Политика
Благонамеренность – это еще что такое?
Валерий КУЦЫЙ
Одно из самых больших удовольствий для меня – вникать в тонкости русского языка, поражаясь при этом его непревзойденной гибкости и образности. Приведу хотя бы такой пример. Как явствует из Библии, Господь однажды спросил: «Каин, где брат твой Авель?» И убийца Авеля ответил вопросом на вопрос: «Разве ж сторож я брату моему?»
Отсюда у меня потянулась цепочка: окаянный, раскаяние, покаяться… Все эти слова, характеризующие человека или передающее состояние его духа, несомненно произошли от имени «Каин».
Теперь возьмем слово «благонамеренность». Нужно ли объяснять, что оно тоже производное, причем сразу от двух слов. По толковому словарю Даля, благонамеренный – это «у кого добрые, благие измерения, благомыслящий, доброжелательный, стремящийся к добру». Благонамеренность же – «свойство или качество благонамеренного, благомыслие, доброжелательность». Как мы видим, эпитет «благонамеренный» характеризует человека с самой лучшей стороны, хоть включай его в представление на звание Героя России.
Кстати, о слове «герой». Оно древнегреческого происхождения, так назывались дети или потомки кого-либо из богов и обычных людей. Согласно мифологии, герои отличались стойкостью и отвагой. Отсюда понятно, что быть дважды или трижды героем невозможно, просто у товарищей, управлявших Советским Союзом, не хватило фантазии, чтобы придумать другую, не такую нелепую форму отличия за высшую доблесть.
Однако вернемся к слову «благонамеренность». Повертев его хорошенько и рассмотрев с разных сторон, нетрудно убедиться, что это, если можно так сказать, выражение с двойным дном. Да, Владимир Иванович Даль трактует его положительнейшим образом. Зато, к примеру, Салтыков-Щедрин всегда употребляет его в саркастическом плане, когда хочет поярче изобразить угодничество и верноподданность. А Чехов! Цитирую по памяти из рассказа «Человек в футляре»: «Что за благонамеренность! Даже в бреду он говорил только то, что дозволено».
У нас в России всегда высоко ценилась благонамеренность именно в этом, щедринско-чеховском смысле. Дело даже не столько в законопослушании, сколько в послушании и преданности начальству, в оценке любой ситуации по принципу «жираф большой, ему видней».
В этой связи вспоминается современник Пушкина Фаддей Венедиктович Булгарин, которому наш поэт посвятил одну из язвительных своих эпиграмм, литератор, журналист, издатель, а также, по мнению многих, еще и доносчик. Он считал своей непременной обязанностью уведомлять начальство через издаваемые им газету и журнал о неправильном поведении и непатриотичных взглядах окружающих. Кое-кто в этой связи называл его журнал «Сын отечества» по-другому: «Стыд отечества». Государь же выразил свое удовольствие деятельностью Булгарина, одарив его перстнем, - такую награду император вручал своим подданным за успехи на литературном поприще.
После прихода советской власти благонамеренность еще больше поднялась в цене. Ленин, правда, хоть и был куда более жесток, чем цари, по отношению к своим политическим противникам, но терпел некоторое инакомыслие среди тех, кто участвовал в революционной борьбе. Их, по крайней мере, не расстреливали, как это стали делать потом.
В частности, Владимир Ильич с величайшим уважением относился к первому марксисту России Георгию Плеханову, имевшему с ним серьезные политические разногласия, дал указание не мешать побегу из страны своего давнего друга меньшевика Юлия Мартова, сохранил жизнь руководителям так называемого «лево-эсеровского мятежа» 6 июля 1918 года. Так, виднейший член ЦК партии левых эсеров Мария Спиридонова была расстреляна только в 1941 г.
Зато не было пощады тем, кто боролся против революции или хотя бы мог помешать ей. А таковыми в принципе считались люди интеллигентных профессий, священнослужители, офицеры, не захотевшие пойти на службу в Красную Армию. Доказательством их неблагонамеренности служило само социальное происхождение, социальное положение.
В дальнейшем, в сталинские времена, эта тенденция получила развитие. Репрессии стали массовыми, оградить от них не могли ни высокое положение в обществе, ни заслуги перед партией и советской властью. Вождь всех народов считал, что страну надо держать в страхе, используя для этого любой повод, иначе непременно найдутся желающие покуситься на его единоличную и неограниченную власть.
