Защита прав
Тюрьма для редактора
Юрий Филатов
Случившееся в мае 1906 года во Владивстоке заставило говорить весь город. В тюрьме оказался издатель, он же редактор городской газеты «Владивосток» Николай Владимирович Ремезов.
С властями Николай Владимирович начал не ладить еще во время службы в межевом отделе Уфимской губернской земельной управы, где занимался «приведением в известность количества крестьянских и башкирских земель и платежей за них». Молодой чиновник отнесся к порученной работе со всей ответственностью. Он собрал многочисленные сведения о расхитителях казенных земель в Заволжье, узнал имена их высоких покровителей, а потом все это «привел в известность» на страницах газет «Волжский вестник», «Казанский биржевой листок» и «Нижегородские вести».
Шум поднялся большой. Статьи перепечатали столичные газеты. В Предуралье зачастили правительственные комиссии, и полетели чиновничьи головы.
Николай Владимирович в 1891 году переезжает на Дальний Восток, а в 1892 году становится жителем Владивостока и владельцем газеты «Владивосток». На ее страницах и раскрылся полностью характер Николая Ремезова, «ревностного заступника угнетенных и слабых», как писали о нем петербургские газеты.
В первом номере он призвал к сотрудничеству с редакцией всех: «...кто помнит «забытые слова», кто верит в силу правдивого печатного слова». В результате этого обращения добровольными корреспондентами стали жители Каторжанки (современной Первой Речки) и служащие городской управы, приказчики торговых домов и мелкие чиновники канцелярии губернатора.
Уничтожение леса в окрестностях города, взяточничество в Областном правлении и загаженная спичечной фабрикой купца Суворова речка Седанка - обо всем этом рассказывали газетные страницы. И всегда назывались имена виновников случившегося. Обиженные несли жалобы в суд.
Кто только не побывал истцом! Городской голова и полицмейстер, владельцы торгового дома и хозяин кожевенной - заводчик Жуклевич, запакостивший заводской гадостью речку Лянчихе. Оказался в числе жалобщиков и собрат по перу, редактор газеты «Дальний Восток» Панов. Вскоре достопримечательностью редакции стал большой, тюменской работы сундук, в который складывались решения судов всех инстанций.
А врагов Ремезов наживать умел. В газете появилась статья о хищении шкурок на котиковых промыслах и причастности к этому офицеров Сибирской флотилии.
Ее командующий, контр-адмирал Чухнин, обратился к господину редактору с вежливой просьбой сообщить, кто является автором материала. Так как, по мнению адмирала, это, несомненно, офицер флотилии, то, передав материал в газету, он нарушил один из пунктов Устава.
Но господин редактор, вероятно по заносчивости нрава, ответил явно с неуважением к чинам: «... Для судебного преследования служебных лиц не считаю себя вправе этого делать, так как авторство составляет тайну редакции, и полагаю, ни один редактор не сообщит сведения для судебного преследования». Между прочим автором этой статьи был лейтенант Петр Петрович Шмидт.
Ответы подобного содержания часто получали и военный губернатор Приморской области, и его ближайшие помощники. А их недовольство было посерьезней, чем ябеды о диффамации, с которыми бежали в суд фабрикант Жуклевич и редактор Панов.
Редактору предъявляли обвинение по знаменитой 129 статье Временного Уложения об уголовных наказаниях «За подрывную деятельность против существующего государственного строя». Кстати, по нынешним меркам кара была не такая уж суровая. Штраф до 1000 рублей, либо отсидка до 6 месяцев. Гораздо хуже было попасть по 103 статье «Об оскорблении Их Величеств равно особ царствующего дома». Штраф по ней доходил до 10 000 рублей, а отсидка до одного года.
Но Николай Владимирович куражу не терял, а приятелям объяснял просто: «Денег на штрафы нет, и они меня в тюрьме бы сгноили. Ежели мне по всем приговорам сесть, - в тюрьме и умереть. Да мне везет. Тюрьмы на меня нету! На гауптвахту меня посадить невозможно - я не военный. А в тюрьму - дворянского отделения нет. Содержать меня и негде! Приговоры и остаются без исполнения. На меня вице-губернатор зубы сгрыз. До личных столкновений доходит. В Морском собрании, на встрече Пасхи, кинулся: «В тюрьме сгниете».
«Никак нет, - говорю, - ваше превосходительство. Вы сначала для меня тюрьму выстройте!» А кредитов им не дают. Ежели тут из привилегированных, кроме меня, никого нет. Страна благодатная! Не для одного же меня правительству тюрьму строить!»
Потому и появлялись на страницах газеты заметки следующего содержания:
«Установление городской управой налога на ввозимые во Владивосток строительные материалы по всей вероятности сильно поднимет стоимость построек и строительных работ в городе. Вообще, как говорят многие, «жить здесь становится всё тяжелее и тяжелее».
«В нашем городе растет безработица, а городская власть ничего не предпринимает. Наш работный дом очень часто переполнен рабочими, не находящими себе работы. Ночлежка местная также очень часто переполнена. Но этот воз тянет лишь одно Благотворительное общество. Нищенство на улицах растет и растет, и нет от него нам прохода. Нам кажется, что городской управе пора принимать соответствующие меры, пока не случилось то, что она просто не будет знать, что делать».
Естественно, глава городской администрации заваливал суд исками и жалобами, требуя унять «наглого» редактора. В городе она даже получила название «войны с прессой». Суд налагал на него штрафы или предлагал «посидеть» в казенном заведении; а с того как с гуся вода. Денег у него нет, а тюрьму для дворянина Ремезова надо еще построить.
Особую тюрьму власти для строптивого редактора строить не стали, а просто во время русско-китайской войны на основании закона о военном положении административно выслали его за пределы Приморской области.
Вернувшись в город после знаменитого Манифеста от 17 октября, объявившего о свободе и всеобщем равенстве, Николай Владимирович почему-то решил, что теперь все можно. На страницах «Владивостока» снова появились правдивые заметки о жизни города.
Но особое негодование в штабе крепости вызвали материалы о расстреле демонстрации на привокзальной площади и о разгоне и избиении казаками на Покровском кладбище участников похорон жертв этого расстрела.
Газету немедленно закрыли, а редактора привлекли к ответственности все по той же 129 статье. Ремезову было предложено либо уплатить штраф 500 рублей, либо отправиться в только что отремонтированную тюрьму, что расположена как раз напротив кладбища.
Так как октябрьский манифест сословные ограничения и особые отделения для содержания лиц дворянского происхождения в местах временного заключения отменил, то и проблема с местом на нарах для редактора Ремезова отпала сама собой. Денег у издателя «Владивостока», естественно, не было, все съедала газета. После положенной недельной отсрочки Николай Владимирович был помещен во владивостокскую Николаевскую тюрьму в одну камеру с местным ворьем, конокрадами и спиртоносами.
Чем он там занимался три месяца и две недели, сейчас трудно сказать. Может быть, консультируясь у сокамерников, составлял «Словарь истинно русских выражений», или же писал энтомологическое исследование «Мир насекомых российской кутузки» - все вполне возможно, редактор был человеком не без способностей.
Сейчас это не так уж и важно. Просто сегодня мы вспомним, что 98 лет тому назад в мае 1906 года во Владивостоке впервые оказался в тюрьме за профессиональную деятельность журналист, редактор городской газеты Николай Ремезов, чьим журналистским принципом было:
«ПИШИТЕ ПРАВДУ, только ПРАВДУ». Слова из Высочайшего указа.
Юрий Филатов.
Другие статьи номера в рубрике Защита прав:
