Открытое письмо Ильи Фарбера к Надежде Толоконниковой
Здравствуй, Надежда!
Пусть у тебя хватит сил не только остаться в живых, но и сохранить как можно больше своих сил, здоровья и красоты.
Чтобы на дольше хватило. Потому что нервные клетки, как все мое детство говорила мне мама, не восстанавливаются. А мы сейчас служим болью, то есть мы сейчас и есть эти самые нервные клетки.
Мы-то знаем, что боль очень важна, по ней можно понять, что и где в организме нарушено, определить, разобравшись, стадию заболевания. И решить, что предпринять, спасая организм от гибели. Мы помним, что без нервных клеток внутренние органы мутируют незаметно. Это скрыто от глаз, спрятано от остальных чувств, если нервы молчат.
Когда же беда становится очевидной, то что-то менять, улучшать бывает, как правило, уже поздновато. Остается или ампутировать, или хоронить.
Бывают, конечно, случаи, когда приходится пользоваться анестезией. Но для того, чтобы правильно рассчитать наркоз, нужно, опять же, и боль, и болезнь, породившую эту боль, обязательно со всех сторон изучить. Ведь если глотать обезболивающие средства сразу, то голова просто перестает знать о происходящем, потому что не слышит болевых сигналов, и закончиться все может трагически.
Без боли нельзя. Даже роды без боли не должны обходиться, по замыслу природы. Например, ни одна обезьяна из тех, что во время эксперимента родили под наркозом, не признала своих детенышей, насколько я помню из курса по родовспоможению. Отличие было только в том, что одни обезьмамы, не замечая, ходили по своим детям, а другие откусывали им головы. Значит, боль помогает еще и полюбить, а не только выжить и выздороветь.
Боль предупреждает, боль указывает. Так в войну отважные воины вызывали огонь на себя. Боль — это вот такой радист, подающий сигналы из горячей точки. И когда радист исчезает из эфира, координаты его последние остаются, и можно еще бывает прийти на помощь и даже успеть спасти. Если слышать, если прислушиваться и если действовать незамедлительно, грамотно и сообща. Да здравствует боль!
Почему же люди все чаще стараются ее заглушать? От черствости? От невежества? От зависти? От страха? А может быть, от этой самой боли переизбытка? Может, просто невыносимо уже человекам?
Мы же знаем, что постоянный прием обезболивающих препаратов прописывают обычно неоперабельным пациентам, про которых известно, что ничего хорошего их не ждет, потому как болезнь их вступила, увы, в последнюю стадию. Это такие слабые, стало быть, живущие в нашей стране люди?
Горько думать, что сама наша страна — этот большой и необыкновенно способный организм, признается кем-то неизлечимым. По-моему, подтверждение диагноза требует скрупулезного обследования. Обследовать надо! Но почему-то средства массовой информации сильно смахивают на средства обезболивания: никто не должен услышать, никто не должен заметить, никто не должен понять.
Твое письмо, твоя голодовка — это очень звонкие болевые сигналы. И против них применяются самые сильнодействующие средства.
Моя защитница рассказала, как по телевизору показали зэчку, объяснившую всем, что про нарушения ты все выдумала, вела себя странно и приехала в колонию со словами, что хочешь устроить бунт. Тонкая такая инъекция. Это как в 21-ом веке усыплять людей по схеме Труса, Балбеса и Бывалого — хлороформом в носовом платке.
Все еще находятся «умники», обвиняющие тебя в том, что истинная цель письма и голодовки — «пиар». Но что такое «пиар»? PR? Связь с общественностью? Связь каждой отдельной клетки со всеми остальными, со всем организмом? Так для этого нервы и существуют.
Иисуса Христа, на мой взгляд, в «пиаре» не обвинили только потому, что слова такого не знали. Вдуматься, все его проповеди — «сплошной пиар», связь с общественностью в чистом виде. Хотя все знают, что сделали люди с Иисусом Христом, в конце концов…
Кого еще не обвиняли в «пиаре»? Один кретин написал в газете, что я нарочно сел в тюрьму, чтобы стать знаменитым, как Pussy Riot. Если под «пиаром» подразумеваются именно недостойные поводы для упоминания и огласки, то подобные обвинения можно считать за недоверие к публике со стороны этих «внимательных» обвинителей или за серьезные повреждения их психики.
Не отличить зуд от боли — это уже действительно клиника. Такие злодеи — как вредные микробы или опасные вирусы, разрушающие резервные крепости защиты. Вместо слова «пиар» выучили бы «другое какое-нибудь», например, — «сэппуку». И хоть раз перешли бы от слова к делу.
В Тверском СИЗО, где я нахожусь уже третий год, отличный начальник, которому не нужно быть жестоким, чтобы его уважали. Не нужно никого унижать и делать рабами, не нужно воровать и притворяться перед комиссиями. Строгий, справедливый, с твердыми принципами, уважающий достоинство каждого человека, даже совершившего преступление. Один пример: перед наступлением Нового Года он прошел по всем камерам СИЗО и лично поздравил каждого заключенного с наступающим праздником, желая всего наилучшего. А камер в Тверском СИЗО больше двухсот!
Но до него целый год моего заключения пришелся на другого начальника, и я успел узнать обо всем, что ты рассказала, на своем опыте. Эти нарушения, описанные в твоем письме, вообще, как я понял, типичны для нашей пенитенциарной системы.
Сейчас знакомлюсь с «Концепцией поисковой активности», трудом психофизиолога Вадима Ротенберга — просто потрясающе, как его стройная конструкция все объясняет, варварскую мелочность и особый цинизм неправильных, бесчеловечных тюремных начальников — в том числе.
Что такое удары ногами по почкам за то, что стоял у окна? За то, что в неположенное время присел на кровать? Что такое бокс для многочасового ожидания, где нет скамейки, окна и вентиляции, зато стены изляпаны кровью, а на полу валяются зубы? Это было при том, другом начальнике, и сейчас вспоминается как страшный сон, но я знаю, что это такое.
Знаю, что такое, когда в карцере отнимают питьевую воду. Но у девчонки… Знаю, как даже самые «крутые» сокамерники боятся подтвердить правду о нарушениях, опасаясь мести администрации… Но, черт возьми, когда речь идет о девчонке… Как-то нигде не укладывается.
Ты очень сильная боль, Надежда. И тебя слышно, как бы эти шарлатаны, в погонах и без, ни пытались выставить твои импульсы в обманном мраке своих «экспертиз», представить болью мнимой, фантомной.
Сами они фантомные, поэтому ничего у них не получится, по большому счету. Кто сам настоящий, кто в порядке и с головой своей дружит, тот знает, тот чувствует, что ты — настоящая. И верит тебе. Сигналь.
Обвиняемый в совершении особо тяжкого преступления против государства и власти,
Илья Фарбер. Письмо и фото опубликованы на сайте zekov.net