Но сейчас разговор не о сталинском терроре, тем более, что недавно по каналу «Культура» прошел впечатляющий цикл передач известного писателя Даниила Гранина «Ленинградская трагедия», в котором подробнейшим образом было рассказано, как сталинские опричники с соизволения диктатора уничтожили тех, кто возглавлял Северную столицу в годы Великой Отечественной войны, пользовался безграничным доверием ленинградцев за руководство городом в страшные для него блокадные дни. Сейчас речь не о Большом Терроре как таковом, а об отношении к нему наших благонамереннейших соотечественников, быстренько усвоивших принцип экзальтированного «одобрямса».
Уже когда начались первые процессы над «врагами народа», по стране стали прокатываться якобы стихийные митинги, где заранее подготовленные выступающие гневно клеймили изменников родины, предателей и шпионов, учинивших подлый заговор супротив народа, партии и лично товарища Сталина. Требование было одно – то самое и выраженное в тех же словах, в каких его высказал, выступая с одной из своих обвинительных речей, Генеральный прокурор СССР Андрей Вышинский: «Уничтожить, как бешеных собак!» За это голосовали единогласно.
Одни – потому что были благонамеренны и желали услужить власти независимо от того, права она или не права; другие – из-за того, что сами ни в чем не разбирались, но верили выступавшим на митингах, гневным газетным статьям и радиопередачам; третьи – по той причине, что хотя и сознавали, в чем подоплека этого кровавого спектакля, но небезосновательно опасались за себя и своих близких. Для какой надобности, спрашивается, нужны были все эти единодушные голосования, письма в газетах от рабочих и колхозников, трудовой интеллигенции и многодетных матерей, если все равно было ясно, что судьба «врагов народа» предрешена, приговор заранее подготовлен и согласован с «хозяином», а может быть, и продиктован им? Для того, чтобы, во-первых, обмануть мировое общественное мнение: дескать, власть не творит произвол, а выполняет требования народа; во-вторых, чтобы связать всех круговой порукой – ни у кого, мол, нет права возмущаться жестокостью приговора, все голосовали за него.
Клеймить неугодных власти, писать коллективные письма с осуждением, требовать сурового наказания – один из главных признаков лицемерной благонамеренности. Впрочем, почему лицемерной? Многие голосователи и подписанты, даже не из тех, которые входили в число сталинских палачей, стукачей или их наследников, вполне чистосердечно считали, что творят доброе дело.
Вы помните все эти: «Я Солженицына не читал, но осуждаю его», «Не хочу читать «Доктор Живаго», потому что автор его Борис Пастернак искажает действительность и заслуживает исключения из Союза писателей», «Никогда не слушаю вражеские голоса, вроде радиостанции «Свобода», которые работают на поджигателей Третьей мировой войны». Такие благонамеренные не перевелись по сию пору. Один из них подбивал меня несколько лет назад выступить против Ирины Хакамады, которая будто бы предлагала побыстрей свести в могилу пенсионеров.
- Разве такое могло быть? – удивился я.
- Могло, я сам слышал, - уверенно заявил благонамеренный.
Писать, конечно, я не стал, а через некоторое время узнал, что это сплетня, вышедшая из недр КПРФ. На одну из разносчиц сплетни, между прочим, депутата Государственной думы, Хакамада подала в суд и выиграла. Можно по-разному к ней относиться, но зачем же, пусть даже с самой благой целью, обвинять ее в том, в чем она невиновна?
Особенно омерзительны мне «коллективки», то есть коллективные письма в высокие инстанции или СМИ, требующие кого-то за что-то осудить, наказать, от чего-то отлучить. Я имею в виду не просьбу помочь людям, которые годами живут в доме с протекающей крышей и ничего не могут добиться, не требование разобраться с чиновным казнокрадом и лихоимцем – такие обращения и с одной, и со многими подписями имеют право на жизнь.
Я о другом – о случаях, подобных тому, как приморская писательская организация, обсудив только что вышедший роман Анатолия Рыбакова «Дети Арбата», выразила свое недовольство в «коллективке», которую отправила «наверх». Ну не понравился тебе роман, видишь в нем творческие просчеты или не согласен с концепцией автора – на вкус и на цвет товарищей нет. Никто не запрещает произвести критический разбор, но именно произвести разбор, а не учинять разнос и заниматься доносительством в стиле Фаддея Булгарина.
А что скажешь, если по указанию партийных инстанций братья-писатели травили Корнея Чуковского, Анну Ахматову, Михаила Зощенко, Бориса Пастернака, если благонамеренные номенклатурщики запрещали показ великолепных фильмов, закрывали театральные спектакли, приказывали рассыпать набор книг, давить бульдозерами не понятные им произведения искусства. Во имя благих целей уничтожалась самая работящая часть русского крестьянства, опытнейшие командные кадры Красной Армии в преддверии Великой Отечественной войны; объявлялись буржуазными лженауками и предавались остракизму генетика, кибернетика, социология, криминология. Исключительно гуманными соображениями руководствовались власти, расстреливая демонстрацию в Новочеркасске, обрушивая солдатские саперные лопатки на головы митингующих в Тбилиси.
В жизни, однако, бывает всякое, и не каждый соглашается, чтобы кто-то, даже имея на то основания, учил его уму-разуму. Об одном случае, весьма комическом, надо заметить, рассказал Сергей Довлатов. Некий литератор по фамилии, предположим, Бамбарыкин, присутствуя в состоянии среднего подпития на заседании одной из секций Союза писателей, отпускал неуместные замечания, всем мешал. Наконец председательствующий не выдержал и строго предупредил:
- Если вы будете так себя вести, вас выведут.
- Если я буду так себя вести, я сам выйду, - гордо возразил Бамбарыкин.
Вот вам пример отсутствия благонамеренности и в то же время наличие чувства собственного достоинства. Шутка, конечно, а теперь серьезно. Одной из наиболее примечательных черт господ благонамеренных является их склонность к самоуничижению, сочетающаяся с подхалимством по отношению к начальствующим лицам. Хорошо по этому поводу сказал Беранже:
Какая гордость, честь какая!
Ведь я червяк в сравненьи с ним,
В сравненьи с ним, лицом таким,
Его сиятельством самим!
Культ личности, когда человеку при жизни ставят памятники и говорят о нем, как о мудром, великом, гениальном и т.д. и т.п. – есть не что иное, как самый обыкновенный подхалимаж. Такого рода благонамеренность опасна в первую очередь для того, на кого она направлена, и она тем опасней, чем выше ранг руководителя. Он теряет скромность, начинает считать, что все его решения безошибочны, а любая критика злонамеренна и носит подрывной характер.
А вот дифирамбы для него – что тень в жаркую погоду. Вспомним, как славили бывшего губернатора Евгения Наздратенко некоторые деятели (кстати, фамилию одного из них я вижу в первой пятерке избирательного списка партии «Единая Россия»), как изощрялись подхалимствующие журналисты благонамеренных СМИ, прямо таки подстилаясь под Евгения Ивановича. Можете не сомневаться, что они получали от этого вполне конкретные выгоды, как получают ее и сейчас, сливаясь в любовном экстазе с нынешними краевой и муниципальной властями.
Сильна, ох, сильна человеческая натура, и ежели что в ней укоренилось, то пойди попробуй ее превозмочь. Казалось, сколько уж раз президент Владимир Путин со всей решительностью заявлял: не буду я менять под себя Конституцию, не буду избираться на третий срок и не просите. Нет же, просят.
Вот и недавно состоялось по этому поводу заседание комитета по законности нашего краевого Законодательного собрания. Уже известно, что решили бороться за изменение Конституции. Неужто не понятно, что не может Владимир Владимирович после того, как он многократно провозгласил на весь мир свое решение, пойти на попятную? Думаю, понятно.
Зачем же вся эта возня, для какой надобности просить о невыполнимом? Ответ единственный: инициаторы обсуждения желают лишний раз продемонстрировать свою благонамеренность и поиметь на этом какие-то дивиденды. Точно так же, как рассчитывают (и небезосновательно) извлечь из пребывания в партии практическую пользу для себя многочисленные чиновники, валом повалившие в «Единую Россию» после ее прихода к власти.
Смотрю на все это и думаю: наверное, благонамеренность не самое лучшее из качеств, свойственных человеку. Мне больше по душе критическое отношение к окружающей действительности, привычка ничего не принимать на веру, все подвергать сомнению, взвешивать на весах логики и разума. Да, так труднее, но еще никто не доказал, что надо жить веселясь и подпрыгивая.
Валерий КУЦЫЙ.
P.S. Я ужасно расстроился, когда мне прочли мою же публикацию «А дустом не пробовали?» в позапрошлом номере «АВ». Одна из двух процитированных мною строк стихотворения Бориса Пастернака «Гамлет» должна была выглядеть так: «И неотвратим конец пути». Но вместо «пути» в текст вкралось слово «судьбы».
Черт его знает, на каком этапе продвижения заметок от автора до газетной страницы произошла ошибка, но она произошла. Надеюсь, читатели воспримут этот ляпчик с пониманием, согласившись с мнением моего командира отделения младшего сержанта Бербеницкого: «Не ошибается только рядовой Бутримович, которого заставить что-нибудь делать, кроме как спать, не может ни все Министерство обороны, ни даже старшина Огородников».
В.К.
Рис. М. Ларичева
<< вернуться в список статей
