Вселенная
Сюжет мелькнул...
Александр Брюханов
Завершившаяся Третья Бьеннале визуальных искусств, программа которой вместе с музейной включала в себя и театральную, вновь ознаменовалась интересом к творчеству А.Чехова. На Малой сцене Театра Молодежи играли новую версию «Чайки», ставшую откровением для многих зарубежных гостей Бьеннале.
Мы помним, что на прошлой Бьеннале с творческим освоением чеховского наследия выступили сразу несколько театров АТР. В том числе и «Михара Дзюку»-театральная труппа из Токио. Залы и рабочие кабинеты Дома пропаганды культурного наследия (Особняк Иоганна Лангелитье) тогда превратились в своеобразную лабораторию современного театра, ищущего свои пути к Чехову. На нынешней Бьеннале Дом пропаганды культурного наследия, ведущий летопись театрального искусства, также не остался в стороне. Мы предлагаем вам вот эти заметки о новом прочтении чеховской пьесы приморскими артистами.
ПЯТЬ ПУДОВ ЛЮБВИ
Чехов говорил о «Чайке»: «Много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви»...
Пять пудов всегда было многовато для русской сцены. Получалось что-либо одно. Либо Нина, как у Комиссаржевской. Либо Треплев, как у Мейерхольда. Либо пара - Аркадина - Тригорин. Иногда доминировала Маша. Иногда - Дорн, как у Смоктуновского. Было и так, что никто не выделялся. Каждая фигура пьесы была значительна. Каждая несла в себе драму. И в каждой много чего было...
Помнится, как в 1992 году, в рамках 1-ого Международного Театрального Фестиваля стран АТР во Владивостоке Леонид Анисимов, тогдашний руководитель Камерного театра, предложил свою версию «Чайки». Его «Чайка» была о Треплеве и о Маше. То была странная «Чайка». Именно странная. Как будто Анисимова загипнотизировала вот эта фраза из письма А.Чехова к А. Суворину о начатой пьесе: «Я напишу что-нибудь странное»...
В той анисимовской «Чайке» тоже слышалось нечто надрывное - желание новых форм, какого-то другого театра. Какого? Может быть того, который он безуспешно пытался построить когда-то? В этом театре он хотел дать зрителям какую-то новую реальность. Но театр этот очень скоро сломали, или он сломался сам, и теперь остов его (если выдерживать сравнение в духе А.Чехова) «стоит голый, безобразный, как скелет, и занавески от ветра хлопают».
Та, прежняя «Чайка»
В новой версии «Чайки», которая идет на той же сцене, что и когда-то анисимовская, этой реплики про скелет и хлопающую занавеску нет. Как нет и другой: «Надо бы сказать, чтобы сломали в саду этот театр». Основные исполнители в новом варианте «Чайки» - Галина Копылова и Александр Волосянко - из того самого, переставшего существовать, анисимовского театра и его же «Чайки». Они - то немногое, что от этого театра уцелело. Но их «Чайка» - никакая не ностальгия. Та «Чайка» и тот театр - в безвозвратном прошлом. В этом прошлом был режиссер, который ненавидел рутину и который, кажется, искренне верил в то, что «мировая душа» - та самая, из неполучившейся треплевской пьесы - существует! И что люди, живущие на разных берегах, могут пробиться друг к другу. Благодаря театру. Для чего и устроителем 1-го Международного театрального фестиваля выступил. И съезд гостей из АТР смотрел его «Чайку», где погибал Треплев, но оставалась жить мечта о мировой душе, о мировой гармонии...
Галина Копылова, как никакая другая актриса тогдашней труппы, была готова броситься на поиски этой самой гармонии. Подобно Заречной, она была готова на многие жертвы. Заречная - вообще ее роль. Она могла бы вложить в нее много личного. Но Анисимов счел это само собой разумеющимся. А само собой разумеющееся он отметал, как Треплев отметал рутину и изжившее себя. И Копылова стала Аркадиной. Ее тогдашняя Аркадина, видимо, выросла на ролях молоденьких девушек. Отсюда -задержавшаяся в ее облике юность. Ее порывистость и нотки капризного ребенка. Исполнительнице роли Нины приходилось туго - эта Аркадина была ее достойной соперницей. Моложава, наступательна, умеет побеждать годы. В ней столько сил! Столько интереса ко всему. С ней - не надышишься жизнью!..
ВОЛЬНОСТЬ НЕСЛЫХАННАЯ
Какая ее Аркадина актриса? Бог знает! «В Харькове принимали о-го-го как!» В той, первой «Чайке» мне было достаточно знать об этом ее успехе в Харькове, чтобы понять, что та Аркадина - артисточка так себе. В новой «Чайке» героиня Галины Копыловой - актриса не из последних! И бунт Треплева против нее - это бунт дилетанта в искусстве. Бунт неудачника! Аркадина - Копылова читает Нине финальный монолог Джульетты, и мы понимаем, что ее героиня живет и чувствует на сцене по-настоящему.
Эта цитата из Шекспира - не единственная вольность актрисы. Вся новая «Чайка» - вольность неслыханная! Галина Копылова и ее коллеги проделывают с пьесой операцию, на взгляд знатока литературы, кощунственную. Нет-нет, она - не Акунин, и «Чайку» не переписывает. Она всего лишь отсекает от нее часть оперенья (в том смысле, что делает адаптацию). Из «пяти пудов» оставляет только два: линию Аркадиной-Тригорина и Заречной-Треплева. Все остальное вымарывается. Вместе с Машей, четой Шамраевых, Сориным и, что особенно огорчительно, - Дорном. Потому-то артисты не рискуют называть свой труд «Чайкой». В афишу вынесено другое название - «Вот тебе и театр». Помните эту реплику у Треплева?..
И эта «не вполне» «Чайка» словно бы поставлена самой Аркадиной. Новая Аркадина - также эгоистична. Из всего окружения ей по-настоящему интересны только три человека: сын, Тригорин и та, от которой исходит опасность - Заречная. Без всех остальных она может обойтись: потому-то их и нет на сцене.
Но ведь актриса же!
Кто она, эта Аркадина? Суждение о ней Треплева - несправедливо. Он судит о ней чересчур уж житейски. Да, тщеславна. Да, избалована зрителем. Да, забыла о сыне. Но ведь актриса же!.. Уж она-то бы «Чайки» не провалила (имеется в виду знаменитый провал чеховской пьесы в Александринском театре в 1896 году.) Но у нее - свой путь. Треплевские монологи о новых формах ее не вдохновляют. Ей чужда вся эта невнятица. Вся эта «философистика». Весь этот декадентский бред. Что поделаешь?! Ее бог - старый театр. Без Станиславского! Без его «мизансцен». Театр, в котором царит артист только! Где в огне рампы ежевечерне сгорает его беспокойное сердце! Вот что такое эта Аркадина! Ну, а в паузах, когда священная жертва театру принесена, она может позволить себе расслабиться. Позлословить. Сорваться на крик. Унизить, наконец. Но все это - «человеческий сор», из которого растут цветы ее искусства.
Другой бы понял и простил бы. Треплев - нет. Он - эгоист не меньше своей матушки. Да, между матерью и сыном встал Тригорин. Да. Провалилась его пьеса. Да, изменила Нина. Но ведь слова о том, что нужны новые формы, произнесены! Стало быть, есть цель и то, ради чего следует жить художнику. Найдено главное - формула жизни. Как и у Заречной - «Терпи и Веруй». Тогда отчего же выстрел? Все от того же: от этой болезненной зацикленности на себе. (Обратите внимание, как развилась эта болезнь в наши дни!) То, что говорит Нина об открывшейся ей истине, Треплев пропускает мимо ушей. Из всего сказанного ею, он реагирует только на то, что она все еще любит Тригорина. Любит сильнее, чем любила. Не его, искателя новых форм, а Тригорина - исписавшегося, душевно усталого, осознавшего тщету жизни и творчества. Вот этого он уже вынести не в состоянии. Оттого - выстрел!..
Необъективно, скажете Вы, так трактовать Треплева, представляющего в чеховской драме «наивных и чистых». Непоэтично. Но ведь все это есть в «Чайке» - убеждает нас исполнитель этой роли Андрей Трофимов. Прочтите ее без оглядки на Московский Художественный! Прочтите, как что-то очень-очень личное, и вам откроется иная «Чайка». Вас словно бы обвеет ее свежестью. Захочется новизны мысли...
Все тот же Тригорин
И в этом смысле образы Аркадиной и Треплева по сравнению с анисимовскими - решительно пересмотрены. Аркадина - возвысилась. Треплев - занижен. Его обращенная по пьесе к Сорину реплика о матери и ее любовнике, произнесенная в пустоте, выглядит сплетней. Получается, он наушничает зрителю, и от сознания этого становится нехорошо. Неловко. Будто бы на ваших глазах совершается предательство. В Треплеве - А.Трофимове - вообще, маловато душевной широты. То же и в Тригорине - А.Волосянко, но он хотя бы не заблуждается на свой счет. Этот Тригорин - единственный из четырех, кто не изменился по прошествии десяти лет. Разве что постарел немного. Артист все также играет, налегая на «о». Ищет большей, чем это нужно у Чехова, характерности.
Проработка образа - скрупулезнейшая. Но рисунок роли - все тот же, анисимовский. Впечатление - будто бы этот персонаж из горьковских «Дачников», нежели из чеховской «Чайки», смущавшее тогда, в 92-ом, теперь еще больше усилилось. В этом Тригорине нет движения. Да, измучен писательством. Но нужно писать, пока тебя читают. Пока ты востребован. А что до концепций и общих идей - он о них не думает. Все это игралось и в прежней «Чайке», потому - открытий нет и новых путей, как соединить чеховскую пьесу с чем-то сегодняшним в этом образе тоже нет. А жаль. Александр Волосянко очень занят отделкой роли. Играй артист попроще, и его Тригорин чаще ловил бы на себе наш сочувствующий взгляд.
В СОЧУВСТВИИ ОТКАЗАНО
Наконец - Нина. То, чего в спектакле, в сущности, нет. На сцене дурачится миловидная девушка. Не простодушная, как у Чехова, а не очень развитая, может быть, даже глупенькая. Нине (артистка А.Трофимова) почему-то отказано в сочувствии. Но если играть «Чайку» квартетом и из всех диалогов выбирать те, где герои говорят об искусстве и о своих чувствах, то с Ниной так поступать нельзя. Как и вычеркнуть из этих разговоров Дорна - самого чуткого, самого тонкого ценителя прекрасного.
Нина у Чехова - это то, что обещает нам новую актрису. Актрису уровня Комиссаржевской. Ту, что прилетит к нам чайкой - вестницей каких-то новых эпох и чувств. Примеривать к ней фрак А.Вертинского (А.Трофимова появляется в последнем акте слегка под Вертинского во фраке и цилиндре. Звучит его голос, и артистка имитирует исполнение одной из его шансонеток) - фантазия излишняя. Вертинский - штучка тонкая, изысканная, а Нине добираться до места своего ангажемента третьим классом с остановкой в Ельце. Чехов уготовил ей поприще артистки, которая знает жизнь и несет это знание на сцену. А что в спектакле? Жантильность и мелодраматический жест - вот и все приобретения этой Нины, только что говорившей Треплеву о чем-то волнующем, настоящем.
Эта Заречная не растет. Не развивается. Впрочем, роль эта была и остается труднейшей, никому на русской сцене она не удавалась, разве что Комиссаржевской, и молодая артистка может утешиться хотя бы этим.
Версия Аркадиной
Ничего другого ведь и быть не могло. Не будем забывать - эту «Чайку» «режиссировала Аркадина». И сознательное умаление соперницы было, видимо, частью ее замысла. Старый актерский театр сопротивляется идущему на смену новому «режиссерскому» театру. И новый - пасует. Так по версии Аркадиной. При условии, что старый театр - никакая не рутина. А Дом. Дом Мочалова. Савиной. Ермоловой. Щепкина. Вот мысль, которую я читаю в новой «Чайке».
Поэтому - и иной эпилог. Уже после выстрела. После попытки Заречной заново прочитать монолог о «мировой душе». У Заречной - А.Трофимовой он звучит набором странных фраз. А могло быть иначе. Сильно. С новым, открывшимся смыслом. Это при условии, что в Нину заложена чеховская вера в нее. Однако, это уже другая Нина и из другой «Чайки». В этой же - и выстрел и невнятное Нинино бормотанье вдруг сметает музыка. Веселая, какая обычно сопровождает выход артистов после чего-то легкого, необременительного. Под эту музыку, как бы выходя на поклоны, Аркадина, Тригорин, Треплев и Заречная начинают большой круг. Спектакль окончен, господа! Выстрел был театральным. Забудем его. Забудем муки Нины и Треплева. Ведь мы в театре. А в театре должна звучать музыка. «А музыка играет так весело. Так радостно, что кажется еще немного...»
А что же новые формы?
Впрочем, это уже из «Трех сестер». Из другого сюжета. А тот, который сейчас промелькнул перед нами, называется «Вот вам и театр». Он - про победу актрисы Аркадиной. Что из того, что она в финале безмолвно обойдет сценический круг. И лицо ее при этом будет похоже на посмертную маску. Пусть на этом лице - тоже упоение собственной персоной и то же равнодушие. Но мы-то знаем, какой она может быть на сцене в свои лучшие минуты! И нам этого довольно.
А все эти разговоры про новые формы - одна актерская болтовня и только. Ведь и Треплев в конце концов приходит к тому же. Помните: «Дело не в старых или новых формах, а в том, что человек пишет, не думая ни о каких формах, пишет, потому что это свободно льется из его души». Пишет или играет на сцене,- уточнила бы Аркадина Галины Копыловой. И это - все! И в этом - весь сюжет...
Александр БРЮХАНОВ.
Фото 1: Заречная - А. Трофимова.
Фото 2: Аркадина - Г. Копылова, Тригорин - А. Волосянко.
Фото 4: Сцена из спектакля.
Другие статьи номера в рубрике Вселенная:
