Защита прав
Молчание ягнят
Евгений Милованов
Cправка: Вспомогательная школа-интернат как учебно-воспитательное учреждение осуществляет комплексное обучение и воспитание детей с отклонениями в развитии. Обеспечивает адекватный уровень их образования и профессиональную первоначальную подготовку в стенах школы.
ОГОРОДНАЯ ПРОФПОДГОТОВКА
На прошлой неделе ко мне обратилась группа подростков, бывших воспитанников Сибирцевской коррекционной школы-интерната, которые рассказали обо всех тех беззакониях, что творятся в стенах детского дома. Я решил выехать на место и попробовать разобраться во всем сам.
Но едва я вступил на территорию интерната, меня остановили бдительные воспитатели и объяснили, что руководства на работе уже нет, и мне необходимо придти «завтра с утра». Моя попытка поговорить с детьми была решительно пресечена, дескать, сначала поговорите с начальством, а потом к детям суйтесь: «Может Вы неправильный журналист, и напишете про нас что-нибудь этакое!». Пришлось мне уходить не солоно хлебавши, с надеждой, что уж завтра-то я буду допущен в святая святых Сибирцевского детдома.
Вспомогательная школа-интернат была организована в Сибирцево в 1968 году.
Директор Инна Михайловна Одношивкина стояла практически у истоков этого детдома. По всей видимости, столь долгое руководство родило полную безнаказанность. Первоначальную профессиональную подготовку она понимает по-своему. Раз уж дети должны готовиться к будущей трудовой деятельности, то почему бы не совместить эту подготовку с личной выгодой? По всей видимости, так думала предприимчивая Инна Михайловна, забирая в первый раз детей на работу в свой личный огород. Да-да, это не опечатка. Именно на личном огороде (или плантации?) директора стали проходить дети «первоначальную профподготовку». Конечно же, не даром, такого «чуткое, любящее детей сердце» (по отзывам коллег) вынести не могло. Она им платила по двадцать рублей за день работы на огороде.
Деньги это небольшие, даже для ребят из детского дома, но что поделаешь, если на карманные расходы выдают в месяц те же двадцать рублей. Выдают из собственной пенсии детей, которую они получают по потере кормильца. Могли бы и побольше давать. Но тут администрация детского дома действует по простому принципу: «Чем меньше дадим, - тем чаще будут соглашаться!».
И они правы в своих иезуитских выкладках. Вот что рассказал семнадцатилетний воспитанник этого интерната Дима Лека: «Нам же хочется того же мороженного, шоколадок всяких, а купить не на что. Вот и приходится работать на их огородах. Нас же не только директор забирает на работы. Половина учителей и воспитателей берут нас к себе на огороды. Да и не только они, с поселка тоже часто приезжают знакомые директорши, договариваются с ней и берут нас. Но они платят больше, аж по пятьдесят рублей». Вот так! Интересно, имеет ли что-нибудь за это разрешение «торговец черным деревом», а по совместительству директор? Неизвестно, но я думаю, что подобная щедрость не безвозмездна.
Посторонним людям жалко детдомовских и они платят больше, но даже так можно сэкономить. Взрослый мужик за такую работу меньше ста рублей не возьмет, сам узнавал. Говорят: «Что я дурак, почти за бесплатно работать!». Дети хоть и не дураки, но деваться им некуда.
ДЕТИ В СТРАНЕ АРИФМЕТИЧЕСКИХ ДВОЕЧНИКОВ
Кстати о деньгах. Всего в школе 146 детей, из них 40 - «группа детского дома». Эти дети находятся на полном государственном обеспечении, государство их поит, кормит, одевает и еще выплачивает пенсию по потере кормильцев в размере 1000 рублей (в среднем). Деньги поступают на специальные накопительные счета в Сбербанке. По идее, они должны стать неплохим подспорьем в жизни, после того как дети покинут стены детского дома. Но на самом деле и здесь не все так просто, как кажется на первый взгляд. Раньше 75% забирало себе государство, а 25% поступало на личные счета. Лишь только с 1998 года пенсия в полном объеме стала поступать на сберкнижки, и разумным будет предположить, что за эти годы у детдомовцев накопится примерно одинаковая сумма денег, необходимых им на первое время. Однако в Сибирцевском детдоме все обстоит совсем по-другому. Дети даже не знают, какую пенсию они получают и сколько денег у них на счету. Однажды одна из воспитанниц, Тоня Жданова, поинтересовалась суммой, имеющейся на ее счету, на что ей без особых затей ответили, что руководство детдома само не знает (хотя на самом деле социальный педагог должна каждые три месяца проверять в Сбербанке состояние лицевых счетов), т.к. в банке существует такая штука, как тайна вклада, и «злые тетеньки из сберкассы ее не раскрывают». «Вот будешь уходить из нашего детдома, тогда и узнаешь, сколько у тебя денег накопилось», - сказали ей. И это ответили не маленькой, неразумной девочке, а шестнадцатилетнему подростку. Она учится в одиннадцатом классе и строит планы на будущее. Но нет дела руководству детдома до ее планов.
Оказывается, дети, поступившие примерно в одно и то же время, получают по выходу сберкнижки с суммами, отличающимися на порядок. Короткий пример: в этом году четверо детей из этого детдома уехали учиться в профессиональное училище в Партизанск. У одного из выпускников, Игоря Морозова, на сберкнижке лежало более двадцати тысяч рублей, а вот у Козловской Светы всего 5800 (!) рублей. Света пробыла в этом детдоме всего на два года меньше Игоря!
С помощью простой арифметики можно примерно подсчитать сумму, которая должна была храниться на счетах этих детей. Средняя пенсия за эти годы (с 98 по 2002) составляла 700 рублей. Теперь умножаем ее на пятьдесят шесть месяцев, - получаем 40 тысяч рублей. Где они? И это только за последние пять лет, а дети находились в детдоме дольше.
Как могла получиться такая огромная разница? По словам специалистов Управления социальной защиты населения, сумма пенсии может отличаться, но незначительно, в среднем на шестьдесят рублей. Вдумайтесь только - шестьдесят рублей в месяц и двадцать тысяч за неполных пять лет. Многие могут подумать, что девочка просто потратила свои деньги еще в детдоме, я тоже сначала так подумал. Но потратить деньги, находясь в детдоме, пусть и свои, практически невозможно. Как уже говорилось выше, необходимо как минимум решение опекунского совета, а там, как я понимаю, должны быть собраны грамотные, понимающие люди, заботящиеся о своих подопечных. Или пусть тратят, сколько хотят, все равно не нам с ними жить? Стал выяснять, оказалось, что Игорь в середине лета снимал со своей книжки 10000 рублей, а Света на свое восемнадцатилетние истратила всего три тысячи. Куда делись остальные деньги? Когда она задала этот вопрос, ей доходчиво объяснили, что государство высчитывало с нее за питание и одежду, и она успокоилась. Напомню, ребенок из коррекционной школы. Только вот не возник в голове у Светы справедливый вопрос, а что, пока она питалась и одевалась за государственный счет, Игорь ходил голодный и раздетый? Или он зарабатывал на свое содержание на директорском огороде? Когда я задал все эти вопросы Свете, она ответила: «А я и не подумала!». Святая простота! Ей, наверное, кажется, что никто не может обмануть сироту, тем более люди, которых она знает с детства, заменившие ей родителей. Ведь она так привыкла доверять им.
Тому же Диме Леке в этом году купили спортивный костюм за четыреста рублей. Купили на обыкновенном рынке, где нет, естественно, кассовых аппаратов. А ведь ему в личное дело должны вклеить кучу различных бумаг, в том числе решение опекунского совета и копию чека, в которой должно быть указанно, что именно купили, когда и за сколько. И какой, интересно, там появится чек? И откуда? Ответы на эти вопросы знает только Инна Михайловна Одношивкина. И это не единственные вопросы, возникающие при более близком знакомстве с Сибирцевским детдомом.
ИХ ПРЕДНАЗНАЧИЛИ ДЛЯ ДНА ОБЩЕСТВА
Почему, например, более половины воспитателей не имеют педагогического образования? Видно, отсутствие образования заставляет их пить «горькую» вечерами, прямо на глазах у своих воспитанников. Вы не подумайте, что я придумываю, для пущей закрутки сюжета. Вот что говорит Клименко Дина Сергеевна, бывший воспитатель этого детдома: «Очень часто, вечером, когда директор уходит домой, воспитатели собираются в учительской или на кухне и пьют водку. Это у них называется «снять стресс». Только непонятно, от чего стресс-то, в три часа только заступили на работу, а в шесть уже садятся пить. Детей не боятся и не стесняются. Далеко ходить не будем, второго сентября учителя вообще среди бела дня сели в игровой (!) комнате, праздновать начало учебного года. Витя Ларин зашел туда, а они даже бутылку не убрали. Совсем Бога не боятся - это же дети!». Часть учителей имеет только средне-специальное образование. Высшую педагогическую категорию имеют только директор и социальный педагог. Чему они детей учат, да и хотят ли учить?
Тоня Жданова (кстати, одна из шести детей без отклонений в развитии, да, есть здесь и такие, им в обычных детдомах места не нашлось) в начале учебного года хотела пойти на платные подготовительные курсы, дающие в дальнейшем небольшую льготу при поступлении во ВГУЭиС. Годичные курсы стоят три с половиной тысячи рублей. Ее не пустили на эти курсы, заявив, что, во-первых, дорого, а во вторых - «У нас на тебя другие планы, - сказали ей, - в ВУЗах обучение дорого стоит, и ты его просто не потянешь, да и в городе жить, тоже дорогое удовольствие». Видно, забыли рассказать девочке про то, что она как сирота, пользуется определенными льготами при поступлении в государственный ВУЗ. Зачем? Проще засунуть ее в какое нибудь медучилище и все, а где она после него работать будет и как станет жить, их это абсолютно не волнует. Никого не волнует, что молодая, симпатичная девушка будет вынуждена, скорей всего, пополнить и без того широкие ряды работниц «сферы досуга».
Почему за все эти годы никто не поинтересовался делами, творящимися в стенах этого детского дома? Или стена людского равнодушия настолько велика и прочна, что не разрушить ее слезами и страданиями детей, оставшихся без родителей?
Евгений Милованов
Фото Сергея Дандуряна из серии «Детские судьбы».
Другие статьи номера в рубрике Защита прав:
