовательности к органам дознания, следствия и правосудия, в повышении профессионального уровня их сотрудников.
Можно и нужно поставить непреодолимые барьеры на пути фальсификации уголовных дел, юридической малограмотности, подкупа и давления на правосудие. Полностью исключить судебные ошибки и необъективность не удастся никогда, но свести их к минимуму, к каким-нибудь сотым или даже тысячным процента - задача, мне кажется, выполнимая.
Не требуем же мы запретить автомобили из-за того, что под их колесами гибнут люди. Вопрос ставится лишь о совершенствовании дорожного движения и усилении мер безопасности. При этом мы допускаем, что некоторого количества ДТП, в том числе с человеческими жертвами, избежать все равно не удастся.
Другой существенный довод против смертной казни - ее недемократичность. Контр-довод напрашивается, как блинчик на сковородку: а США страна демократическая или нет? Вряд ли кто-нибудь ответит отрицательно. А ведь там в 38-ми штатах смертная казнь не отменена, и, насколько мне известно, пока ее отменять не собираются. Со временем, вероятно, это произойдет, так не отложить ли до лучших времен отмену и у нас?
Кто спорит, быть полноправным членом Европейского сообщества и приятно, и полезно, а для этого необходимо соблюдать установленные в нем правила. И тем не менее нужно еще и еще раз взвесить на политических, экономических и социальных весах, настолько ли это для нас важно, чтобы беречь как величайшую драгоценность жизнь серийных убийц, садистов и насильников, пожизненно содержать оных за счет нашего и без того не слишком богатого общества.
Валерий КУЦЫЙ.
P.S. Когда диктовались эти заметки, телевидение сообщило о гибели семьи омского журналиста Александра Петрова, приехавшей отдыхать на Алтай. Юнец из местных жителей, чтобы завладеть автомобилем журналиста, убил самого Петрова, его жену и двух детей. Преступнику, расстрелявшему несчастных, всего лишь 16 лет, и поэтому наказание, к которому он может быть приговорен, ограничено десятью годами лишения свободы.
Закон считает (основательно или нет - другой вопрос), что даже за один день до наступления 18-летнего возраста человек не может в полной мере осознавать опасность своих поступков и отвечать за них наравне со взрослыми. Но если бы этот убийца был совершеннолетним и на смертную казнь не был наложен мораторий, а я выступал в роли государственного обвинителя, то без тени сожаления потребовал бы приговорить милого юношу к исключительной мере наказания.
В.К.
Другие статьи номера в рубрике Политика:
