Посиделки
Ёлки
Ю. Филатов
ШЛИ ПОСЛЕДНИЕ НЕДЕЛИ 1913 ГОДА
Многое случилось в его 12 месяцах. Стал привычным пошедший по улицам города в прошлом году трамвай. На улицах появились электрические фонари.
В Собрании приказчиков «обживали» сцену одна гастрольная труппа за другой. Вот и в этом декабре «отрывками из пьес» (по случаю поста спектаклей не полагалось) развлекала горожан драматическая антреприза из Петербурга. Городская управа разрешила приказчикам в 1899, юбилейном «пушкинском» году строительство своего здания, при условии, что в нем будет устроен театральный зал имени Пушкина. И зал стали гордо называть «Пушкинским театром». И хотя в полуверсте от приказчиков в Народном доме имени Пушкина показывали своё драматическое искусство любительские театры, конкуренции между ними не предвиделось.
В театре «Золотой Рог» готовилась к представлениям московская музыкальная труппа с серьезным репертуаром: «Евгений Онегин», «Аида» и ещё несколько опер из мировой классики.
У воспитанниц городской Алексеевской гимназии тоже появилась причина считать прошедший год удачным. Чуть выше на той же Алексеевской сопке, рукой подать, открылось коммерческое училище. Теперь им есть кого приглашать на гимназические вечера.
Именинниками глядели моряки. Тихие, незаметные гидрографы прославились на весь мир.
Они третий год проводили описание арктического берега России от мыса Дежнёва в сторону запада и попутно искали в Ледовитом океане землю Санникова. Но нашли совсем в другом месте большой остров, который получил название Земля Императора Николая II.
C праздника Введения Богородицы во храм православные начинали жить рождественскими заботами. Надо первым делом зайти в мясной ряд и узнать, почём нынче молочные поросята и свиные туши.
Потом заглянуть на птичий рынок. Рождество без гуся с яблоками или утки можно считать испорченным. В 1913 году рыбные ряды ломились от привоза с Ханки и Амура. Были и белуга, и калуга, и осетрина, и громадные сазаны из Камня-Рыболова. А за копчёными или провесными балыками уже придётся прогуляться на Светланскую. Но туда в магазины лучше не заглядывать, сплошное разорение. У Чурина колбасы от Григория Белова и окорока вестфальские, воронежские и тамбовские от Дубкова.
Магазин при кондитерской фабрике братьев Ткаченко сладкоежкам предлагал шоколад, мармелад, зефиры всех цветов, пастилу, конфеты и халву ореховую по 20 копеек за фунт.
Ювелирный отдел у Кунста и Альберса городских дам завлекал блеском брильянтов и самоцветов. А для не очень состоятельных покупательниц отдельно были выставлены изделия из стразов. Высококачественные украшения из них только опытный глаз ювелира мог отличить от алмазных.
И вот наступал Рождественский вечер. С появлением первой звезды зажигались огни рождественских елок. Их устроили моряки у себя в Морском собрании, городская управа в Народном доме, Общество спорта в собственном доме на берегу Золотого Рога. На льду бухты оно устроили прекрасный каток с электрическим освещением, а в доме удобную раздевалку и буфет. Командир порта разрешил использовать матросов портовой команды для уборки снега, а штаб крепости раз в неделю отправлял на каток оркестр.
Губернатор устраивал традиционный бал, командир порта – «чашку чая», школы проводили рождественские елки, женские гимназии – вечера. Восточный институт, мужская гимназия и коммерческое училище ограничивались тем, что поставляли кавалеров и распорядителей танцев на все вечера и этим помогали их устроительницам.
Но какая нагрузка выпадала на плечи воспитанниц старших классов женских гимназий! Они помогали проводить ёлки в школах города, они были неизменными Снегурочками при Дедах Морозах на ёлках в Собраниях и при раздаче подарков от городской управы в детской больнице и приюте для увечных воинов. Но самое главное – подготовить свой рождественский бал. Ведь рядом были соперники: Собрание приказчиков и Народный дом, где тоже устраивались вечера.
Для своей ёлки правление Собрания выписало елочные игрушки из Петербурга, устроило в большом коридоре скользкую деревянную горку для малышей, и удивило всех электрическими качелями. Их стойки были увиты электрическими лампочками, сидение качалось само, а скрытый органчик играл мелодию «Качели» Ф. Легара из «Весёлой вдовы». И потому на третий день Рождества, после своего бала, гимназистки Министерской гимназии валились с ног от усталости. И хотя их ждал праздничный ужин, специально приготовленный для них, девушки больше обрадовались диванам и креслам в гостиной гимназического пансиона.
И их наставница Татьяна Владимировна тоже мечтала о диване в своей гостиной, ей ещё предстояло заполнить журнал с отчётом о прошедшем дне и дождаться ночной дежурной.
Неожиданно открылась дверь, и вошедший швейцар негромко сказал: «Ваше сиятельство, Кудрицкие за Вами санки прислали». Татьяна Владимировна недовольно поморщилась. Как ей надоело это «титулование». Спасибо, хоть в гимназии уговорила всех обращаться просто по имени-отчеству.
Следом за швейцаром вошёл и «присланный» с санками. Им оказался Фёдор Кузьмич, сосед, к которому Кудрицкие часто обращались с такой просьбой. Бывший боцман, один из первых помощников Якова Лазаревича Семёнова, он никогда не отказывал в помощи его зятю, тоже отставному моряку. Потому и приехал в гимназию.
– Кузьма Федорович, Вы посидите немного у девочек, расскажите им что-нибудь, пока я с журналом закончу.
А гимназистки уже тянули за руки частого гостя пансиона.
– Расскажите про старое Рождество, про ёлку, – попросила его гимназистка, и остальные дружно поддержали подругу.
– Хорошо, – согласился Кузьмич, – расскажу о самой первой. Было это ровно сорок лет назад.
Ваша гимназия в том, 1873 году, только открылась и называлась женским училищем. Мне же и дом под неё пришлось строить.
Прибыл я во Владивосток в 1871 на корвете «Боярин», а перед этим чуть ли не полсвета наш корабль обошёл. Были у басурман разных, потом у японцев, потом у американцев, а в октябре пришли в Золотой Рог. И поступил капитану приказ – всех умеющих держать топор или класть печи списывать в экипаж. Владивосток стал главной базой флотилии, и шло большое строительство.
Сам я из Владимирской губернии и потому потомственный плотник. Пол-Москвы нами построено. Перевели меня в экипаж и приставили бывший дом купца Гуммеля и его лавку под училище переделать.
Потом, как все работы окончились, матросов распределили по командам, а меня оставили помощником по хозяйственной части. Навроде подшкипера. Так и началась моя жизнь при училище, которое со следующего года называлась уже прогимназией.
Год 1873 прошёл нескучно. Во-первых, во Владивосток прибыл Великий князь Алексей Александрович. Это потом он станет генерал-адмиралом, главнокомандующим флотом.
А тогда был он в чине капитана II ранга и должности старшего офицера фрегата. Осмотрел порт, заглянул к нам в училище. Пожаловались ему, что учебных пособий не хватает, так он передал нам чуть ли не половину своей коллекции, которую собрал во время плавания. Были там и раковины, и чучела, и рыбы разные. Мне же пришлось и полки под них строгать.
Осень подошла, занятия в прогимназии начались, и мне хлопот прибавилось. Новый общественный староста господин Фёдоров тоже стал в порту порядок наводить. Просеки велел подровнять и считать улицами. И сам каждой дал название. Появились Светланская, Алеутская, Береговая. А там пришёл декабрь, и стали готовиться к Рождеству. Вот тогда Татьяна Сергеевна и предложила старосте Фёдорову и командиру Сибирского флотского экипажа Шефнеру устроить в прогимназии ёлку для всех детей порта.
Михаил Кузьмич из общественных денег подарков для детворы накупил, Алексей Карлович матросов за ёлкой в тайгу на Вторую Речку откомандировал и о праздничном столе обещал позаботиться. А вся прогимназия уселась делать игрушки и другие украшения. Чтобы зал осветить, шлюпочные масляные фонари приспособили, ну и ёлку свечками украсили. Их господа Кунст и Альберс предоставили, тогда у них был не магазин, а две лавки на берегу. У них же Михаил Кузьмич Фёдоров сладости и игрушки для подарков покупал.
Пришёл Рождественский вечер. Начали мы рано, с первой звездой. Нам ведь ещё нужно потом и слободскую детвору по домам развозить. Спасибо артиллеристам: для такого дела коней одолжили. Собрали детвору. Девочки вели себя, как настоящие хозяйки: помогли раздеться, показали все училищные диковинки.
Потом зажгли пороховым шнуром свечи на ёлке. Вспыхнули враз, без осечки. Пели песни, играли в слободские игры: «цепи кованы», «золоты воротца» из «просо сеяли». Музыки было много. Пианино с училищем и Николаевска приехало, из Экипажа матрос – отменный гармонист пришёл, с ним балалаечник и мастер на ложках играть.
И были мною подряжены на пилку дров два чухонца, финна то есть. Из бухты Находка к нам в порт перебрались. Так они на вечер со своими поперечными пилами пришли. И когда все и напелись, и наплясались, они смычками на своих пилах такие тонкие мелодии выводить стали, что заслушаешься.
Потом раздали всем подарки и слободских развезли по домам. Так и прошла у нас первая елка во Владивостоке.
А Татьяна Владимировна уже убрала журнал и закончила разговор с ночной дежурной.
– Едем, Фёдор Кузьмич, – поторопила она старика. Ксения целый день с нянькой.
Кузьмич заботливо усадил её в санки. Неторопливая езда почти что убаюкивала, и стали всплывать картинки прошлого. Рождественский бал в её петербургском Ксеньевском институте. Натёртый до блеска паркет, залитый светом искусно упрятанных в старинные бра электрических лампионов зал. И старинные бронзовые люстры так украшали его. Бал начался полонезом, потом оркестр играл вальсы Штрауса и Ланера, весёлые польки Легара. Кто-то представил ей молодого офицера, недавно вернувшегося из Маньчжурии, а теперь служащего в Польше, и к тому же графа. В прекрасно сшитом мундире казачьего полка конной пограничной стражи, с двумя орденами на черном сукне чекменя, он мог вскружить голову кому угодно. И к тому же пограничник оказался прекрасным танцором. Как легко было кружиться с ним в вальсе, а мазурку они станцевали так, что им аплодировали все.
А как врал этот граф! Он, оказывается, мечтает подать в отставку и уехать к себе в деревню сельским учителем. И только после венчания она поняла, что в сельские учителя он не уйдёт, а вернётся в Отдельный Корпус пограничной стражи.
Пока он учился, они жили в Петербурге. Не пропускали ни одной премьеры в Мариинском и Александринском театрах, посещали все выставки. Родители мужа в ней души не чаяли. А когда появилась на свет Ксюшка, то готовы были сдувать с неё пылинки. И все надеялись, что после Академии муж останется при штабе Корпуса. Но в 1910 году она с трёхлетней Ксюшей и мужем оказалась на окраине России. И не ему, а ей пришлось стать учительницей, правда, в гимназии.
– Приехали, Ваше сиятельство, – голос Федора Кузьмича вернул её в сегодняшний вечер.
– Спасибо, Кузьмич, – поблагодарила она старика и поднялась на крыльцо. В доме было тихо, и это означало, что Ксения Георгиевна шести лет от роду опять увела няньку неизвестно куда. Та просто терялась перед её напором, украшенным лестью.
С улицы донёсся скрип полозьев, распахнулась дверь и в комнате возникла дочь. «Мама, мы с няней на катке были, там музыка играла», – тараторила Ксения.
Они поужинали, зажгли в камине огонь и, тесно прижавшись, почему-то обе сразу же вспомнили об отце. Дочь знала, что папа где-то в тайге ловит хунхузов (во Владивостоке это слово любой ребёнок произносил без запинки), а Татьяна по обрывкам разговоров догадывалась, что муж занимается ликвидацией таежных складов конопли и опиума, где часто дело доходит до стрельбы.
– Знаешь, мамочка, мы всё равно очень счастливые, и папа скоро вернётся, – задумчиво сказала дочь и повторила – мы все очень счастливые.
А город продолжал веселиться. Подходило к концу Рождество последнего мирного года старой России.
Ю. Филатов
Другие статьи номера в рубрике Посиделки:
