– Начиналось все с того, что суд назначил Евгению Графову и Артуру Гусейнову отбывать наказание в колониях.
Другое дело, – говорят их адвокаты, – что их действия неверно квалифицировали. Сейчас приговор оспаривается в Верховном суде.
Но сейчас речь не о том. Через год их пребывания в колонии кто-то решил «повесить» сначала на Гусейнова, а потом на Графова убийства людей, к которым они никакого отношения не имеют.
А когда попытки следствия потерпели фиаско, потому как не имелось оснований предъявлять обвинение, то появилась другая «затея» – обвинить в убийстве Димы Д., который несколько лет назад пропал без вести. Создавалось впечатление, что для следствия нет абсолютно никакого значения, в чем обвинять.
Все это время наших подзащитных пытали, чему имеются подтверждения. И вот совсем недавно выяснилось, почему оперативники упорствуют. Признание Евгения Графова в преступлении оперативников не устроило – они требовали указать в качестве заказчика преступления человека, который имеет прибыльный бизнес.
Каков мотив убийства, непонятно, потому что пропавший без вести Дима Д. и влиятельный гражданин, которого, очевидно, хотят сделать заказчиком, находятся на разных социальных уровнях, никаких ссор и неприязненных отношений между ними не возникало.
Да и кто внушил оперативным сотрудникам, что Дима Д. убит, если труп не найден? Но как сказали оперативные сотрудники, сейчас не обязательно находить труп – суды приговаривают к реальному сроку по таким делам, где труп не обнаружен.
Мы полагаем, что кто-то заинтересован в том, чтобы отобрать бизнес. Поместив человека в СИЗО, подобный трюк можно осуществить без труда.
Угрозы при адвокате – не в счет?
– В середине сентября 2012 года Александра Гусейнова этапировали из колонии в СИЗО-1 города Владивостока, – говорит адвокат Михаил Викторович Табаков. – Мне позвонила мать Александра и попросила, чтобы я вступил в защиту ее сына. Узнав, что с участием Александра собираются проводить следственные действия, я выехал в оперативно-розыскную часть на улицу Карбышева, 4.
Когда я поднялся на девятый этаж и зашел в кабинет, то увидел, что у подзащитного под глазами синяки и припухлости, руки на запястьях были порезаны. В моей практике часто случалось, что клиенты жаловались по поводу пыток в ОРЧ-4.
Оценив ситуацию, я попросил всех присутствующих выйти из кабинета, поскольку как адвокат имел право на конфидициальную беседу с моим подзащитным. Оперативники отказались выходить из кабинета, сказав, что они должны слышать, о чем мы будем беседовать.
Мне ничего не оставалось делать, как разговаривать с Александром шепотом. С его слов я узнал, что его заставляли сознаться в ряде убийств, но когда вывезли якобы на место убийств в село Покровку, то он не смог показать места захоронения трупов. Как сказал мне Александр, он выехал для проведения следственных действий в село Покровку только для того, чтобы на время прекратить пытки.
Он требует записать в протокол свое заявление о пытках. Дальнейшие события, по словам Александра, оказалось кошмаром, который невозможно пережить. По возвращении в оперативно-розыскную часть ему угрожали насилием, избивали и унижали. Не выдержав пыток, Александр вскрыл вены.
И вот сейчас, к моему приходу, ему навязывали новый «сценарий», очевидно, под пытками заставляя признаться в том, что он сжег труп, а пистолет выбросил в озеро, где на данный момент его невозможно найти. Таким образом, когда я пришел, моего подзащитного собирались передопросить.
Я предложил ему отказаться от дачи показаний, чтобы я мог ознакомиться с материалами дела. Я потребовал оперативных сотрудников представиться, и мы сразу же написали заявление о применении пыток.
Один из оперативных сотрудников (восточной внешности, который, кстати, единственный отказался представиться), выволок Александра из кабинета, от резкого толчка приоткрылась дверь. Я отчетливо слышал, что говорил оперативный сотрудник. В грубой форме, осыпав Александра нецензурной бранью, оперативный сотрудник обещал выбросить его из окна девятого этажа, если тот не подтвердит показания, данные им без меня.
Я был в недоумении от такой наглости оперативника, который в присутствии меня, адвоката, угрожал жизни и здоровью моего подзащитного.
После этого Александра повезли в тысячекоечную больницу, чтобы провести судебно-медицинское освидетельствование. Но, как мне сказал потом Александр, в больницу его не заводили. Один из оперативников вышел из машины, зашел в тысячекоечную больницу и, возвратившись через пятнадцать минут, размахивая перед ним справкой, говорил, что телесных повреждений у Александра нет.
Я требовал срочно назначить судебно-медицинскую экспертизу. Судмедэксперт описывает побои, которые имеются на его теле: кровоподтеки, ушибы грудной клетки, синяки и порезы на запястьях. Как полагается, судмедэксперт задает вопрос, откуда взялись побои.
Но в состав конвоя, который сопровождал Александра Гусейнова к судмедэксперту, не случайно включили тех оперативных сотрудников, которые перед этим его пытали. Эти оперативники перед посещением судмедэксперта провели жесткий «инструктаж», объяснив, что нужно говорить в таких случаях.
Александр выпалил, что упал со второй полки двухярусной кровати. Получается, что упал очень неудачно: на два кулака, которые подставили сокамерники, иначе как объяснить наличие двух синяков под глазами.
Порезы на руках, как объяснил Александр судмедэксперту, он тоже нанес себе сам случайно, когда ехал в автозаке, поцарапавшись об острый край стула. Правда, судмедэксперт засомневался в этой версии, которую навязали Александру оперативники – уж слишком глубокими оказались порезы, как будто бритвой полоснули.
Его продолжают вывозить на Карбышева. Причем мое присутствие как адвоката в данном случае не требуется, потому как Александра опрашивают по материалам доследственной проверки.
Он изъявляет желание давать объяснения по поводу его избиения в ОРЧ-4 с моим участием. Но никакой реакции на то, что Александр хотел говорить в присутствии адвоката, то есть в моем присутствии, не последовало. Меня никто не пригласил.
И сотрудники полиции опять принялись за пытки и оскорбления. В итоге Александр подписал заявление, что телесные повреждения причинил себе сам, чтобы якобы избежать наказания за убийства.
Я приехал к нему, когда заявление было написано. В отчаянии от его молчаливого согласия я спросил, в чем дело. Он ответил, что был вынужден так поступить, потому что оперативники надели контрацептив на резиновую дубинку, грозили совершить акт мужеложества, а потом отправить видео в колонию, где он отбывал наказание.
Однако несмотря на все это смятение, доказательств для возбуждения уголовного дела в отношении оперативных сотрудников достаточно: имеются судебно-медицинская экспертиза, показания свидетелей, самого Александра Гусейнова, имеются сведения о лицах, которые забирали Александра абсолютно здоровым, без телесных повреждений, а привозили избитым, врач СИЗО зафиксировал побои, и, наконец, я лично слышал угрозы в адрес моего подзащитного.
Кстати, в материалах проверки по поводу избиения Александра Гусейнова оперативными сотрудниками имеется заявление свидетеля А.П. Ловцова. Свидетель пишет, что, возвращаясь из ОРЧ-4, Александр рассказывал, как его пытали.
Но в возбуждении уголовного дела отказали в связи с тем, что в действиях сотрудников ОРЧ-4 якобы нет состава преступления. Странный аргумент: имеются телесные повреждения, оперативник угрожает в присутствии адвоката, но состава преступления нет?
– После того, как я атаковал прокуратуру жалобами, – продолжает адвокат Михаил Викторович Табаков, – наступало затишье – моего подзащитного переставали вывозить на ул. Карбышева, 4. Вскоре протокол допроса Александра Гусейнова и его явка с повинной куда-то исчезают, моего подзащитного отвозят обратно в колонию отбывать наказание.
Игра, в которой нет правил
Похоже, сценарий следствия поменялся. Оперативные сотрудники неожиданно взялись за родственника Александра Гусейнова – Евгения Графова. Евгения начинают допрашивать относительно тех же убийств, которые происходили в районе села Покровка, начиная с 2005 года.
– С утра 16 мая меня вывезли на Карбышева, – пишет Евгений Графов. – Сразу начались пытки. Не давая ни минуты покоя, меня превратили в «овощ». Они заставляли признаться в убийстве Дмитрия Д. Мне было все равно, что произойдет дальше. Я терял сознание несколько раз, но меня приводили в чувство при помощи нашатыря. Мне казалось, это будет длиться бесконечно, поэтому я согласился с тем, что я его убил.
Но им оказалось этого мало. Они требовали, чтобы я сказал, что мною руководил заказчик, называли конкретное имя. Потом трое оперативных сотрудников и я поехали «откапывать» труп. Я подумал, что после этого случится что-то страшное, потому что показывать нечего, трупа нет. Когда мы вернулись во Владивосток, все продолжилось, они злились и сказали, что утром поедем искать труп снова.
С утра я вскрыл себе горло, чтобы на время отдохнуть от пыток в лазарете следственного изолятора. Но их это не остановило, они вновь вывозили меня. Помогите, осталось несколько дней, снимут швы – и они продолжат.
– Евгения Графова привозят из колонии, – рассказывает Иван Викторович Табаков, адвокат Е. Графова. – Сначала его как свидетеля допрашивает следователь Оврах. Потом дело передали в производство следователю Д. Бабенко. Он допрашивает Графова более обширно, но последний говорит, что преступления не совершал, указывает на то, что у него имеется алиби. Поскольку причин держать Графова в СИЗО нет, а сроки вышли, его этапируют в колонию. Но прошло полтора месяца, и все повторилось: приезд в СИЗО-1 города Владивостока, пытки на Карбышева, 4.
И вдруг они поднимают давний материал о без вести пропавшем Диме Д. Некогда Дима Д. и Графов дружили семьями. Графов не обвиняемый и даже не подозреваемый, он просто свидетель, но почему-то оперативники по своему усмотрению вывозят его на Карбышева, 4. По той же схеме, по которой «работали» с Александром Гусейновым, начинают работать с моим подзащитным.
Несколько оперативных сотрудников держат его, один надевает на голову целлофановый пакет, лишая доступа воздуха, что приводит к потере сознания. Но для приведения в чувство используют нашатырный спирт. Все сопровождается мордобитием и оскорблениями, угрожают совершить акт мужеложества. Выдержать подобные пытки трудно.
Оперативники настойчиво пытали моего подзащитного. Однажды сломали ухо. Я получил ответ из изолятора, что врач выставил диагноз «ушиб справа». Я написал заявление в Следственный комитет по Первореченскому району. Мне, конечно, пообещали провести проверку, но пока особенных результатов не видно, проверка идет по сей день. Перед каждым следственны действием Евгения бьют, заставляя говорить то, что нужно им.
Не выдержав пыток, он признается в преступлении. Его вывозят для того, чтобы провести проверку показаний на месте. Но поиски трупа ни к чему не приводят – землю копают, а трупа нет, потому как Графов не знает, где труп – не совершал он преступления.
Когда наступил предел терпению, мой подзащитный порезал вены и вскрыл брюшную полость. Однажды мой подзащитный сказал, что терпеть пытки нет сил, что ему предлагают объяснить отсутствие трупа тем, что Графов якобы сжег труп, а после развеял прах. Получается, история под копирку, как с Гусейновым.
Графов отказывается давать такие показания. А не так давно, чтобы прекратить на время пытки, Графов перерезал себе горло. Он понимает, что вскрой он вены, ему просто забинтуют руки, чем придется, повезут в ОРЧ-4 и этот, как кажется ему, бесконечный ад продолжится.
Евгений, видимо, не рассчитал свои силы – порез оказался слишком глубоким. Ради того, чтобы попасть в больницу СИЗО и отдохнуть от пыток, он готов был на многое.
Некоторое время Евгений находился в камере в полубессознательном состоянии, на грани жизни и смерти, и если бы конвой не вошел вовремя, то дело могло обернуться летальным исходом.
При этом невыносимые условия создаются в самом СИЗО. Его содержат в подвале, где сыро и по стенам ползет грибок.
Однажды пришли проверяющие. Они потребовали поместить Графова в нормальную камеру. Администрация СИЗО-1 перевела его на некоторое время в другую камеру, быстро сделали ремонт и водворили обратно.
Мне удалось поговорить с человеком, которого оперативники пытаются сделать «заказчиком» – с Андреем О. Он говорит:
– Полагаю, то, что я просто мешаю контрабанде, к которой, считаю, причастны, кстати, некоторые полицейские. У меня имеются доказательства, что за мою «ликвидацию» местный авторитет заплатил большие деньги.
Но об этом расскажем в следующем номере «АВ».
Прокуратура на все мои обращения о пытках в ОРЧ-4 шлет отписки. С УМВД РФ по ПК на свои вопросы я получаю ответ, что сведения о пытках не подтвердились. Сотрудники ОРЧ-4 хранят молчание, наверное, им нечего сказать… Придется обращаться выше. Похоже, УМВД РФ по ПК нет дела до того, что кто-то пострадал от пыток…